Николай Глебов - Карабарчик
— Ах ты, гадюка! — размахнувшись, Кирик с силой ударил Степку. — Прибавить?! — видя, что тот присмирел, спросил он, задыхаясь. — Янька, неси веревку, — скомандовал он другу.
Пока тот бегал за веревкой, Степка вновь попытался сбросить с себя Кирика. На этот раз завязалась яростная борьба. Извиваясь, Зотников укусил Кирику палец. Они катались по траве, крепко сжимая друг друга в объятиях. Возле них по-прежнему носился Мойнок, и, когда Кирик чуть не выпустил Степку из рук, подбежавший с веревкой Янька, выбрав момент, стегнул Зотникова. Тот взвыл от боли. Ребята быстро связали ему руки, поволокли на старое место к берегу.
…Погоня за Чугунным продолжалась. Бандит шел по топкой согре, и, преследуя его, Темир увидел через болото висевший на суку череп человека.
— Соормок-бол, — вспомнил Темир полуобгорелую записку, которую он нашел у потухшего костра Чарышских скал. — Сергек-бол — череп человека — ясно».
Чугунный шел по известной ему примете, стремясь перейти топкое болото. Чем дальше шел Темир, тем сильнее качалась под ногами почва, между кочками попадались ровные места, затянутые стелющейся травой. Это были те страшные бездонные ямы, которые называются на Алтае «окнами». Гибель ждет человека, если он, поддавшись обману бархатной зелени, ступит в нее ногой. Трясина не выпустят своей жертвы, и чем сильнее будет биться человек, тем быстрее его затянет черный ил. В одном месте Темир поскользнулся и чуть не попал в трясину. Токшун продолжал рваться вперед. Чугунный приближался к кромке болота, где висел череп. Дальше темнели леса, и погоня осложнялась. Темир спустил овчарку и, показывая на бандита, резко скомандовал:
— Взять!
Собака, перескакивая с кочки на кочку, понеслась к Чугунному. До кромки болота оставалось несколько метров. Токшун приближался. Иван оглянулся и, балансируя ногами на кочке, выстрелил. Когда рассеялся дым, Темир увидел, как Чугунный, не выдержав равновесия от сильной отдачи ружья в плечо, упал. Барахтаясь в тине, он цеплялся руками за обманчивую траву, погружаясь все глубже и глубже в трясину. Пуля задела собаку слегка, вырвав небольшой клок шерсти. Не чувствуя боли, овчарка, добежав до Чугунного, остановилась. Над болотом пронесся крик человека, похожий на звериный вой. Ему вторил яростный лай Токшуна. Темир увидел, как из черной тины показалась рука Чугунного и, трепетно пошарив по воздуху, скрылась. Над бездонной ямой, где исчез Чугунный, глухо рыча, стоял Токшун…
Ночь на берегу старого русла прошла спокойно. Токшун сторожил Степку, который на этот раз и не делал попытки бежать. Утром, захватив с собой молодого Зотникова, трое всадников направились вниз по руслу к белому бому. Дорогой Темир рассказывал, как он обнаружил Чугунного со Степкой.
— Иду берегом, возле леса, поглядываю по сторонам, все тихо. Где прячусь под пихтой, где пролезу через кусты, думаю, как бы врасплох на Чугунного не нарваться. И так шел около часа. Смотрю, русло реки поворачивает круто вправо. Пригляделся, людей не видно. Только вдали маячит вершина белого бома. Пополз к ней. Залег среди дудника. Запахло дымом.
— Это я кашу варил, — вмешался в разговор Степка.
— Не знаю, кашу ли ты варил или старую подошву от сапога, но когда тебя не спрашивают, не лезь, — сердито сказал Темир. — Ну вот, лежу, значит, смотрю, что дальше будет. А скала вся перед глазами. Показался Чугунный с ковшом в руках.
— Это он пробу брал в новом шурфе, — не утерпел Степка. — Богатая жила попала, — похвастался он. Но никто уже не обращал внимания на Зотникова.
— Думаю, вернусь обратно, позову и с двух сторон приступим к бандиту. Только поднялся с травы, как над головой застрекочет кукша[34], я обратно залег. Чугунный поставил ковш, взял винчестер и идет прямо на меня.
— Он думал, медведь, — опять вмешался в разговор Степка, — кукша, если видит крупного зверя, всегда кричит.
— Замолчи, без тебя знаем, — замахнулся Янька на Зотникова.
— Что делать? Выскакиваю из укрытия, вскинул винтовку к Чугунному и кричу: «Руки вверх!», а он от меня давай петлять, и этот молодчик за ним. Я открыл стрельбу. Бандит из винчестера начал палить в меня на ходу. Погнал я их вверх по руслу, остальное вы уже знаете. Вот и бом, — подъезжая к скале, показал Темир.
