Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Утром мама отводила Пека в детский сад, а сама шла на работу.
Сережка уходил из дома последним, являлся первым. С порога бросал портфель на диван, туда же летели шапка, пальто и шарф. Накинув кое-как одеяло на свою не убранную с утра постель, Сережа садился обедать в одиночестве. Ел холодные котлеты и запивал их компотом. Зато когда приходила мама, всё в комнате оживало, находило свое место. На Сережкиной кровати беспорядка как не бывало, одеяло лежало ровное; скатерть будто сама подравнивалась, пол начинал блестеть, на нем исчезали пятна, оставленные Сережкиными валенками. Мама умела готовить вкусные обеды. Когда она спрашивала сыновей, что им сварить, они наперебой просили суп с клецками — любимое блюдо отца. У мамы суп обязательно получался прозрачным, ароматным, а наверху плавали такие важные кругляши жира, что братья брались за ложки с большой осторожностью, словно боясь потревожить их. Когда мама ставила этот суп на стол, глаза ее становились задумчивыми, а в уголках рта просыпалась тихая, ласковая улыбка. Глядя на нее, Сережка и Пек тоже начинали улыбаться и думать о том дне, когда приедет отец.
Однажды Сережка прибежал из школы, хотел, как всегда, бросить свой портфель на диван и остановился… Там, укрытая двумя мохнатыми одеялами, лежала мама.
— Ты что, заболела? — оторопело спросил он.
Мама грустно кивнула головой.
— Доктор, Сережка, велел мне полежать несколько дней…
Сережка осторожно положил портфель на подлокотник, сунул шапку в карман и на цыпочках подошел к маме. Она была такая же, как всегда, красивая, только под глазами у нее будто провели жиденькими синими чернилами.
— Тебе что-нибудь надо?.. — пробормотал Сережа. Он помигал глазами, причем нос его сморщился, а верхняя губа нависла толстым треугольным козырьком.
Мама попросила убрать в комнате и сходить за Пеком в детский сад.
Сережка повесил пальто на вешалку в коридоре и принялся за свое непослушное одеяло. Оно, как всегда, морщилось, свешивалось одним концом до пола или задиралось так высоко, что под кроватью были видны и футбольный мячик, и коробка от старого «конструктора», и фанерный ящик, в котором папа прислал чучело чайки-хохотуньи, сушеного краба, и кусок стальной березы, крепкой, как камень. Сережка разглаживал одеяло, садился на бугры, чтобы они утрамбовались. Вконец рассердившись, он стащил одеяло на пол и только тут догадался, что причиной всех бед были скрученные в клубок простыни. Сережка стряхнул их, разровнял, стащил с ноги валенок, положил на пол носком вверх и, придерживая его одной рукой, начал спускать одеяло до носка. Потом отошел в сторонку — полюбовался. Край у одеяла был волнистый, но с этим уже можно было мириться. Сережка убрал со стола, подмел и пошел за Пеком.
— Ты не очень дома шуми… — наставлял он по дороге братишку, — и не мусори… Убирать за тобой некому.
Пек со всем соглашался, но, придя домой, прямо в галошах затопал к маминому изголовью. Сережка не стал его ругать, вздохнул, вытащил из-под шкафа полотерную щетку и, сердито сопя, стер следы. Потом он разогревал обед, мыл тарелки, делал уроки, а когда ложился спать, посмотрел в темноте на свои усталые руки и в горле у него что-то жалостливо защекотало. Мама закашлялась… Сережка насторожился, потом незаметно уснул, так и не успев пожалеть себя.
Сережка терпеливо, старательно хозяйничал. Утром убирал в комнате, поил маму и Пека чаем; Пек сидел дома, чтобы маме было веселей. После школы Сережка бегал в магазин, в булочную, но хуже всего обстояло с обедом, — брать его приходилось в столовой. Для этого соседка тетя Варя, работавшая с мамой на одном заводе, приспособила ребятам сетку-«авоську». Туда ставилась кастрюля, кастрюлька поменьше и, наконец, самая маленькая.
В столовую Сережка ходил вместе с Пеком. Они оба изрядно растерялись, когда первый раз попали в шумный, заставленный столами зал. Долго топтались у порога, но, наконец, Сережка решился, взял Пека за руку и направился в дверь, откуда раздавалось шипенье, бульканье и выскакивали официантки с дымящимися подносами.
— Вы куда?… — тучей надвинулась на них широкая низенькая старушка с мокрой тряпкой и целой башней тарелок в руках. — Пошли, пошли…
— Директорша, наверно… — Пек дернул Сережку за хлястик. — Пойдем домой.
Заметив у ребят «авоську», старушка смягчилась и повела их к одинокому столику у самой входной двери. Над столиком висел плакат: «Отпуск обедов на дом».
