Николай Глебов - Карабарчик
Обзор книги Николай Глебов - Карабарчик
Карабарчик
КАРАБАРЧИК
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Из Ануя Евстигней Тихонович Зотников выехал в полдень. Стояла жара. В горячем воздухе трепетало марево, и, казалось, все живущее на земле попряталось в тени. Поникли и травы, только яркие огнецветы, раскинув свои желтые лепестки, как бы радовались палящему зною июльского солнца. Тишина. Изнемогая от жары, Зотников откинулся в глубь тарантаса и задремал. Не заметил, как проехал небольшое алтайское село и стал подниматься на перевал. Вдруг лошадь остановилась и беспокойно повела ушами. Евстигней проснулся и лениво подстегнул коня:
— Н-но-о!
Лошадь не двигалась.
— Что за оказия? — Зотников вылез из тарантаса.
У дороги лежала мертвая женщина, судя по лицу, — алтайка. Возле нее, обхватив тонкими, как плеть, руками голые колени, сидел мальчик. По его лицу, оставляя грязный след, катились крупные слезы. Зотников шагнул к женщине.
— Должно, с голодухи померла алтайка. Мрут они нынче, как мухи. — Перекрестившись, Евстигней оттащил мертвое тело подальше от дороги.
«Как же с парнишкой быть?» — подумал он и обратился по-алтайски к мальчику:
— Как тебя зовут?
— Карабарчик[1], — чуть слышно ответил тот.
— Да ты, друг, на скворца-то не похож, а скорее на полудохлого котенка, — улыбнулся своей остроте Зотников. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, поднял мальчика и усадил в тарантас.
— А мама? — Полные слез глаза найденыша уставились на труп матери.
— Каюк твоей мамаше, померла!
Евстигней тронул коня вожжами; тарантас стал медленно спускаться с перевала.
В сумерках они проехали долину и, миновав одинокие жилища алтайцев, стали приближаться к Чарышу.
Заимка Зотникова была расположена в южной части высокогорного Алтая, вдали от проезжих дорог. Кругом стояли нетронутые леса, таежная глухомань. Ниже по течению Чарыша, за мрачным ущельем Яргола, шли русские села: Тюдрала, Талица и Чечулиха.
Появился Зотников в этих местах лет десять назад. Мелкий торговец, он случайно забрел на заимку богатого старообрядца Кузьмы Ошлыкова, и, к удивлению соседних заимщиков, осторожный к людям Кузьма выдал за него единственную дочь. Вскоре Ошлыков умер. Евстигней стал обладателем богатого наследства. Трезвый и расчетливый, он умело повел хозяйство тестя. И, чем больше богател, тем сильнее охватывала его страсть к наживе, тем больше черствела душа. Вел знакомство Зотников только с местной знатью; особенно (был дружен с кривым Яжнаем, стада овец и табуны лошадей которого паслись в плодородных долинах Келея.
Обычно Яжнай приезжал на заимку Зотникова ночью. Запершись в маленькой комнате обширного дома, при слабом свете ночника хозяин с гостем вели таинственные разговоры. Нередко эти совещания кончались поспешными сборами: оба куда-то уезжали. Возвращаясь из одной такой поездки, Евстигней и нашел Карабарчика на перевале.
Подъехав к дому, Зотников долго стучал в тяжелые, окованные жестью ворота. На стук вышел работник Прокопий.
— Сонная тетеря! Стучу, стучу, словно подохли все! Открывай!
Прокопий распахнул ворота и пошел вслед за тарантасом.
— Распряги коня, поставь на выстойку, возьми в коробке алтайчонка — должно, спит, дохлятина! — унеси его к себе в избу, а утром приведешь ко мне, — сказал Евстигней угрюмо и стал подниматься на крыльцо. — Только гляди за ним, как бы не убежал!
Прокопий бережно поднял спящего мальчика на руки.
— Ишь, сердечный, умаялся за дорогу, — произнес он сочувственно, и, войдя в избу, осторожно положил найденыша на лавку, и зажег огонь. — Мать, а мать! — Прокопий потряс за плечо спящую женщину. — Вставай, бог еще сына дал.
Степанида, жена Прокопия, поднялась с постели и подошла к лавке:
— Чей это?
— Кто его знает! Хозяин привез, а где взял — не знаю. Утром велел к себе привести.
Женщина участливо посмотрела на спящего ребенка:
— Худой какой! Кожа да кости. Покормить его, Проня, что ли?
— Не тревожь. Постели мой тулуп да укрой чем-нибудь, пускай спит. Утром покормим.
— Мам, а мам, кого это тятя принес? — послышался с полатей полусонный мальчишеский голос.
