Тамара Михеева - Две дороги - один путь
И была в этом квартале тайна. Дом над обрывом. Он стоял на самом краю оврага, был тёмный и хмурый, без признаков жизни. Петька никогда не видела в его окнах света, хоть, бывало, допоздна следила за домом. Никто никогда не выходил оттуда, и почтовый ящик давно покосился и покрылся бурой ржавчиной. Дом Петьку привлекал, как самая большая тайна на свете. Со стороны обрыва к дому было трудно подобраться, зато с другой стороны к дому вела лестница. И какая! Под стать дому! Как и фундаменты домов, она была выложена каменными плитами, отшлифованными тысячами дождей и ног. По обеим сторонам лестницы — заборы садов, только были они не из проволоки и не из дерева, а тоже каменные. Один сад был того самого дома, и в нем росли столетние лиственницы, а другой сад — соседнего дома, из-за его забора над лестницей склонялись яблони. Лестница плавно изгибалась в тени деревьев, поэтому издалека она была незаметна и даже в самый солнечный день казалась сумрачной.
Петька всегда поднималась по лестнице с лёгкой дрожью в коленках. Лестница упиралась в высоченную (до неба!) ограду с тяжёлыми воротами. На воротах была звёздочка. Когда-то она была красная, но теперь сливалась с деревом ворот. Сбоку — шаткая калитка. Дом — громада, молчаливая, грозная, полная тайн и загадок. Прошлой осенью Петька решилась. Всё равно дом пустой, это же ясно! А калитка так соблазнительно приоткрыта! И если выйти через сад к обрыву, то будет видно всё: пруд, и мамин квартал, и ближайшие горы, и дорога, ведущая в Новый город. А потом можно разбежаться и ухнуть с обрыва в обморочную пустоту стремительного полёта. Там такой скат, будто сотни ребят прокатились!
Петька зажмурилась и открыла калитку. Но не успела сделать и двух шагов, как непонятно откуда выскочил высокий старик с палкой наперевес, в широкой вылинявшей блузе, в соломенной шляпе на всклоченной седой шевелюре. Нос у него был орлиный, а глаза такие, что Петькино сердце дрогнуло.
— Ну?! — грозно спросил старик.
Петька бросилась наутёк. Может быть, это было малодушием (так Петька сама себе потом и сказала), но объяснить старику, что ей надо, она всё равно бы не смогла.
Петька добежала до колодца, села около него и расплакалась. Так было обидно! Такой дом! И вот кто там живёт! Да какая разница, кто! Главное, что живёт! Что дом не пустой! И нет в нём никаких тайн! И старик какой-то сумасшедший…
Потом Петька успокоилась и поняла, что старик тоже загадочный, а то, что он так набросился, тоже понятно: кому понравится, что без спроса к тебе кто-то в сад суётся? В общем, этот эпизод не лишил дом таинственности, и интерес Петьки к нему ещё больше возрос.
И вот прибегает Денёк! И что говорит! Тайный лаз в каменном фундаменте того самого дома!
Перед обрывом, на котором стоял дом, был пустырь. Небольшой, с жёлто-рыжей землёй, клочками блёклой полыни и сухой травы. Перед зарослями крапивы Петька и Денёк остановились. Оба были в шортах и футболках.
— Да… — выдохнула Петька. — Ты чего меня не предупредил, что такая крапива? Не пройти не проехать…
— Да я сам-то… забыл как-то, — буркнул Денёк и сказал жалобно, — может, вырубить? Найдём палки…
— Ага! И все увидят!
Выход был один. Не идти же переодеваться! Ещё не пустят… Ребята переглянулись.
— Ну? Была не была? — сказал бодро Денёк и протянул Петьке руку. Та вцепилась в неё и, закрыв лицо другой рукой, рванула вслед за другом в крапивный лес. Будто пчелиный рой набросился на Петьку и Денька. Но Петька только зубы сжала. Она загадала: если не пикнет ни разу, то всё будет хорошо, они исследуют тайный лаз и раскроют тайну дома. Краем глаза Петька глянула на Денька. Закрываясь рукой лицо, он прорывался вперёд, и лицо у него было такое, будто вокруг не крапива, а пули и огненные стрелы. Когда они выскочили из зарослей и уткнулись в камень фундамента, кожа на руках и ногах горела адским пламенем. Денёк хихикнул:
— Будем теперь в крапинку.
— Ага, — выдохнула Петька и тут же потребовала: — Ну, веди!
Она не пикнула в крапиве, всё теперь должно быть так, как загадано!
— Да куда вести-то? Вот…
В каменном фундаменте зияла дыра. Как раз такая, чтобы мог пролезть одиннадцатилетний тощий мальчишка. Все жилки у Петьки дрожали: то ли от страха, то ли от предвкушения.
— Идём? — стрельнул глазами Денёк.
На секунду у Петьки к горлу подкатил комок. Это был противный комок страха, что их поймает тот старик и — палкой их, палкой! Ну, не палкой, но всё равно. Ещё в милицию отведёт, всё-таки чужая собственность. Но Денёк смотрел на неё нетерпеливо и ничего не боялся, и Петька тряхнула головой, загоняя страх подальше.
— Идём!
