KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детская литература » Детская проза » Яромира Коларова - О чем не сказала Гедвика

Яромира Коларова - О чем не сказала Гедвика

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Яромира Коларова, "О чем не сказала Гедвика" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— А посуда? Грязную вы что, выбрасывали?

— Нет, что вы.

Кто же это посуду выбрасывает? Не понимаю, как мама могла за него выйти. Да еще оставляет меня с ним одну.

Уж лучше лечь спать после обеда, чем видеть его змеиные глазки. Королевский удав. Буду называть его удавом. Марек называл его зверем. Красавица и зверь. Но удав лучше, Звездочка и удав.

Знал бы он, о чем я сейчас думаю. Так бы меня стукнул, что от меня бы только мокрое место осталось. У Пржемека была такая присказка: стукну раз — прямо в глаз, стукну второй — голова долой.

Я прыснула, не выдержала, а он говорит маме (она уже детей уложила и мыла посуду), какая индифферентность. Просто невообразимо, какая индифферентность. А она покраснела.

И вдруг ни с того ни с сего крикнула:

— А что же мне делать, скажи бога ради! Скажи! И слезы полились по ее щекам.

— Терпеть не могу истерик.

И ушел в сад, одно слово — удав!

Мама Звездочка всхлипывает, вся дрожит от плача, я никогда не думала, что взрослым может быть так же горько, как и нам.

— Мамочка, мы с Мареком тебя в обиду не дадим, не бойся. Она оттолкнула меня и еще сильнее заплакала, лицо опустила на руки и все повторяет: «Кому я что сделала, кому я что сделала?».

Я легонько поглаживаю ее красивые волосы, сердце у меня разрывается, оттого что она плачет, но я счастлива, что осталась с ней одна.

У меня есть бабушка. Но не настоящая, потому что настоящие бабушки старые и ходят в платочках. Моя бабушка почти молодая, носит белокурый парик, красит веки и губы. Платье у нее как у дамы, из-под него выглядывает кружевная комбинация, а в общем — тьфу!

Наверное, я ее любить не буду.

Она осматривает меня издали и вблизи, даже очки надела.

— Гм, гм, ну, допустим. Что допустим?

И следит за мной, куда бы я ни ступила.

— В кого она, как ты думаешь?

Это она говорит маме, а имеет в виду меня. Но почему я должна быть в кого-то?

— Теперь уж делать нечего — не проверишь. Я голову бы тогда дала на отсечение, что не протянет.

Она думает, что я полная дура, но я, между прочим, прекрасно все понимаю, хотя обо мне говорят, будто о какой-то вещи.

А у меня, кстати, есть свой папа, он приедет ко мне и поведет меня в кондитерскую, будет пить кофе, а я уплетать трубочки, и я все ему расскажу, вот бабке досадно станет.

И мама не хочет ее слушать, это даже очень заметно.

— Оставь, пожалуйста, помолчи.

— Удивляюсь тебе, дочка, я бы этого так не оставила. Дело твое, но тебе это может дорого обойтись! Мало ли что еще он выкинет, этот тип!

Мама велела мне выйти, но все равно я слышу каждое слово. Бедняжка, у нее из-за меня одни неприятности. Какая же она несчастная с такой злой матерью, а у меня мамочка добрая, красивая и добрая.

Порадую ее. Пойду выброшу мусор. Только удастся ли поднять крышку бака. Если бы Блошка был во дворе, я попросила бы его придержать крышку. Он низенький, но сильный.

— Блоха, Блошка!

Сразу примчался. Ну и гремят же эти баки!

— Подожди!

— Что это? Ты мне чуть пальцы не прищемил.

— А чего ты их туда сунула?

— Подними! Подними-ка повыше.

Папино письмо. Точно. Но от конверта остался лишь обрывок, там написано «Гед…», это мне письмо, а они его выбросили, не отдали мне, порвали письмо от моего папы и бросили, они только и знают, что все выбрасывать.

— Мне надо найти все письмо. Обязательно!

В баке только маленькие клочки бумаги. На одном написано «был», а другой чистый.

— Что с тобой, Киса? Не плачь.

— Это от папы. Они мне не отдали и выбросили.

Он открыл крышку и стал искать вместе со мной, слезы заливают мне стекла очков, я почти ничего не вижу, мне не хочется плакать, но слезы текут сами. Не волнуйся, утешает меня Блошка, мы все найдем.

Он лезет в бак, он просто играет, глупый мальчишка, а мне нужно знать, что пишет мне мой папа, что он мне пишет.

И вдруг меня зовет мама. Зачем я ей понадобилась?

— Только не болтай, Блошка, никому не рассказывай, прошу тебя.

— Я все найду, не бойся.

Из бака торчат только его ноги, знала бы мама, что я играю с Блохой, она была бы довольна, ведь его папа доцент. Но я ей все равно ничего не расскажу.

— Ты соображаешь, что делаешь? С мальчишкой роешься в мусоре, надо же!

— Чего от нее можно ждать?

