Виталий Коржиков - Добрая дорога
Потом оператор направил камеру на «распорядительницу», которая тут же стала говорить, как необходимо сегодня дружить с ЭВМ. Как всё это надо знать, понимать, уметь. И как необходимо уметь, понимать, знать! Тут она нажала на какую-то кнопку в МКШ. Что-то в приборе стрельнуло, вспыхнуло, и из МКШ пошёл дым.
Девчонки прыснули.
Татьяна Андреевна быстро повернулась; лицо её вдруг побелело, как у самой настоящей Снежной Королевы, глаза сердито вспыхнули. Но «распорядительница» как ни в чём не бывало быстро-быстро затараторила:
— Всё, всё, всё! Мы закончили! Ничего страшного! Больше ни минутки! Нам очень некогда! Некогда, некогда…
И через минуту в классе возле стола висело только облачко дыма… А оператор, закрывая аппарат, кивал беретом и улыбался:
— Вечером смотрите!
Татьяна Андреевна огорчённо села на свой стул, посмотрела на МКШ, опустила руки и, еле сдерживая слёзы, сказала:
— Сплошные огорчения!
Девчонки, опомнившись, возмущённо зашептались:
— Ей-то ничего! Только бы сняться!
— Татьяна Андреевна с приборами ночей не спала: и принеси, и установи — всё сама!
— Они ей как дети!
Всем стало тяжело. Все вздохнули. И Колюшка тоже. И Бармалей достал из кармана жёлтую отвёртку, подбросил её и сказал:
— Татьяна Андреевна, не огорчайтесь. Я сейчас починю.
— Ну да! Ты мне вон уже один чинишь-чинишь. Настоящий ты Бармалей, Серёжка!
Серёжка рассмеялся и сказал:
— Ну хоть и Бармалей, а честное слово, сейчас починю.
Он открыл шкафчик в стене, вынул оттуда ящик с инструментами, достал ещё отвёртки, олово, маленький паяльник. И скоро по классу распространился приятный запах канифоли.
Бармалей паял. Кто-то, вздыхая, скрипел о доску мелом.
Татьяна Андреевна взялась за проверку тетрадей. Стопки их стояли по краям стола, как сторожевые башни, когда в класс стремительно вошла знакомая классная руководительница:
— Татьяна Андреевна! Вы, кажется, очень желали видеть Сундукова? Так вот он! Просто рвётся, чтобы вы его спросили!
Колюшка только бросил на рвущегося Сундукова взгляд и тут же наклонился над тетрадкой. Ему хотелось поскорей покончить с домашним заданием, чтобы перебраться поближе к месту, где Жмурков колдовал с паяльником над МКШ. Но из разговора он не упускал ни словечка.
— Явился? — сказала Татьяна Андреевна. — В новеньких туфлях и новеньких джинсах!..
Сундуков засопел. И, как показалось Колюшке, задрал голову.
— Ну ладно, — спокойно сказала Татьяна Андреевна. — Сколько будет двадцать пять умножить на двадцать пять?
Сундуков вздохнул. А классная руководительница всплеснула руками:
— Но это же очень сложно!
— А пятьдесят разделить на пятьдесят?
— Ноль…
Теперь вздохнула классная руководительница, а Колюшка вздрогнул: даже он знал, что пятьдесят разделить на пятьдесят будет один.
Стул под Татьяной Андреевной скрипнул, и она тихо спросила:
— А сколько твоя мама зарабатывает в месяц, знаешь?
— Сто рублей! — живо сказал Сундуков.
— А сколько стоят твои джинсы? — спросила она громче.
— Семьдесят! — гордо выпалил он.
— Тогда реши задачу. Реши: сколько дней надо работать на фабрике маме, — она сказала это с такой горечью, что и Колюшке стало грустно за маму Сундукова, — сколько ей надо работать, чтобы купить новые джинсы такому лодырю, как ты. Ведь у тебя даже на лбу написано: «Лодырь!»
Тут она так выбросила вперёд руку, будто нажимала на клавишу, что Колюшка вскинул глаза — посмотреть, не вспыхнет ли на лбу Сундукова слово «лодырь».
— Бесполезный ты человек, вредный! Только и пользуешься чужим трудом! — сказала Татьяна Андреевна с сердцем и так проникновенно, что Колюшка хоть со всем и согласился, но ему стало отчего-то тревожно.
— А что я? Что я сделал? — завертелся Сундуков.
— Ты ведь даже не помогаешь маме! Даже чай не согреешь, когда она приходит с работы!
Колюшка быстро подумал, что он-то чай греет и суп греет! Тут голос Татьяны Андреевны стал жёстким, глухим, глаза сузились.
— Мать работает, работает, чтобы тебя вырастить, выкормить, а ты своим учением себе даже на сухую корочку не заработал! Джинсы ему! Я вот ей ещё выговор за эти покупки сделаю…
И Колюшка припал к парте, беспокоясь: а вдруг и он не зарабатывает на сухую корочку, вдруг и его родители могут получить выговор?..
