Александр Пискунов - Волчий уголок
Дядя Петя в подобных делах настойчивостью не отличался. Это на рыбалке он мог невозмутимо держать удочку и вглядываться в темноту, когда уже нельзя различить поплавок, и рыба давно перестала клевать.
– Я вспомнил, – сказал он, – Сабанеев писал, что причиной лесных пожаров несомненно бывает трение дерева о дерево, хотя такие случаи крайне редки.
– Мы видели, – радостно вскочил Славик.
– Что? Пожар? – удивился дядя Петя.
– Нет. Дерево о дерево терлось. Помнишь, пап? Сосна и береза… Мы еще напугались, думали, стонет кто-то.
– У нас конечно от такого скрипа лес не загорится. Климат влажноват, – начал рассуждать отец. – Ну, а где-нибудь в Зауралье, когда в жару дуют сильные суховеи, да качаются сухостоины – не исключено. Вот, что бутылка, брошенная в лесу, может, как линза, сфокусировать солнечные лучи и поджечь подстилку, а потом и лес – это известно.
Славик думал о своем.
– Первобытные люди увидели, как деревья трутся, и научились добывать огонь.
– И сообщили Сабанееву, – язвительно заметил отец. Он продолжил серьезно: – Слышал много, но никогда не видел, как кресалом и трутом огонь добывают. Тоже не сложно, если умеешь. Полесовщики на промысел с кресалом ходили и не замерзали в снежной и мокрой тайге.
– О!.. – Славика осенило. – А если камень со скалы упадет на камень – искры посыплются и тоже могут поджечь сухую траву.
Взрослые переглянулись.
– Гипотеза не лишена основания, – нарочито вычурным языком сказал отец и уважительно посмотрел на сына.
– Вполне, – согласился дядя Петя. – Камнепад – это целый фейерверк, как не зажечь.
– Придется тебе, Славик, писать статью в научный журнал, – всерьез сказал отец. – Будут потом писать, что впервые гипотезу возникновения лесных и степных пожаров выдвинул известный молодой ученый Вячеслав Сергеевич…
– В какой только журнал статью посылать? – спросил дядя Петя.
– В «Юный пожарный», конечно же, – заулыбался отец.
Славик сначала подумал, что они говорят действительно всерьез. А что? Догадался первым он. Но он не жадный, пусть статью пишут другие.
– Если бы леса горели от таких только причин, то нас бы окружали дремучие дубравы. Спички и окурки наделали пожаров в миллион раз больше. Верно, Славик?.. – отец многозначительно посмотрел на сына.
Славик сразу вспомнил, как под елками разбегались огоньки, но ничего не сказал.
– Леса нас все равно не окружали бы. Что не сгорело – вырубили, – добавил дядя Петя.
Славику надоели разговоры. Он начал приставать к взрослым продолжать праздник. Они не торопились.
– Лучше я тебе расскажу, как мы в детстве играли, – сказал отец.
Они сели вокруг столика. Днем не тянуло к костру.
– Лучше поиграем. Рассказывать неинтересно.
– Сначала послушай, – не согласился отец. – Брали длинную ветку с сучками. Чем больше сучков, тем лучше. Втыкали в землю. У каждого игрока был свой отдельный крючок из сучка. Потом брали круглую палочку, расколотую пополам. Вот так… – Он ножом расколол кусочек липовой ветки. – Подбрасывали ее… Упадет двумя белыми половинками – повезло. Поднимаешь свой крючок на одну ступеньку вверх. Выпадут две черные – на один спускаешься. Разные лягут – остаешься на месте. Кто раньше доберется до верха, до «Москвы», тот победил. Проигравшему…
– Вы что, на деньги играли? – удивился дядя Петя.
– Нет. Проигравшему загоняли колышек поглубже в землю. Он должен был вытащить его зубами, что сделать непросто, после чего убегал. Остальные бежали сзади и смотрели, где он выбросит колышек. Если находили, все повторялось.
– Сурово, – сказал дядя Петя.
Славик не мог усидеть на месте.
– Давайте сыграем. Ну что вам стоит… Я все приготовлю.
Играть в «Москву» взрослые отказались.
– Так и быть, – смягчился отец. – сыграю с тобой в ножички.
Славик не возражал, хотя играть не умел.
Отец сел прямо на землю, три раза, словно проверяя мягкость почвы, воткнул ножик, бросая с близкого расстояния. Затем положил ножик на ладонь и кувыркнул его. Нож снова воткнулся в землю. Теперь он клал ножик на тыльную сторону ладони, на пальцы и повторял броски. Следующим этапом стали броски ножа с кувырком и втыканием, поставленного на колено, локоть, плечо и даже подбородок. Всегда нож втыкался. Наконец он вытер лезвие о штаны, взял в зубы кончик, вскинул резким движением головы… Нож воткнулся в землю.