— Показывай, где спрятана бумага? — обратился он сурово к Степке. Зотников уверенно повел их к шурфам.
— С нами еще был Карманко.
— Где он?
Степка замялся.
— Почему молчишь?
— Его дядя Иван из ружья хлопнул, — Степка опустил голову.
— За что?
— Золото не поделили. Да еще из-за какой-то бумаги спор был.
— Где она?
— Сейчас покажу. — Степка подошел к большому углублению в скале и отвалил камень. План золотоносного участка, открытого когда-то геологом Макаровым, погибшим в тайге, оказался в руках Темира.
Глава тринадцатая
Сдав Степку участковому милиционеру ближнего села, поехали к берегам Пыжи.
Богата и щедра здесь природа. Большие, в рост человека травы, непролазные заросли кустарника, густые полутемные леса и среди них на полянах цветы. Оранжевые огоньки, раскинув свои глянцевые лепестки, радуются жаркому солнцу. Рядом с ними нежная фиалка склонилась к темно-синему бокалу горечавки. Цветет краса лугов — лазоревая аквилегия, много ромашки, белых зонтиков багульника, голубых незабудок, и, как яркие рубины, видны чудесные алтайские маки. В воздухе слышен пряный запах медоносов, и в раскрытых чашечках цветов пьют нектар шмели и пчелы.
Как и все таежные реки, Пыжа бурно несет свои воды в спокойную Бию. Прителецкая тайга богата кедром, который дает орех и мягкую древесину. В лесах водятся медведи, росомахи, лоси, кабарга и много белки. Охота и сбор ореха — основной промысел живущего здесь племени туба — лесных людей. На пути встречались их деревни, затерянные в джунглях Ал-тайги. Рубленые избы, крытые тесом, надворные постройки, небольшие полоски пахотной земли, с трудом отвоеванные у суровой природы, — все это накладывало свой отпечаток на тубаларов, прибывших когда-то с востока.
Лесник Игнатий Каргаполов, отец Фроси, жил в среднем течении Пыжи. В одном месте, переваливая через небольшую ложбину, по которой протекала мелководная речушка, они услышали звуки, напоминавшие звон серебряного колокольчика. Всадники остановились. Из густых зарослей неслось нежное калырт-мылырт, калырт-мылырт, динь-динь.
— Комысчы[35], — воскликнул радостно Темир. На поляну вышел и сам музыкант — мальчуган лет четырнадцати, держа в руках предмет, напоминающий небольшую подкову с топкой металлической пластинкой, крепко припаянной к ее середине.
— Эзен! — приветствовал он Темира и, взглянув на Кирика и Яньку, поспешно спрятал свой инструмент за пазуху.
— Не бойся, не отберем, — сказал, улыбаясь, Кирик и спросил по-алтайски:
— Туба?
Мальчик кивнул головой и ответил:
— Тогус-туба.
— Он говорит, что принадлежит к роду тогус племени туба, — перевел Кирик Яньке.
— Ты комысчы?
— Нет, я пастух. Мои коровы пасутся у реки.
— Как тебя зовут? — продолжал расспрашивать Кирик.
— Назарко, — бойкие глаза мальчугана остановились на Яньке. — Ты ученик? — спросил он по-русски и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я тоже ученик. У нас в школе есть русская учительница Мария Павловна.
— В котором ты классе учишься?
— В пятом. У нас открылась семилетняя школа, — в голосе Назарки слышалась гордость.
— Вы куда едете?
— На Пыжу, к леснику Каргаполову.
— Это от нас недалеко. Только вам нужно повернуть вот сюда, — Назарко показал на небольшую возвышенность. — За горой попадет вам лес, но вы езжайте, смелее, он скоро кончится, потом пойдет дорога на кордон. Хотя я вас провожу! — решил он. — Коровы никуда не уйдут. — Взобравшись на коня к Темиру, Назарко уверенно стал показывать всадникам путь через лесную трущобу. — Это самый короткий путь к Игнатию, — объяснил он.
Вскоре выехали на торную дорогу, которая шла из Ынырги на Пыжу. Блеснули воды таежной реки.
— Теперь я пойду обратно, — слезая с лошади, сказал мальчик и, пожав руки Кирику и Яньке, вложил свой комыс в рот.
— Калырт-мылырт, динь-динь, — понеслась несложная музыка. Оглянувшись на молодого тубалара, ребята приветливо помахали ему рукой.
В полдень подъехали к дому лесника. На лай собак вышел сам хозяин, рослый голубоглазый таежник.
На крыльцо выскочила Фрося.
— Янька! Кирик! — Она подбежала к ним с зардевшимся от радости лицом: — Здравствуйте! Как хорошо, что вы приехали.
Поставив лошадей на выстойку, ребята с Темиром вошли в дом. Мать Фроси, Аксинья, принесла из погреба крынку холодного молока со сливками и свежей малины.