— Смотри, я сегодня вам позвоню, — строго предупредила Татьяна Андреевна. — И если узнаю, что ты не накормил маму ужином… И если придёшь — хоть раз! — с невыученным заданием, смотри!..
Все притихли. Классная руководительница зашептала:
— Позор! Просто позор! — и потянула Сундукова за рукав.
А Татьяна Андреевна задержала его:
— И подумай над самой главной задачей, которую не решит за тебя ни один компьютер: как стать человеком!
Сундуков буркнул:
— Подумаю…
А Татьяна Андреевна вздохнула:
— Когда я вижу перед собой лодыря и знаю, что это мой ученик, я самый несчастный человек на свете.
И, достав из сумки какую-то таблетку, она проглотила её.
И конечно, сердце…
Но ведь бывает так, что всё на свете мгновенно меняется! Вдруг в кабинет ворвался радостный Тюлькин и выпалил:
— Решил! Татьяна Андреевна, решил!
— Не может быть!
— Решил, правда! — Голова Тюлькина вертелась, глаза блестели.
— Сам?
— Честное слово, сам!
Он схватил кусок мела, бросился к доске и стал прямо-таки отстукивать азбуку морзе.
— Так, до Луны триста шестьдесят тысяч километров… Ракета летит со средней скоростью… — Он высунул кончик языка и быстро выложил, сколько лететь туда, сколько обратно, сколько всего…
И Татьяна Андреевна рассмеялась:
— Ну, молодец, выбрался…
— Охота была одному торчать в космосе! — важно сказал Тюлькин.
— Молодец, — похвалила его учительница. — Но можешь и лучше. Можешь!
И Тюлькин, очень довольный тем, что может и лучше, быстро выкатился, чтобы не застрять снова около чего-нибудь в космосе.
Потом в класс робко вошли две румяные учительницы из далекого таёжного села, от которых, казалось, и здесь пахло хвойным смолистым лесом. Они смотрели на парты, на доску, на приборы и охали, разводили руками и просили Татьяну Андреевну взять над ними шефство, потому что им тоже очень хотелось у себя в тайге учить ребят, хороших ребят, толковых ребят, вычислительной технике. И чтобы всё получилось…
И Татьяна Андреевна отвечала:
— Получится! Только нужно приложить руки и, конечно, вложить сердце…
ЭВМ, ЭВМ!
В этой суматохе Колюшка решил, что о нём давно забыли, и потихоньку пристроился к Жмуркову паять прибор МКШ. Жмурков ему весело подмигивал, кивая то на одно, то на другое. И Колюшка «прикладывал руки» — он то подносил канифоль, то подавал паяльник, то поддерживал сам прибор.
Он даже не заметил, а только почувствовал, как на плечо ему опустилась лёгкая рука, оглянулся и увидел рядом с собой Татьяну Андреевну.
— Ну как тут у вас дела? Получается? — полюбопытствовала она.
— У того, кто очень учится, обязательно получится! — пропел Жмурков.
— Это хорошо! — согласилась Татьяна Андреевна. — А ты научи и меня. Я-то ведь не умею. Не звать же мне тебя всякий раз.
Колюшка удивился: «Не умею…» Но ещё больше удивило его это слово «научи».
Серёжа согласился: «Пожалуйста», протянул учительнице паяльник, два зачищенных, блеснувших проводка и сказал:
— Вот здесь и паяйте!
— И получится?
— Если вложить сердце, — улыбнулся он.
Она окунула паяльник в канифоль, прихватила им кусочек олова, приложила к проводкам — и маленький блестящий шарик соединил их.
— Теперь вот сюда. — Жмурков показал в глубину прибора.
Татьяна Андреевна просунула паяльник в маленькое углубление, повертела там, и Серёжка сказал:
— На этот раз — всё.
— А второй? — спросила Татьяна Андреевна.
— Второй давно готов!
— И можно попробовать?
— Пожалуйста! — повёл плечами Бармалей.
Татьяна Андреевна собралась нажать на клавиши, но посмотрела на Колюшку и спросила:
— А ты задание по математике выполнил?
— Да! — сказал Колюшка и покраснел.
— А ну-ка, давай проверим на компьютере, а?
Колюшка, волнуясь, достал тетрадь.
Татьяна Андреевна полистала, кивнула:
— Так… четыре… пять. Молодец Вера Семёновна, хорошо учит. А вот и домашнее задание… Так, два умножить на два — это всем понятно. А вот, скажем, четыре умножить на четыре…
Она нажала на клавишу с цифрой «4», потом на «крестик», потом опять на «4» и на знак «равняется». И на табло засветилось яркое число «16».
— Работает! — довольно сказала Татьяна Андреевна. — А ну-ка, давай четыре умножим на пять. — И взяла Колюшкину руку.
