Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)
– Ну, как я выгляжу? – скосилась я на Маню.
– Шикиблеск! – шепнула уголком рта моя подруга. Она вышагивала так, словно аршин проглотила, и выглядела как истинная француженка.
Мы толкнула калитку и вошли во двор.
Шли рядышком, гордо задрав головы и отклячив назад попы. Шеи были вытянуты сильно вверх, ключицы воинственно торчали вперед, ноги мотались где-то далеко внизу и даже чуточку, кажется, позади. Обе от напряжения косолапили и дышали с большим напрягом.
– Я так долго не выдержу, – пожаловалась я Мане.
– Главное – до стульев добраться, а там можно и расслабиться, – подбодрила она меня.
Когда мсье Карапет открыл нам дверь, мы уже практически были на последнем издыхании.
– Здравствуйте, мадемуазели, – расплылся в улыбке мсье Карапет.
– Здравствуйте, – каркнули мы и шаркнули ножкой.
Мсье Карапет любезно посторонился, пропуская нас в дом. Мы прошли мимо него и прямиком направились на кухню.
– Хотите посмотреть мои картины? – поинтересовался нам вслед мсье Карапет.
– Нет! – выдохнули мы. – Нам бы чуточку за столом посидеть.
– Ну и ладно, – рассмеялся мсье Карапет, – тогда сделаю вам горячего шоколада.
– Хорошо, – милостиво согласились мы, сели за стол и наконец расслабили мучительную французскую осанку, – фух!
– Как у вас дела? Какие новости? – галантно поинтересовался мсье Карапет.
– Мы поели сегодня тушеных овощей!
– Какой ужас, – всплеснул руками мсье Карапет, – вы же их ели на той неделе!
– Так и мы о том же говорили Ба, но она не стала нас слушать! Нет чтобы картошечки пожарить, – пригорюнились мы.
Мсье Карапет сочувственно покачал головой. Потом он открыл холодильник и долго вглядывался в его содержимое, пытаясь вспомнить, что ему там надо было взять.
– Что-то в горле пересохло, – не вытерпела Маня.
– Ах да, молоко! – воскликнул мсье Карапет и вытащил из холодильника бежевый молочник. Он налил в эмалированный ковшик молока и поставил его на маленький огонь. Когда молоко разогрелось, он добавил туда плитку горького шоколада и две чайные ложки какао. Выставил на поднос вазочку с вафлями и сахарницу. Мы, затаив дыхание, следили за его движениями.
– Наринэ, вчера вечером я имел долгий разговор с твоим дедом, – нарушил молчание мсье Карапет.
Мы с Манькой переглянулись. Мой дед был партийным работником, идейным и кристально честным коммунистом, и всю жизнь верой и правдой служил стране, благодаря которой он, круглый сирота, беженец из Западной Армении, получил образование и смог устроиться в жизни.
– Если бы не русские, то нас бы уже давно не было, – любил повторять он.
– Ты не видел настоящей жизни, – мгновенно вскипал мсье Карапет, – и настоящих русских ты не видел!
– А ты видел! – вспыхивал в ответ мой дед.
– А я видел! Весь Париж был наводнен настоящими русскими! – бушевал мсье Карапет. – Настоящие русские уехали из этой страны после позорной революции, а здесь остались одни конформисты!
– И эти конформисты выиграли Вторую мировую войну! – восклицал дед. – Полетели в космос и придумали самолеты вертикального взлета!
Мы с Маней нередко присутствовали при этих перепалках и знали все аргументы противоборствующих сторон наизусть. Слово «конформисты» нас сильно пугало, и мы каждый раз втягивали головы в плечи, когда дед с мсье Карапетом начинали обзывать людей конформистами. Спросить, что это означает, нам не хватало смелости. «Убийцы, наверное», – предполагали мы.
Вот и сейчас, когда мсье Карапет сказал нам, что вчера имел разговор с моим дедом, мы сильно напряглись.
– Снова поссорились, – шепнула мне Манька.
– Ага, – пригорюнилась я.
– Мы поговорили о Стендале, – продолжал мсье Карапет.
«Красное и черное», – мелькнуло в наших головах.
– О Гюго.
– Поругались, великий он писатель или шарлатан.
– О Бунине.
– Восторгались.
– О Маяковском.
Маня вцепилась мне в руку.
– Сейчас скажет про Маркса, – шепнула она одними губами.
– «Капитал» обсудили.
Все! Можно было собирать свои манатки и уходить. Ясно было одно – вчера мой дед с мсье Карапетом рассорились в пух и прах. Потому что мы отлично знали, что после «Капитала» они переходили на Ленина, и тут начиналось самое страшное.
– Самозванец и убийца! – грохотал мсье Карапет.
– Великий мыслитель и запутавшийся человек! – не соглашался мой дед.
– Разбазарил наши земли!
