Зинаида Канониди - Королевская лепёшка
По городу грузовичок ехал не спеша, и никому и в голову не приходило, что в нём везут самого полковника Шевалье. Но когда миновали окраину, отец прибавил газу. Машина помчалась с такой быстротой, на которую только была способна. У Ахмета всё мелькало перед глазами: белые фигуры работающих в полях феллахов, красные черепичные крыши, голубые от купороса виноградники, зеленовато-сизые рощи оливок и оранжевые апельсины в тёмной листве.
Через несколько часов бешеной езды отец Ахмета притормозил возле источника. Вода стеклянной кручёной струйкой падала из ржавой трубки в каменную чашу.
Ахмет первым выскочил из кабины. С тех пор, как он увидел стакан с апельсиновым соком, его мучила жажда. И вот наконец-то можно подставить лицо под струю воды, напиться и умыться разом. Пока отец заливал накалившийся радиатор и заправлял машину горючим, Ахмет плескался возле источника.
Старик Паша́ тоже вылез размять ноги.
— Ну и скотина этот наш полковник! — сказал он, моя руки и приглаживая бороду. — Посадил его поудобнее, дал ему возможность дышать как следует, даже вытащил кляп изо рта, а он, вместо благодарности, клянёт меня, ругает последними словами. Много я по свету скитался, но такой грязной глотки, такого сквернослова не встречал!
Отец подал Ахмету кружку.
— Пойди, сынок, дай этому шакалу напиться.
— Зачем? — удивился Ахмет. — Ведь он в тебя стрелял, вон, до сих пор шрам остался. На твоём месте я не то, чтоб воды — воздуха ему не дал!
— Думаешь, я ему за свой шрам отомстить хочу? — усмехнулся отец. — Мы его судить будем за всё, что он тут натворил, за всех алжирцев — и арабов, и французов, которых он утопил. Это будет суд народа.
Но судить полковника партизанам не пришлось. Когда его привезли в горный лагерь, ночью, откуда ни возьмись, налетели парашютисты. Жестокий завязался бой! В том бою погиб и рыбак — отец Ахмета. Мальчик видел из-за укрытия, как на отца навалились трое дюжих парашютистов. Ахмет крикнул: «Папа!» и хотел броситься на помощь, но старик Паша́ железной рукой сжал его руку и приказал: «Ни с места!». Он сам бросился на выручку, но было уже поздно: парашютисты убили рыбака. Много партизан погибло, ещё больше было ранено — и старика Пашу́ ранили в голову, а полковник остался жив-живёхонек. Парашютисты освободили его и увезли с собой.
Наступил дождливый рассвет. Партизаны подсчитывали потери, хоронили убитых.
Когда всё было кончено, Паша́ разыскал Ахмета, положил ему руки на плечи.
— Плакать не можешь, да? А ты поплачь, поплачь. Слёзы смягчают горе… Хотя никакие слёзы не вернут нам его… — Он закусил губы, сморщился, как будто у него с новой силой заболела рана на голове. — Пойдём, сынок, здесь нельзя оставаться, шакалы могут снова напасть. — Он взял Ахмета за руку и почти насильно увёл от могилы. — Но только верь: не в этом, так в другом бою мы победим. И когда очистим Алжир от всякого сброда, вернёмся в свою столицу, в свой древний и прекрасный город Аль-Джезаир, примемся и за собственных богатеев… Не веришь? Мы переедем с окраин в хорошие дома, а в самых лучших виллах поселим детишек, таких, как ты…
А время шло. Хорошее то было время для партизан, плохое для их врагов. Уже вся страна восстала против захватчиков, весь алжирский народ. Наконец колонизаторам пришлось покинуть страну, богачи уезжали навсегда. Полковник Шевалье со своими парашютными войсками тоже убрался.
Но разве они могли уйти просто так, по-хорошему, бросив богатства, сады, фермы, виллы? Бросив магазины и фабрики? Разве они могли спокойно расстаться с добром, за столько лет награбленным в Алжире? Конечно, нет. Но — вот беда! — виллу или фабрику в карман не спрячешь, фруктовый сад в чемодан не положишь.
И тогда они придумали дьявольскую хитрость: тайком заминировали всё, что можно. Весь запас взрывчатки, что оставался на военных складах, запрятали в тысяче укромных мест. Не успеет араб выйти за порог своего дома, как и он, и весь дом взлетают в воздух.
Ахмет своими глазами видел, как шустрая девчонка забралась в брошенный сад и полезла на дерево за спелыми персиками. Только Ахмет подумал, что и сам не прочь запустить зубы в сочную мякоть персика, как дерево взлетело вверх корнями, девчонку отшвырнуло взрывом и ударило о стену дома. Ахмет бросился к девчонке, но в это время раздался второй взрыв: взлетел в саду мостик через пруд — на него ступила бродячая собака.
Война как будто кончилась, а взрывам не было конца. Особенно много гибло детей, ведь дети — такие непоседы!