Денёк полез первым, спрыгнул в неведомую темноту, высунулся оттуда. Протянул Петьке руку, помогая забраться.
Внутри было не так уж и темно. Прохладно. Земляной пол, а стены обиты грубыми досками. Сразу ясно, что хозяева сами этот ход сделали. Может, хранят здесь соленья-варенья. И никакой романтики! Ни клада, ни пленников жуткого старика, ни привидений…
— Пойдём? — горячим шёпотом спросил Денёк и щёлкнул фонариком. Тонкий лучик заскользил по полу, по бурой земляной пыли, по стенам и потолку.
Ребята двинулись вглубь подвала. Легкая дрожь под коленками у Петьки совсем прошла. Чего бояться-то? Не полезет же старик в это подземелье, тем более с утра пораньше. А они только посмотрят и уйдут. Темнота поредела. И вдруг… Петька даже присела! Луч Денькиного фонарика столкнулся с другим лучом.
— Попались! — пискнула Петька. Она даже хотела рвануть назад, но Денёк схватил её за руку, буркнул:
— Куда бежать-то уже.
Луч фонаря приблизился, ослепил.
— Ну что, голубчики, вам надобно? — спросил голос, молодой и веселый, как у Ивана.
— 3 —
Уже в сумерках Петька и Денёк возвращались домой, перебирая в который раз события этого дня. Тот, кто поймал их в подвале, оказался парнем лет девятнадцати-двадцати, смуглым, высоким, веселым. Звали его Егором. Он сначала вывел их из подвала в дом, отчитал как следует, а потом усадил за стол, налил по кружке (громадной, глиняной) чая, поставил на стол тарелку с пряниками и цукатами из арбузных корочек. Петька и Денёк сначала отказывались, но Егор грустно возмутился:
— Эгоисты! Я так сильно чаю хочу, но один же я не буду его пить, да еще с пряниками! Быстро за стол!
Пришлось забраться на высокие самодельные табуреты, тем более что желудки тихонько урчали от голода.
Сам Егор сел напротив и сказал:
— Ну, рассказывайте.
Петька и Денёк переглянулись. Что рассказывать?
— Зачем пожаловали? Просто так люди в чужих домах не оказываются.
Так-то оно так, но как об этом рассказать? О тайне, которая живёт в доме и притягивает как магнит? Денёк, запинаясь, рассказал про лаз в каменной кладке фундамента. Егор, кажется, понял их, улыбнулся. И перепуганные ребята улыбнулись в ответ.
Потом, после чая, Егор показал им Дом. Весь-весь, от чердака до подвала. Дом и внутри был необыкновенным.
— Ему на следующей неделе исполнится 111 лет, — сказал Егор, — его ещё мой прадед построил.
— Ух ты! — сказала Петька. — Почти наш ровесник. Без ста лет.
Егор развеселился, взлохматил ей волосы, сказал серьёзно:
— Приходите, отпразднуем.
— А… Можно?
— Ну, конечно! Справим ему настоящий День Рождения! С подарками, фейерверками…
— Ой, а… — заторопилась Петька, — Егор, а можно мы не вдвоём придём? Можно мы ещё с друзьями? Только нас много…
— Да конечно! И хорошо, что много! Всё, в четверг я вас жду, по рукам?
Они ударили по его жёсткой ладони, и Петька наконец-то решилась спросить про того старика.
— А, это дедушка, — ответил Егор. — Он сейчас на рыбалке. К вечеру подойдёт.
Петьке как-то неуютно сразу стало, даже зябко. Егор это заметил и спросил:
— А что, у тебя с ним связаны неприятные воспоминания?
Давясь от неловкости, Петька рассказала. Егор слушал серьёзно, потом махнул рукой:
— Ничего страшного, у него это бывает. А вообще-то он добрейший человек и талантливый. Вот пойдёмте, покажу.
Егор повёл ребят по сумрачному длинному коридору, потом по крутой скрипучей лестнице, залитой солнцем, потом толкнул обшарпанную дверь.
— Заходите.
Но Петька застыла на пороге. В светлой большой комнате с окном во всю стену всюду были духовые инструменты: трубы, саксофоны, флейты, тромбоны.
Была у Петьки мечта: научиться играть на горне. Тысячу раз видела себя в мечтах со сверкающим на солнце горном, в глубине которого живут стремительные, звонкие сигналы. После третьего класса даже поехала для этого в лагерь. Но пионерия уже распалась, в их городке как-то очень быстро исчезли красные галстуки, обязательное и поголовное вступление в ряды Всесоюзной детской организации отменили, и горны вместе с флагами и другими атрибутами были убраны в шкафы и кладовки. Правда, по настоятельной просьбе пожилого директора линейки проходили как раньше, горны и барабаны достали (а флаг сшили новый — трёхцветный), но в горнисты набирали только старших и только мальчишек. И вот в этом старом доме, в комнате почти под самой крышей — целый склад горнов и его собратьев. Но Петьку интересовали не кларнеты и саксофоны, а только незамысловатый горн, на котором, кроме сигналов, и не сыграешь ничего. Но зато как они взлетают в небо! А как звучит сигнал тревоги! У Петьки сразу сердце начинало бешено биться, будто она мчится на коне.