Только на «росписи» сбился отец. Для этого надо было брать нож за лезвие и бросать кувырком подальше. Первый раз нож воткнулся, во второй – ударился обратной стороной. Угадать при броске количество оборотов нелегко. А «расписываться» приходилось три раза подряд.
Славик начал повторять. Скоро и у него получались все фигуры за исключением «росписи». Он долго учился завершающему игру броску, а когда устал и надоело, обнаружил, что взрослые уползли в шалаш спать. Решили, что праздник на то и праздник, чтобы отдыхать.
Славик их не тревожил.
* * *День закончился совсем буднично. Дядя Петя взял удочку и ушел на разведку – открывать новые «клевые» места, как называл их Славик.
Отец посмотрел на порыжевшие носки сапог и, не говоря ни слова, принес ворох бересты, содранной с упавшего дерева. Ржавую консервную банку он припас раньше – нашел на туристской стоянке. Как не старался Славик, ничего не мог придумать, что это он затевает. Оказалось, задумал выгнать самый настоящий деготь, чтобы смазать сапоги. Славику понравилась затея. Взялся помогать. Нарезал бересты и натолкал ее в банку. Крышку они обмазали глиной.
Банку закопали в угли костра, сверху подбросили хвороста. Ждали не очень долго. Отец сделал специальную рогульку вроде деревенского ухвата для горшков и смог вынести банку из костра не накренив. Пересохшая глина легко отвалилась, легко высыпались почерневшие кусочки. Со дна отец слил в берестяный кулек не больше наперстка черной тягучей жидкости.
Славик принялся заряжать вторую порцию, а отец пошел искать помазок. Он вернулся, когда Славик готовился сливать деготь. В руке отец держал букетик пушицы – белых и сухих похожих на ватные метелки цветков, что растут по болотам. Несколько цветков он связал в пучок, получилась кисточка, легко впитавшая в себя всю продукцию со второй перегонки.
Отец даже песню мурлыкал, пока чистил сапоги. Он снял их, самым тщательным образом промазывал все посветлевшие места, царапины, швы. Долго начищал, полировал голенища. После обработки блеск у них ухудшился, но отец остался доволен. Славик тоже чистил ботинки и все время нюхал кисточку. Ему нравился запах. Что-то знакомое, деревенской слышалось в нем. Он вспомнил наконец. Так пахло от лошадей, телег, сбруи. Славик немало поездил на коне и с дедом, и один. Возили они дрова, сено, солому, мешки с картошкой. Ездить на мешках было одно удовольствие, на один они садились, спинами опирались о другой и сидели словно на диване. И на широком возу с мягким сеном хорошо ездить, особенно когда он плавно покачивается на ухабах. Правда, все время опасаешься, что воз перевернется. На дровах хуже всего: усесться негде нормально, и потом все поглядывай, чтобы кривые хлысты не защемили кожу на заднице.
В деревне хорошо, думал Славик, там молоко, творог с медом, молодая картошка с малосольными огурчиками, клубника с сахаром и сметаной, варенье с пенками…
Он почувствовал, что хочет есть. В последние дни он все чаще замечал, что никак не может наесться. Готов есть нелюбимую когда-то вареную рыбу, грызть сухари, смакуя каждую кислую ягодку, пить компот.
Он пошевелил в костре палкой. Искры роем взлетели вверх. Гнать деготь больше не хотелось. Хотелось варить пахучую уху.
Поужинали они рано. Ели долго и много.
* * *Солнце выглянуло перед закатом. Скрытое лесом на горе оно освещало противоположный берег: зелень олешника, желтоватый пригорок, синюю воду, серое на востоке небо. Стая скворцов пролетела за озером. Когда они разом сделали резкий поворот, на миг из черных точек превратились в светлые блестки и тут же почернели обратно.
Дядя Петя со Славиком пошли смотреть бобровую плотину. Еще вчера дядя Петя обнаружил ее в кустарнике на ручье. В доказательство он принес короткий кусок белой палки толщиной в детскую руку. На ней не осталось ни кусочка коры, на торцах особенно заметны были крупные полукруглые следы, словно сделанные не зубами, а тупой стамеской.
Они прошли туристскую стоянку, перешли болото и направились вдоль речки вниз по течению. Здесь тропинка едва просматривалась в высоких травах. Там, где на берегу росли ольхи, попадалась гигантская крапива выше человеческого роста. На открытых местах густо рос какой-то высотный болотный злак с редкой кистью на макушке. Ближе к воде наклонял пышные метелки тростник.
– О, смотри-ка сколько валерианы, – остановился дядя Петя.
В уголке, образованном олешником и лозняком, густо часто росли высокие растения со скромными розоватыми зонтиками соцветий и узкоперыми листьями, похожими немного на рябиновые.
