Р. Стайн - Не ложись поздно
— Народу недостаточно. Спалят, — сказал он, но все же направился к бару. — Кока-кола подойдет?
Сэралинн закатила глаза:
— Да уж, роскошно.
Я засмеялась, глядя, как он идет к бару.
— Вот не думала, что Нейт такой трусишка!
Сэралинн даже не улыбнулась.
— Он как-то уже попадался, — сказала она. — В прошлом году. С фальшивыми документами. Поимел кучу проблем. Предкам потом пришлось задействовать кое-какие связи, чтобы отмазать его от комиссии по делам несовершеннолетних.
Я заморгала:
— Серьезно? Не знала…
— Ты о нем много чего не знаешь, — сказала она.
Я уставилась на нее. Какие странные слова. Зачем она так старается подчеркнуть, что знает о Нейте больше, чем я?
Без сомнения, здесь действительно происходило что-то, о чем я не знала. Разумеется, я в городе новичок. Мы с Сэралинн и дружим-то без году неделя. Мы могли болтать часами, но только сейчас я поняла, что не так уж хорошо знаю ее.
Может статься, Нейт интересен ей куда больше, чем она показывает?
Нейт вернулся с кока-колой. На сцене Айзек сотоварищи взяли инструменты.
— Всем привет, — прокричал Айзек в микрофон, — мы — «Черные Дыры», и мы принесли вам року!
Они заиграли. Музыка гремела так, что дрожал пол, отдаваясь буханьем у меня в груди. Гитара Айзека ревела и завывала. Он запрокинул лицо к потолку и наяривал, крепко зажмурившись.
Нейт обнимал меня одной рукой за талию. Другой рукой он показал большой палец вниз. Потом засунул два пальца в рот и издал рвотный звук.
Он был прав. Группа была ужасна. Даже грохочущие вибрации не могли скрыть того факта, что ребята играют кто в лес, кто по дрова.
Как минимум двадцать или тридцать человек стояли возле сцены, наблюдая и слушая. Как только песня закончилась, мы закричали, зааплодировали и сделали вид, будто страшно довольны. Айзек не стал прерываться. Он тут же перешел к следующей песне. Звучала она в точности как предыдущая.
— Это невыносимо! — прокричал Нейт мне в ухо.
Эта песня продолжалась, наверное, минут пятнадцать. У меня возникло чувство, что группа попросту не знает, как ее закончить. С чего Айзек взял, что они готовы к публичному выступлению?
Когда музыка, наконец, стихла, у меня звенело в ушах. Тем временем, клуб заполнялся народом. Большинство посетителей пришли послушать «Пережиток Психоза».
Я начала протискиваться к сцене. Айзек и его товарищи отсоединяли инструменты. Вид у Айзека был безрадостный.
Столпотворение было — не протолкнешься. Я врезалась в какую-то девушку, отчего та чуть не расплескала свое пиво. Помахала Айзеку, но он стоял с опущенной головой и не видел меня.
Обернувшись, я обнаружила, что потеряла в толпе Нейта и Сэралинн. Вглядываясь в пульсацию красных огней, я никак не могла найти их.
Чья-то рука поймала меня за запястье.
— Нейт?
Нет.
Я повернулась и увидела смотрящую на меня Саммер Лоусон. Ее медно-рыжие волосы свободно ниспадали на плечи. В зеленых глазах играли вспыхивающие огни.
Одета она была в белую блузку, расстегнутую почти до живота, и черную мини-юбку поверх черных колготок. Как обычно, на руках ее красовались разноцветные пластиковые ожерелья всех видов, а из ушей свисали длинные серьги.
Всякий раз при виде нее я первым делом думала, до чего же она красива. Как богиня какая-нибудь, честное слово.
— Саммер? — Я попыталась высвободить руку, но она держала крепко. Она приблизила лицо к моему уху. Ее духи пахли цитрусами: не то грейпфрут, не то лимон.
— Нам надо поговорить, Лиза.
Я опять попыталась вырвать руку. Наконец, она отпустила меня.
— Что ты имеешь в виду? — прокричала я, перекрикивая окружающий гам. — В чем дело, Саммер?
— Нам надо поговорить, — повторила она. — Серьезно. О Нейте.
— Нейт? А что насчет Нейта? — крикнула я.
Глаза ее словно бы померкли. Она прижалась губами к моему уху.
— Ты в беде, Лиза, и даже не понимаешь этого.
Кто-то толкнул меня сзади, и я врезалась в Саммер.
— Извини, — пробормотала я.
Обернувшись, я увидела Нейта, протискивавшегося мимо двоих парней в серых толстовках. Когда я снова повернулась к Саммер, ее уже и след простыл.
Странно.
Нейт подошел ко мне и протянул новую бутылочку кока-колы.
— Это что, была Саммер?
Я кивнула.
Он нахмурился:
— Чего ей было надо?