— Спи, Яшенька, спи! Скоро утро, — ответила Степанида и принялась мастерить постель нежданному гостю.
— А-а! А я думал… — И, не закончив то, что хотел сказать, Янька натянул на себя сползший отцовский армяк и уснул.
Карабарчик спал крепко. Когда солнце брызнуло лучами в окно, он проснулся и увидел рядом русского мальчика, который с любопытством разглядывал его.
Карабарчик, смутившись, отвернулся к стене и стал ковырять мох в простенке.
— А у меня свистулька есть! — проговорил Янька, подвинувшись ближе к Карабарчику. — Тятя на базаре купил, вот она!
Вынув из кармана глиняную игрушку, напоминавшую петушка, Янька поднес ее к губам. Раздалась мягкая трель.
— Что, хорошо? Хочешь посвистеть?
Найденыш медленно повернул голову к Яньке.
— Хочешь посвистеть? — повторил свой вопрос Янька и сунул игрушку в руки Карабарчику.
Найденыш неуверенно поднес ее к губам и свистнул. Его скуластое лицо расплылось в улыбке.
— А ты не так, ты вот как! — Янька, надувая щеки, пронзительно засвистел. — На, поиграй, пока мамы нет: она шибко не любит, когда в избе свистят, за ограду гонит, — затараторил он. — А тебя как звать? — И, не получив ответа, добавил: — Меня — Яшкой, тятю — Прокопием, маму — Степанидой, а собачонку — Делбеком[2]. Да вот он и сам!
Из-под кровати вылез лохматый щенок и, усевшись на задние лапы, умильно посмотрел на Яньку.
— Знаешь, чему его тятя научил? Хочешь, покажу?
Подражая отцу, Янька сердито крикнул:
— Делбек! Евстигней идет!.
Щенок вскочил на ноги, взвизгнул и, поджав хвост, стремительно кинулся под кровать. Карабарчик улыбнулся.
— Видел? — спросил довольный Янька. — Делбек боится хозяина: Евстигней его постоянно лупит чем попало. Первый раз отлупил за то, что Делбек молоко у Варвары вылакал, второй раз — за то, что цыпленка задавил, а теперь уж дерет по привычке. Делбек и Степки боится. Степка — хозяйский сын. Такая заноза — всегда первый в драку лезет! На днях привязал он к Делбешкиному хвосту пустую банку. Ну, и ошалел собачонок. Носится по двору — едва поймал… А тут Степка подбежал… Я его как двину кулаком, он и с ног долой! — И, размахнувшись, Янька чуть не сшиб с лавки нового приятеля. — Пойдем к амбарам, я тебе воробьенка покажу в гнезде.
Янька взял за руку Карабарчика и вышел с ним во двор.
— А-а, уже подружились? Вот и хорошо! — Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найденыша. — Теперь вас будет двое. Степке туго придется! — улыбнулся он.
— Тятя, а тятя, почему он молчит все время? — обратился Янька к отцу.
— Да потому, что он русского языка не понимает.
— Вот не догадался! — улыбнулся Янька. — А я думал, он немтырь.
— Как тебя зовут? — спросил Прокопий мальчика по-алтайски.
— Карабарчик.
— Он говорит, что зовут его Скворцом, — перевел отец.
Янька свистнул:
— Вот так здорово! Скворец!
— Чей ты? — продолжал расспрашивать Прокопий.
— Не знаю… — Карабарчик опустил голову.
— Кто твой отец?
— Был пастухом у Яжная.
— У кривого Яжная? — спросил с изумлением работник. — Это не твоего отца убил он в прошлом году?
Мальчик прошептал чуть слышно:
— Не знаю. Только нас с мамой Яжнай выгнал из аила[3], и мы жили в лесу.
Прокопий с жалостью посмотрел на мальчика. Ему вспомнился случай с пастухом бая: защищаясь от побоев, пастух ударил хозяина палкой и за это был убит. Дело замяли, и преступление Яжная осталось безнаказанным.
— Родные у тебя есть?
— Не знаю.
— Эй, Прокопий! — раздался с крыльца зычный голос Зотникова. — Веди мальчонка.
— Пойдем, хозяин зовет. — Взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому. — Да ты не бойся! — говорил он мальчику, видя, что тот упирается. — В обиду тебя не дам.
Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниковых сидела за чаем.
Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.
— На кой ты грех его подобрал? — набросилась она на мужа. — Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом.
Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провел рукой по окладистой бороде.
— Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник?[4] Может, там поправится. Прокопию помощник будет. — Евстигней вопросительно посмотрел на жену.
