Мони Нильсон - Цацики и любовь
— Да, когда ты не на гастролях.
— Теперь я не скоро смогу отправиться в путешествие. Не раньше, чем Рецине исполнится год.
— Вот и хорошо, а потом присматривать за ней будем мы с Йораном.
— Повезло ей со старшим братом!
Сейчас Мамаша с Шиповником писали новые песни. Шиповник последнее время все возмущался, мол, какие они с Мамашей мятежники: у обоих семья и дети, да и зарплаты у них слишком высокие. Им бы теперь куда больше подошло название «Пошлости заложники».
Шиповник и фокусница Элин переехали за город. Элин перестала глотать огонь и вытащила из пупка алмаз. А зря, считал Цацики.
Последний раз, когда они были у них в гостях, Мамаша спросила, не хочет ли Цацики тоже так жить?
— Ни за что! — ответил Цацики. — Только на Кунгсхольмене!
В классе их было тридцать. Слишком много, учитывая, что во время уроков всем приходилось сидеть в одной классной комнате и что они не очень хорошо знали друг друга.
Цацики на уроках почти не отвечал и почти ничего не успевал. Кристиан и Стоффе, сидевшие напротив Цацики и Пера Хаммара, всё время ссорились, болтали и травили пошлые анекдоты. Трудно было не слушать, хотя Цацики старался затыкать уши.
На замечания учителей Стоффе не обращал никакого внимания. Вчера, когда Гунилла на него рассердилась, он даже сказал ей fuck you[6]. За что Гунилла выставила его за дверь.
— Да мне плевать, — хамски заржал он, хлопнув дверью.
Зато Кристиан немного утихомирился, и Цацики успел решить две страницы с примерами. Цацики считал, что лучше бы Стоффе целый день сидел в коридоре, но боялся сказать это вслух.
Среди девочек и среди мальчиков Стоффе считался самым крутым в классе. Он отлично играл в футбол и баскетбол, смотрел все взрослые фильмы и модно одевался.
— Чтобы считаться крутым, надо заниматься спортом, — вздохнул Цацики. — Тогда все захотят с тобой дружить.
— Ерунда, — фыркнула Мамаша. — Ты не прав, к тому же друзей у тебя полным-полно.
— Это да, но когда мы делимся на команды — на физкультуре, футболе или брэнболе, меня никогда не выбирают. Думаешь, приятно всегда оставаться последним?
— Да ладно, — удивилась Мамаша. — Неужели в школе до сих пор так делятся на команды?
— Ну конечно. Все же хотят, чтобы в их команде играли лучшие игроки.
— Бедный, — пожалела Цацики Мамаша и грустно посмотрела на него. — Ты сильно переживаешь?
— Да нет, у Цзе и Калле дела еще хуже, — ответил Цацики и перевел разговор на Рецину.
Ведь мало ли что Мамаше взбредет в голову — еще заставит его заниматься футболом или баскетболом или пойдет в школу и отругает учителя физкультуры. Она ведь могла выкинуть что угодно, и это немного напрягало Цацики. Она не понимала, что Цацики, возможно, не хочет выделяться, что его вполне устраивает такое положение — быть не сильным и не слабым, а в меру незаметным.
Правда, в прошлый раз Цацики действительно расстроился, когда его выбрали последним. Стоять и ждать, что тебя выберут, было мучительно. Поэтому Цацики перестал играть в футбол на переменах. Калле и Цзе тоже.
Хуже всех играл Цзе. Он был из Китая и учился лучше всех в классе. Он все время занимался, потому что его родители решили, что он станет нейрохирургом. А тут уж хочешь не хочешь надо быть лучшим. Он никогда не задерживался после уроков и всегда сразу ехал домой и по многу часов делал уроки, даже если ничего не задавали. А по выходным он ходил в китайскую школу.
Цацики было жаль его. Хорошо еще Мамаша не считала, что Цацики должен быть лучшим в классе. Да он бы и не смог. Ведь кроме уроков в его жизни было столько всего увлекательного. Кататься на скейте и играть или просто ходить в парк.
В хорошую погоду в парк приходило полкласса. Иногда они шли к рампе и смотрели на настоящих скейтбордистов. Там Цацики стеснялся кататься. Зато Пер Хаммар не стеснялся, хотя всё время падал. Он был весь в синяках. Но большие мальчики были добрые и учили его всяким трюкам.
Классно было пойти гулять после обеда, пообещав вернуться в определенное время. Маленьким детям никогда не говорили, в котором часу приходить домой, потому что они не выходили по вечерам одни. В прошлом году Цацики это тоже не разрешали. Но ему и не хотелось. В этом году он должен был приходить домой в половине восьмого. В это время на улице было уже темно. Расставшись с Пером Хаммаром, Цацики со всех ног мчался домой.
В темноте он чувствовал себя маленьким, хотя ходил в четвертый класс и считал себя взрослым.
