Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
В комнате Крюков указал юноше на стул, сам сел напротив и, пока Алеша, волнуясь, объяснял цель своего прихода, смотрел на него долгим изучающим взглядом.
— И ходят, и ходят… — сказал он ворчливо. — Каждому, вишь ты, загорелось найти броневик…
За разведанные приметы броневика Крюков Алешу похвалил, но тут же сказал, что по двум приметам броневик не сыщешь.
— Потрудился ты — это хорошо, — сказал красногвардеец. — Только приметы — это для нас не задача. Приметы броневика все собраны.
И, словно не видя изумления юноши, добавил: «Дай-ка листок бумаги, я тебе нарисую этот броневик во всей красе».
Крюков стал рисовать машину и одновременно рассказывать о ней.
— Видишь ли, какое дело-то… — начал Крюков; он задумался и крепко поскреб в кудрявой голове. — Короче сказать, — продолжал он, — автомобиль в 1915 году впервые пошел на войну. Значит, новобранец. Ну, а новобранца, сам понимаешь, пришлось и обуть-одеть по-военному.
Алеша узнал, что для боевого автомобиля были изготовлены специальные шины. Обычные, надутые воздухом, не годились: попадет пуля или осколок снаряда — вот и спустила камера, дальше не двинешься, — значит, и всему автомобилю конец, разнесет его вражеская артиллерия.
Поэтому ободья колес обтянули массивными резиновыми полосами. Эти специальные шины, получившие название «гусматических», уже не боялись пробоин; больше того, пробоина сразу же затекала клейкой резиновой массой, то есть рана на шине как бы сама собою заживлялась.
— Полдела сделано, — продолжал Крюков, — новобранец обут. Стали придумывать для автомобиля военную одежду. Кузов гражданской машины долой, — и порешили сшить для бойцов броневую рубашку, одну на всех, артельную. «Броневая рубашка», заметь, — это технический термин, а кто сочинил его — уж и не знаю: солдаты ли, рабочие ли. Короче сказать, в новых сапогах да в рубашке и появился на свет бронированный автомобиль.
— Гляди, что было. — Он сделал на бумаге первый набросок броневика. — Не очень-то такая уродина порадовала солдат. Вон как бестолково поставили конструкторы башни. Дело, конечно, было новое… И стрелок ведь не сразу попадает в яблочко; сначала пули у него «за молоком» идут. Так и тут: правильная конструкция — она не сразу в руки дается.
Алеша слушал, как всё это было.
— Начали конструкторы с башен. Когда идут в атаку солдаты, они огнем и штыком помогают друг другу. А когда пустили в атаку броневик, то обнаружилось, что достает врага из пулемета только головная башня. Вторая башня ей не помогает да и не может помочь: она была запрятана позади головной башни. Так трус прячется за спиной товарища.
Требовалось вытащить эту башню из-за спины головной, чтобы обе стояли лицом к врагу и обе бы давали при атаке огонь.
Об этом написали за границу заводчику, доставлявшему в Россию броневики. Но спрос на новинку появился большой, причем из разных стран, и владельцы автомобильных заводов не пожелали считаться с претензиями заказчиков. В Петербург, из Англии через Мурманск, пришла новая партия броневиков. Всё то же самое, да еще вдобавок поставщик подсунул негодные броневые рубашки. Обнаружилось это на полигоне во время пробной стрельбы по броневикам. От винтовочных пуль броня растрескивалась звездочками, как стекло.
Послать такую машину на фронт — значило только погубить людей.
Беде помочь вызвался Ижорский завод, старинный русский завод близ Петрограда. Взялись за дело.
Издавна завод катал броню для кораблей. Но корабельная броня толста, для автомобиля не годится. Автомобиль и с места не тронулся бы под такой броней. А секрета приготовления тонкой брони никто в России не знал.
Ижорцы засели у плавильных печей. Надо было сварить особо прочную сталь, чтобы она и в тонком листе была бы солдату защитой.
Много проб пришлось сделать, кидая в печь добавки из редких и дорогих металлов, но ижорцы добились своего. Был получен броневой лист толщиной с чертежную линейку. Ижорцы сами обстреляли его, и все пули отскочили прочь; на листе остались только едва приметные вмятины.
Слушать Крюкова интересно. Алеша заглядывал через его плечо на рисунок. Нет, это еще не исторический броневик. На бумаге изображен только его предок.