Я пожала плечами.
— Без понятия. Не знаю, что с ней такое. Но она меня реально пугает. Все время предупреждает о тебе.
Нейт засмеялся.
— Небось, хочет рассказать, какой я клевый. — Он обнял меня рукой за талию и повел к выходу. — Выкинь ее из головы, Лиза. Она просто ревнует. Вот и все.
Он поцеловал меня, долгим, сладостным поцелуем.
Тут не в ревности дело, думала я. Это точно предупреждение. Она пытается сказать мне, что я в беде.
Внезапно губы Нейта показались мне холодными. И я не могла сдержать леденящую дрожь, прокатившуюся по спине.
26В понедельник, серый прохладный день, грозивший дождем, я забирала Гарри из дома его тети Элис. Обоих я обнаружила на кухне. Гарри стоял коленками на высоком табурете, размешивая в большой миске какую-то темную массу.
— Вот, пирожные делаем, — пояснила Элис. — Собственно, это Гарри делает пирожные. Я так, на подхвате.
Гарри запустил пальцы в миску, выудил оттуда комок шоколадного теста и отправил в рот.
— Прекрати, — возмутилась Элис. — Оно же сырое.
— Я кушал сырое тесто для печенек, — заявил Гарри. — Чем для пирожных хуже? — Он протянул мне палец, чтобы и я могла лизнуть.
— Если слопаешь все тесто, не будет пирожных, — сказала Элис. — Так что размешивай дальше.
После этого она вытащила меня из кухни и отвела в маленький кабинет на другом конце коридора.
— Гарри здорово к тебе привязался, — призналась она шепотом. — Только о тебе и говорит.
— Замечательно, — сказала я. На щеке у Элис темнело пятно шоколада. Я обратила ее внимание. Она вытерла его двумя пальцами.
— Когда пирожные готовит восьмилетний повар, недалеко и испачкаться, — сказала она. — В общем, мне сдается, вы отлично проведете время.
Я почувствовала ледяную дрожь на загривке. Внезапно представилось демоническое создание на лестничной площадке, Гарри, прячущийся в стенном шкафу…
— А Гарри не рассказывал о чем-нибудь… чем-нибудь… — я замялась. — О чем-нибудь странном?
Элис прищурилась:
— О странном? Нет. Сказал только, что ему было весело.
— У меня рука уже болит! Долго еще мешать? — крикнул Гарри из кухни.
— Сейчас приду! — откликнулась Элис.
Я испытала внезапный порыв признаться ей. Рассказать обо всем, что произошло в первый вечер в доме Гарри.
Поймет ли она?
Разумеется, нет. Наверняка скажет Бренде, что у меня не все дома. Посоветует больше не прибегать к моим услугам. Я поняла, что лучше всего держать язык за зубами.
Но вдруг это повторится? Что если незваный гость снова нагрянет в дом?
Нет. Не может быть.
— Я рада, что нравлюсь Гарри, — сказала я. — Я сама к нему привязалась. Он совершенно очарователен.
Алиса пообещала испечь пирожные к следующему визиту Гарри. Я уже подводила его к дому, когда зарядил дождь.
Мое сердце учащенно забилось, едва мы вошли в дом. Взгляд немедленно устремился на вершину лестницы. На кухне я стала разогревать приготовленный Брендой для Гарри ужин. Каждый скрип, каждый шорох, каждый тихий звук заставлял меня напрягаться всем телом.
Я была на взводе.
Даже Гарри заметил, что я напряжена.
— В чем дело, Лиза? — спросил он, уплетая свой ранний ужин. — Ты какая-то нервная.
— Нет. Я в порядке, — солгала я. — Так… о школьных делах задумалась.
После десерта я спросила Гарри, дала ли ему Элис домашнее задание.
— Вроде нет, — ответил он, почесав в затылке. — Не помню.
Я засмеялась:
— Вот же врунишка! Все ты помнишь.
Он пощекотал меня под подбородком. Каким-то образом он прознал, что я очень боюсь щекотки в том месте.
— Лиза, я буду тебя щекотать, пока не дашь поиграть в приставку! — лукаво заявил он.
Деваться было некуда. Пришлось пойти на попятную. Он обожал резаться в нескончаемую игру под названием «Конфетная катастрофа». Какое-то время я смотрела, но уж больно игра была скучная.
— А другие любимые игры у тебя есть? — поинтересовалась я. — Как можно играть в это целый час?
— А мне нравится, — заявил он, не сводя глаз с экрана, на котором сыпались разноцветные конфеты.
— Но другой у тебя нет?
Он помотал головой.
— Мама купила мне игру про монстров. Но мне не нравится. Слишком страшная.
Игра про монстров?
Я содрогнулась. Снова представила демоническое создание. Увидела это гадкое, искаженное лицо, таращившееся на меня снизу вверх.