Старик Паша́ боялся за Ахмета.
— Сидел бы ты дома, а то наступишь на какую-нибудь хитрую проволочку — и костей не соберёшь.
Но Ахмет не мог усидеть дома. Одолевала тоска — ведь он остался круглым сиротой. А у Паши́ не было времени даже на то, чтоб поработать с Ахметом в кузне. Паша́ целыми днями где-то пропадал, переселял бедняков в центр города, распределял квартиры. Приходя вечером, он рассказывал:
— Вошли мы в один дом… Знаешь, там, на набережной? Везде чистота, порядок. Только из крана на кухне вода капает: кап-кап! Дочка Хашима протянула руку — завернуть кран, только дотронулась — хлоп! — целый столб воды и дыма. Без руки, бедная, осталась… Придётся что-то делать, нельзя, чтоб весь, наш народ покалечился.
— А что же делать? — спросил Ахмет.
— Да мы уж думали: надо русских просить, пусть пришлют своих минёров, помогут нам очистить город от «сюрпризов».
И действительно, вскоре новое, народное правительство Алжира обратилось с просьбой к русским о помощи в разминировании. И тут же из Советского Союза прислали танки. Машины перепахивали землю своими острыми траками, под гусеницами рвались мины, а танкам — хоть бы что!
Ахмет по пятам ходил за русскими солдатами с миноискателями. Его прогоняли, кричали, чтобы он не лез за красные флажки, но он не понимал.
— Нет, этот пострел угодит-таки под взрыв! — сказал майор Лисицын и попросил переводчика: — Приведите ко мне этого мальчика!
Переводчик араб поманил к себе Ахмета.
— Скажите ему: пусть немедленно идёт домой! — попросил майор. — Переведите ему: здесь опасно! Небось мать с отцом ждут его, волнуются…
Переводчик перевёл Ахмету слова майора.
— У меня нет дома, — ответил Ахмет. — И нет матери, которая ждала бы меня… И отца тоже нет…
— Никого нет? — удивился переводчик. — С кем же ты живёшь? Чей ты?
— А ничей! — сказал Ахмет. — Живу сам по себе! — И обратился прямо к майору: — Мосье, можно я буду издали смотреть? Вы не думайте, я не боюсь взрывов. Я партизан. Не верите? У меня нож был, да утонул в море, когда я за отцом нырнул.
— Так значит, у тебя всё же есть отец? — допытывался переводчик.
— Был… Но его убили парашютисты. Трое на одного напали.
— Что он там говорит? — спросил майор Лисицын переводчика.
— А, сказки рассказывает! Говорит, что был в партизанах.
Ахмет почувствовал, что ему не верят.
— Не верите? Почему не верите? — спросил Ахмет сердито. — Вот мой револьвер, смотрите! — И показал оружие, когда-то захваченное у полковника Шевалье.
Майор Лисицын взял револьвер, взвесил на ладони.
— Не для тебя эта игрушка, — сказал он по-русски. — И какой я тебе «мосье»? Я товарищ, понимаешь, голова, товарищ майор!
Но Ахмет, конечно, ни слова не понял.
— Ну, хватит болтать! — прикрикнул на него переводчик. — Марш отсюда!
— Не кричите на него, — вмешался майор. А когда узнал, что Ахмет сирота, посадил в свою машину и сказал: — Ради первого знакомства поехали обедать, Ахмет. А то вон ты какой худющий, скелет-скелетом! Сколько ему лет? — спросил он переводчика. — Скоро десять? Ну, и моему Алёшке десятый пошёл, а он в три раза толще и крепче.
Так Ахмет подружился с майором Лисицыным. И очень горевал, когда майор, окончив разминирование, собрался ехать на родину, в Москву.
Ранним утром они прощались в порту. Громко гудели моторы, и потому приходилось кричать изо всех сил.
— Не горюй, друг! — прокричал майор, склонившись к уху Ахмета. — Теперь у вас такая жизнь пойдёт, что только держись! Вон уже школы открывают. Научишься буквы рисовать, пришли мне письмишко. А кем ты хочешь стать, а? Думал об этом?..
Ахмет стоял хмурый, смотрел в землю. Он понимал, что майор нарочно отвлекает его разными разговорами, чтоб он не куксился, а потому ответил равнодушно:
— Кем я буду?.. Не знаю… Может, рыбаком, как отец, может, кузнецом, как дедушка Паша́. — Он уже немного научился говорить по-русски. И вдруг Ахмет оживился, поднял голову: — Знаю, знаю, кем буду! Вырасту и стану миньёр, как ты, товарищ!
— Минёром? — майор Лисицын улыбнулся. — А я, к твоему сведению, только на войне был минёром, а так — на инженера учусь. Да, да, я тоже учусь! Вот закончу академию и буду строить дома, дороги, мосты! Строить гораздо лучше, чем взрывать, не так ли?