…Вскоре из ворот Ижорского завода выбежал броневик в новенькой, прочной и легкой броневой рубашке. За первым по дороге в Петроград побежал второй, третий, четвертый…
На этих, заново одетых, броневиках теперь и башни стояли по-новому. Просто раздвинуть башни и расположить их рядом было неразумно: броневик получался слишком плечист и от этого неустойчив. На разбитых фронтовых дорогах он бы постоянно заваливался — то на один бок, то на другой.
Ижорцы раздвинули башни, но в меру: лишь настолько, чтобы пулемет задней башни выглядывал из-за головной. Иначе говоря, башни на корпусе броневика встали теперь не по продольной оси, а по диагонали. Переставляя башни с места на место, ижорцы, как настоящие мастера, заодно вносили в их конструкцию различные усовершенствования; тут появились и щитки у пулеметных амбразур.
Машины, пробежав от завода пыльной дорогой по высокому берегу Невы, прибыли в Петроград. Здесь, на Инженерной улице, в окружении садов и парков, стоит здание Михайловского манежа. Огромные, в рост ворот, окна освещают его внутреннее помещение. Сюда когда-то съезжались кавалькады всадников, чтобы практиковаться в верховой езде.
Во время первой мировой войны манеж передали автомобилистам. Теперь, вместо легких скакунов, по кругу, делая упражнения, ходили вперевалку грузные бронированные машины.
Броневики с Ижорского тоже вошли в манеж и перемешались с остальными..
Алеша узнал, что броневиков к 1917 году в России было по меньшей мере две или три сотни, и среди них множество двухбашенных. Броневиков ижорской модели было известно тоже несколько десятков; башни по одному типу, уступом, и все они со щитками. Который же из них?…
— Понимаю, — кивнул Алеша, — этих примет недостаточно.
Рассказ продолжался. Зло посмеиваясь, Крюков заговорил о беспечности начальства в царской армии и о его равнодушии к судьбам страны. Вот, к примеру, Михайловский манеж. Шла война, русские солдаты ходили в атаки на германских, германские — на русских, фронт трагически передвигался вглубь России, — а здесь, под крышей, было полным-полно машин, позарез нужных фронту. Почему же машины стояли без дела?
Впрочем, на удивление солдатам, военное начальство вдруг пригласило в манеж одного из тех, кого офицеры презрительно называли «шпаками». Иначе сказать, к боевым машинам был допущен штатский…
А случилось вот что. Понакупили за границей броневиков, а шоферов-то к ним ведь не купишь. Надо иметь своих. Но где же в России шоферы — это была еще редкая и диковинная специальность. Правительство открыло военную школу, чтобы готовить шоферов из грамотных солдат; и начальство помаленьку, с наскоро обученными людьми, отправляло машины на фронт. Но пришел приказ усилить снабжение фронта броневиками, удвоить, утроить! Вот тут и поднялся в манеже переполох.
— Явился этот штатский. — вспоминал Крюков. — Щуплый такой человечек, узкоплечий, в перчаточках, с тросточкой. Машин в манеже полно, стоят как на парад выстроенные; только эти машины даже и не заводят: некому. А в кружочке посредине колесят две или три машины — в каждой по инструктору, а за рулем — по ученику. Вот и вся школа практической езды.
«Маловато у вас инструкторов!» — заметил штатский. А офицеры ему с насмешкой: «Кажется, вас не хныкать сюда пригласили, господин…» Звали этого штатского, — тут же пояснил Крюков, — Михаил Борисович Фокин, но господа офицеры не удостоили обратиться к нему вежливо, как полагается. А Фокину хоть бы что — только усмехнулся. Приглядел он одну из машин, остановился перед ней и снимает перчатки — пальчик за пальчиком — с одной руки, с другой… Засучил рукава да как начал прощупывать в этой машине все потроха; еще повыше рукава, еще поглубже запускает руки — и добрался он до таких закоулков в машине, о которых наши-то и понятия не имели… Любопытно нам стало, — что это за господин такой? Ну, а солдат ведь до всего дознается. И принесли ребята точные данные, что Фокин этот — первый во всей столице знаток автомобилей, что у него служебный кабинет на Невском, под думской каланчой; да только он не из тех, что сидят за столом да надуваются важностью, а расхаживает человек по гаражам, прививает там культурные порядки; другой раз и на улице перехватит шофера, если тот растрепа и машина у него в неисправности, поделом и взбучку даст… вот какой городской инспектор.
Крюков с явным уважением вспоминал про Фокина, отменного знатока автомобилей. Оказывается, он и перед офицерами не сробел: дал им взбучку за запущенность машин; уличил господ офицеров в техническом невежестве.