– Восточную Армению спас!
– Расстрелял царскую семью!
– Он хотя бы имел смелость признавать свои ошибки!
И т. д. и т. п.
Нужно было срочно отвлекать мсье Карапета от опасных воспоминаний, а то, того и гляди, он передумает поить нас горячим шоколадом.
– А вы потом покажете нам картину, которую сейчас рисуете? – заблеяла я.
– Покажу, конечно, – легко отвлекся мсье Карапет и поставил перед нами поднос с дымящимися чашечками.
Мы с Маней взяли по вафле и обмакнули в горячий шоколад. Мсье Карапет поморщился.
– Некрасиво макать вафли в шоколад, – сказал он.
– А сухари? – живо поинтересовалась Маня.
– И сухари некрасиво. Вообще некрасиво что-либо макать в напитки.
– А моя прабабушка в своем чае нагревает помидоры, – пошла ва-банк я.
Мсье Карапет чуть не поперхнулся.
– Как это помидоры?
– Ну, я сама видела. Она сделала себе чаю, потом взяла помидор, сказала, что он холодный, и бросила его в чашку с чаем. А когда я спросила, зачем она это сделала, она сказала, что помидор все равно чистый, и чаю ничего не будет. Она вообще старенькая и много чего делает такого, от чего потом волосы на голове шевелятся!
Мсье Карапет закрыл глаза и сделал такое выражение лица, словно у него резко разболелся зуб.
Пока он сидел с закрытыми глазами, Манька быстро допила свой шоколад, протерла коричневые усы ладонью и облизала ее. Я задохнулась от восторга – надо же, какая у меня подруга догадливая, вот как можно получить еще больше горячего шоколада! Но последовать ее примеру я не смогла, потому что мсье Карапет оправился от шока и открыл глаза. Пришлось допить шоколад по всем правилам этикета, и даже последний протяжный «фьююють», которым я осушила чашку, не утешил меня – шоколадные усы пришлось вытереть салфеткой.
Потом мы встали из-за стола и поблагодарили мсье Карапета за угощение.
Он повел нас в свою мастерскую и показал картину, которую писал. Это был портрет очень красивой женщины. Она сидела в кресле, на коленях ее свернулся калачиком рыжий кот, она улыбалась одними уголками губ и смотрела куда-то нам за спину. Взгляд ее был таким живым и проницательным, что мы обернулись посмотреть, чего она такого интересного увидела за нашими спинами.
– Шикиблеск! – выдохнула Манюня.
– Ага, – с трудом кивнула я. Мы снова вытянулись во «французскую осанку» и дико страдали от этого.
– Спасибо, – улыбнулся мсье Карапет и вытащил с полки большой альбом, – сегодня мы будем знакомиться с Модильяни.
В каждый наш визит мсье Карапет рассказывал нам о художниках, показывал их работы и объяснял технику рисования. Мы мало чего понимали в том, что он нам объяснял, и уроки эти воспринимали как данность, считая их неизменным приложением к горячему шоколаду.
– Вот покупаешь в магазине мясо, а тебе еще сверху костей накидают, – объясняла я Маньке, – такая же история и с мсье Карапетом. Попили горячего шоколада – пожалуйте послушать про Пик… Пикассу!
– Не Пикассу, а Пикасса, – поправляла меня Манька, – страшный человек, все на кубики раздробил.
– А эта странная тетка? Как ее там, «Любительница асбеста»?
– Не говори! Какой нормальный человек станет есть асбест? – разводила руками Манька.
Модильяни нас поразил до глубины души. Сначала мсье Карапет напугал нас словом «экспрессионизм».
– Икс… чего? – шепнула мне Манька.
– Пырсонизм какой-то.
– С ума сойти!
Потом мсье Карапет показал нам голых женщин. Они лежали на кушетках и выставили на всеобщее обозрение пышные груди и треугольнички волос на срамных местах.
– Ню, – втолковывал нам мсье Карапет, – Модильяни – первый певец обнаженного женского тела.
Мы с Маней усиленно отводили глаза.
– Вот что такое ню! – сконфуженно протянула я.
– Тьфу, срамотища, – рассердилась Манька.
А потом мсье Карапет показал нам портреты жены художника. Она нам очень понравилась – у нее были светлые, чуть раскосые глаза, рыжие волосы и длинная-предлинная шея.
– Он сильно любил ее, поэтому оставил так много ее портретов, – сказал нам мсье Карапет.
Внезапная догадка пронзила наши сердца. Мы подняли головы от альбома и окинули взглядом мастерскую. Почти со всех полотен мсье Карапета на нас смотрела одна и та же женщина. У нее были каштановые вьющиеся волосы, она улыбалась одними уголками губ и смотрела чуть рассеянно нам за спину.
– Вы тоже очень любили свою жену, да? – спросила Маня.