— Вот тут и сидите… — старушка вытерла тряпкой без того чистую клеенку и пододвинула Сережке какую-то бумажку. — Да не выбирайте дорогих-то блюд, берите что посытней, — наставительно сказала она.
— Чего возьмем?.. — громким шопотом справился Пек.
Сережка раздумчиво пошевелил губами.
— Давай на первое солянку сборную.
— А почему сборную? — спросил Пек.
Сережка задумался и не очень уверенно объяснил:
— Наверно, ее из всех котлов собирают понемножку.
— Эту давай, — Пек согласно кивнул.
— На второе ромштекс с гарниром… — напирая на «р», предложил Сережка.
Пек насупился, завел глаза под лоб, что означало у него высшую степень растерянности, и пробубнил:
— Эту не буду… у нас в садике щенка так зовут. Я с клецками хочу.
Сережка прочитал всю бумажку от начала до конца, заглянул даже на другую сторону.
— Может, здесь это по-другому называется?… — сказал он.
Но спросить ребята не решились.
Мама не ела того, что они приносили из столовой: у нее был плохой аппетит, и Сережка покупал ей молоко и яйца.
Раза два маму навещал доктор — пожилая, полная женщина в халате, надетом на зеленую шерстяную кофту. Она шумно входила в комнату, хвалила ребят за порядок, а потом выгоняла их на кухню.
— Скоро мама поправится, — говорила она, выписывая лекарства, — а вы берегите ее. — Потом задумчиво кивала головой и совала Сережке голубенькие рецепты с печатью.
Мама поправлялась, — иногда садилась, читала книги.
Сережка уже не шикал на Пека, когда тот заводил свои реактивные самолеты и таскал по полу старый электрический утюг.
Подошло воскресенье.
Когда Сережка проснулся, в комнате сверкало солнце. После пасмурных февральских дней было оно еще не окрепшим, но очень веселым.
Пек в одних трусах стоял на коврике и, подражая старшему брату, выравнивал на своей постели одеяло.
Мама спала, повернувшись к стене. На стуле возле ее изголовья лежали бумага и автоматическая ручка. Видно, она писала папе и поздно заснула. Сережка осторожно подошел к ней. Лицо мамы было спокойным. Солнце вспыхивало в ее пушистых волосах золотыми искорками. Тени под глазами исчезли, а на щеках появился румянец.
Сережке вдруг стало так хорошо, что он шлепнул себя руками по голым бокам и хитро подмигнул Пеку.
— Пек, знаешь что?… — Сережка прислушался к маминому дыханию и оттащил брата за шкаф. — Давай маме на завтрак суп сварим!
Глаза Пека зажглись надеждой.
— С клецками?
Сережка кивнул.
Ребята быстро оделись. Пек начал закатывать на рубашке рукава.
— Сережка, и себе по тарелочке, ладно?
— Ладно, — сказал Сережка, — я побегу мясо куплю, а ты начинай картошку чистить.
На кухне Пек достал из корзины пять картофелин, сел на табурет и взялся за нож.
— Добавь еще одну… — крикнул из дверей Сережка, — пусть по две на каждого будет!
Скоро он прибежал из магазина и выложил на стол перед Пеком порядочный кусок мяса.
— Во, с мозговой костью… Для навара.
Пек ткнул пальцем увесистую, пористую кость.
— Крепкие мозги… Может, разварятся, а?
— Наверно, — согласился Сережка. — Продавец сказал: специально для супа.
Ребята вымыли мясо под краном, положили в кастрюлю, нарезали туда картошку, морковку, лук и поставили на плиту.
Сережка несколько раз видел, как мама приготовляла тесто для клецок. Он вытащил кулек муки, отсыпал немного в миску, разбил туда яйцо, добавил соли.
— А какой водой разводить надо, сырой или кипяченой? — спросил Пек.
— Наверно, сырой… всё равно в супе вскипит, — решил Сережка.
Ребята месили тесто до тех пор, пока можно было ворочать ложкой, а когда ложка начала гнуться, Пек предложил покатать тесто по столу.
— Крепче будет, — убеждал он.
Сережка вывалил тесто на стол, но сдвинуть его с места оказалось не так то легко. Оно намертво прилипло к клеенке.
— Ну и пусть прилипло, — пробормотал Пек, — ты муки добавляй, и на одном месте замесим.
Сережка поручил это дело брату, а сам пошел пробовать мясо. Он долго тыкал в суп вилкой и, наконец, крикнул Пеку:
— Пора загружать!..
— Загружай… — уныло отозвался Пек, с трудом вытаскивая из теста свои толстые, коротенькие пальцы.