Алый поцелуй разлуки
— Тебе кто-нибудь нравится? — как-то спросила Юлия, когда они вместе возвращались из школы.
— Да, — ответил Цацики. — А тебе?
— Да, — ответила Юлия и густо покраснела. Она хотела, чтобы их группа, «Фракрок», снова начала выступать. А Цацики не хотел, потому что Пер Хаммар забросил гитару. Кроме песни про хот-доги, которую Цацики уже слышать не мог, Пер Хаммар так ничего и не выучил.
— Но мы ведь можем играть и без него, — предложила Юлия. — Я вот написала песню. Если хочешь, я могу как-нибудь зайти к тебе показать.
Юлия снова покраснела. Цацики тоже вдруг взял и покраснел. В ушах неприятно зашумело, когда до него дошло, кто нравится Юлии.
Юлия была милая и красиво пела, но ой-ой-ой! Ведь он влюблен в Сару, только в Сару!
— Слушай, я ужасно спешу, — вдруг сказал Цацики и бросился на красный свет. Какой-то водитель раздраженно ему засигналил, зато ему удалось убежать от Юлии. На следующий день он даже смотреть на нее боялся. Зато с Сары он глаз не сводил.
Пер Хаммар и Цацики сидели впереди, поэтому Цацики приходилось часто оглядываться во время урока, чтобы проверить, как там Сара.
Стоило ему обернуться, как Элин начинала истерично хихикать и щипать за руку Сару, которая тоже начинала хихикать.
Цацики не понимал, чего они смеются. Он вообще перестал понимать Сару. Вместе они или нет? Может, ему лучше начать встречаться с Юлией? Потому что ему определенно хотелось, чтобы у него была девушка. Очень хотелось.
В четвертом «Б» всё кипело от любви. Стоффе встречался с Марией Грюнваль, Хесус — с Сандрой, Кристиан — с Ким. После школы они часто ходили домой к Стоффе смотреть кино, а на уроках девочки писали мальчикам записки. Цацики им завидовал. Ему тоже хотелось получать тайные записки.
Сара за лето выросла — вчера, стоя за ней в очереди на завтрак, Цацики заметил, что она его обогнала. Может, поэтому она его разлюбила? Может, она не хочет встречаться с коротышкой?
Так близко он не стоял с ней рядом с тех пор, как они танцевали медленный танец в уборной. Тогда они были одного роста. Ее длинные светлые волосы красиво переливались. Цацики не удержался и потрогал их.
— Отстань! — сердито огрызнулась Сара и обернулась. — А, это ты?
Сара улыбнулась, и сердце Цацики заколотилось. Он глуповато улыбнулся в ответ и посмотрел на Пера Хаммара, который стоял рядом со Стоффе и болтал о футболе.
Ну почему, почему ему только десять? Почему Сара бросила буги? Почему любовь — это так сложно?
Цацики так ждал буги, что бегом бежал на первое занятие. Но ни Сары, ни Расмуса-Элвиса там не было. Новый учитель проверил список учеников, но их фамилий там не оказалось.
— Тогда я тоже не буду ходить, — расстроенно заявил Цацики и пошел домой.
На следующий день он спросил Сару, почему она бросила.
— Потому что мы с Элин решили ходить на сальсу, — ответила она. — Это гораздо интереснее.
А может, Сара бросила буги, потому что не хочет с ним больше встречаться, но боится об этом сказать? От этой мысли любовь Цацики стала еще сильней. Никто никого не любил так, как он Сару.
— Так всегда, — сказала Мамаша. — Невозможное манит больше всего.
Цацики взял самую красную Мамашину помаду и ярко накрасил губы. Потом он поцеловал зеркало в ванной алым поцелуем разлуки. Получился красивый ровный отпечаток.
— Ой! — испугался Йоран, распахнув дверь в ванную. Он в ужасе уставился на кроваво-красный рот Цацики.
— Что, уже и уединиться нельзя в этом доме? — недовольно пробурчал Цацики.
— Почему же… — смутился Йоран. — Я просто хотел позвать тебя на карате. Но если не хочешь, не надо…
Йоран не мог оторвать взгляд от накрашенных губ Цацики.
— Можно сходить, — ответил Цацики. — Все равно делать нечего.
Карате
Внезапно любовь перестала приносить Цацики одни огорчения. Наоборот, она стала чем-то веселым, увлекательным и волнующим.
В классе сидела самая симпатичная девочка на свете, и он ей нравился. Тому были доказательства — письма Сары, которые Цацики хранил запертыми в шкатулке, чтобы никто не мог их прочесть.
Мамаша сгорала от любопытства. Всякий раз, когда очередное письмо падало на пол в прихожей, она умоляла Цацики дать ей почитать. Цацики не соглашался. Любовные письма — личные, их не дают читать маме. Цацики показывал их только Перу Хаммару, потому что тот разрешал ему читать письма Элин. Все-таки они были кровными братьями.