Бабушка на меня кидается, вот буду называть ее бабища, бабища размалеванная, намазанная, противная, подстроить бы ей что-нибудь, но мне ничего в голову не приходит, Пржемек бы сразу смекнул, можно было бы подсунуть ей в туфлю кнопку или привязать к поясу мышь, вот бы крику было, или положить живую мышь в карман, или хоть червяка, вот бы визжала!

— Ты чего смеешься, Гедвика? Видно, у нее не все дома.

— Тебя это удивляет? У, бабища!

Катержинке принесла носовые платочки, один лучше другого, с разными зверушками, Мареку книжку, может, он мне даст почитать, он еще во втором классе, а у него уже своя полка с книгами. А мне отвели один ящик в кухне и столик, который надо все время складывать, чтобы места не занимал.

Про меня бабища, конечно, не подумала, ну и пусть, все равно я бы выбросила, если б она мне что-нибудь принесла.

А вообще она ничего, бывают хуже, на, говорит, это тебе, положи в копилку, а откуда у меня копилка?

Надо бы ей эту монетку вернуть, но что делать, ведь мне так нужны марки. Когда я вырасту и буду сама зарабатывать, я ей вышлю, а теперь никак не могу.

Теперь вся надежда на Блошку, но, может, ему надоело копаться в мусоре или мама позвала домой. Его маму я знаю, она работает в поликлинике, куда моя мама ходит с Катержинкой; такая же толстенькая, как Блошка, на щеках у нее ямочки и носит жакет из оленьей замши. Блошка сказал, что замша не из оленя делается, а из газели.

Вот молодец, Блошка, будто услышал, что я зойу его на помощь. После ужина звонок, входит он и спрашивает, не унесла ли я случайно его тетрадь по математике, он, мол, ее обыскался. И при этом подмигивает. Как хорошо, что постель еще не постелена и я еще не в пижаме, которая висит на мне как на вешалке. Пока мы ищем вместе тетрадь, он подсовывает мне письмо, уже склеенное, и шепчет: тут куска не хватает, но все равно понятно.

Тетрадь мы, само собой, не нашли, и он как ни в чем не бывало говорит моей маме, у меня, мол, склероз, ведь я отдал ее Махачеку. И снова мне подмигивает, надо будет его завтра спросить, что такое к склероз, может, что неприличное. Но думаю нет, потому что и мама смеется.

Она даже провожает его до дверей и просто сияет от удовольствия.

— Это очень хороший мальчик, Гедвика, я очень рада, что вы сидите вместе, отец у него доцент, а мать — врач.

Это мы уже слышали, только не знаю, какое это имеет отношение к Блошке и ко мне. Конечно, даже самый никудышный доктор, который берет мазок из горла, не может быть противнее, чем наш ответственный. Даже зубной.

Сижу в уборной, хотела подождать, пока все уснут, но уже терпения Не было, только бы Блошка не разболтал, какой же тут плохой свет, чернила в письме местами размазаны, в глазах туман.

«Гедвика, девочка моя.

(Господи, папа, как давно я тебя не видела…)

Я узнал, что тебя отправили к маме. Замечательно, мама — это мама. Твоя мама хорошая женщина. Я завидую, что ты можешь быть с ней.

(А ты не можешь? Почему ты не можешь, папа? Почему мы не яможем быть вместе даже с Мареком и Катержинкой, а этот надутый Удав — ну его, все равно в кресла садиться нельзя и по ковру ходить


тоже нельзя, мы обойдемся и простыми вещами.)

Дела мои, девочка, плохи, я… и хотят сделать из меня сумасшедшего, но им это…

(Держись, папа, из меня тоже хотят, для них все сумасшедшие.)

Я хотел тебе что-нибудь послать, но ничего у меня нет, жди к рождеству. Я один-одинешенек, и мне очень тоскливо… ли ты обо мне иногда? Напиши мне хотя бы!»

Снова мне стучат, ни минуты покоя.

— Сейчас.

Опять у меня покраснеют глаза.

— А воду у вас в Моравии не спускали, что ли?

Дурак какой-то! При чем тут Моравия? Только вода у меня сейчас в голове.

Деньги на марки есть. Но где написать? Лучше всего в школе. Только бы нё пронюхали про письмо, вот было бы крику. Во все они нос суют.

Спрячу его в наволочку. Может, не будет шелестеть? Сложу в несколько раз.

Снова кто-то идет.

— Гедвика, ты спишь?

— Нет еще.

— Дай мне те Пять крон, что бабушка подарила, я куплю тебе носки. А то потратишь на ерунду.

— Хорошо.

Я всегда соглашаюсь, говорю «да, пожалуйста, хорошо», никак нё отважусь сказать «нет». Я знаю, надо защищаться, но у меня не получается.

Я купила бы марки, и почтовую бумагу, и открытки для ребят. Это вовсе не ерунда, я им еще ни разу не написала.

Я снова плачу, и снова мне холодно. Я тоже одна-одинешенька, папа. И мне тоже тоскливо. Ты хоть писать можешь кому хочешь, а я и этого не могу, мне вообще ничего нельзя.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*