Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
— Понятно, — сказал дедушка. — Ты хочешь помочь, э… Тревису. Это который?
— Неужели вы забыли? Он в прошлом году откармливал индюшек и плакал, что их убьют.
— Да-да. Я, помнится, решил эту проблему.
— Ну да.
Тревис так нервничал, что его питомцев должны съесть, что накануне рокового Дня благодарения мы с дедушкой с помощью краски и ножниц изменили их внешний вид — хотели убедить брата, что мы будем есть других индюшек, соседских. Индюшкам преобразования не понравились, у меня даже остался шрам на левом локте — на память. (Чего не сделаешь для любимых братьев! Для Ламара я бы стараться не стала, ни за что на свете.)
— И ты хочешь помочь ему справиться с излишней чувствительностью? Я правильно понял?
— Да, сэр.
— Могу я поинтересоваться, зачем?
— Он хочет быть ветеринаром, значит, ему придется иметь дело с кровью, внутренностями и тому подобным. Но он не такой крепкий, как я. Его чуть не вырвало, когда я показала ему своего червяка.
— Правда?
— Но меня такие вещи не беспокоят, у меня луженый желудок, вы же знаете.
— Конечно, знаю.
Я прямо расцвела от его похвалы. Дедушка задумался на минутку.
— Интересная задача. Полагаю, надо предлагать ему все более и более сложные и занимательные объекты для препарирования постепенно, чтобы не вызвать слишком большое потрясение. Таким образом мало-помалу его нервная система будет привыкать к правде жизни. В то же время это даст тебе возможность глубже изучить анатомию. Мы будем двигаться от беспозвоночных к позвоночным и, возможно, доберемся и до мелких млекопитающих. Предоставляю тебе рассказать о нашем плане брату. Завтра можем заняться кузнечиками, Schistocerca americana.
На следующий день я поймала сачком большого желтого кузнечика и отнесла в лабораторию. Мы с дедушкой гуманно и безболезненно умертвили его в смертоносной мензурке.
— На биологической лестнице насекомые стоят выше других беспозвоночных, — объяснил дедушка. — Начинаем препарирование. Наблюдаем. Описываем. Делаем записи. Анализируем.
Так я и поступила. Отметила два больших фасеточных глаза, три простых глазика (таких маленьких, что и не разглядишь), две пары крыльев и три пары ног. Большие глаза обеспечивают насекомым хороший обзор, так что к ним трудно подобраться. Без сачка на длинной ручке я бы его нипочем не поймала.
Следуя дедовым указаниям, я сделала разрез и закрепила половинки булавками. У кузнечика нет легких, а только дыхальца — ряд крошечных отверстий вдоль брюшка. Они работают как воздушные мешки, подавая воздух прямо в тело насекомого. Кровеносная система насекомых — незамкнутая, кровь не течет по кровеносным сосудам, а заполняет полость тела. (А у человека, например, — замкнутая кровеносная система.) Я сделала несколько набросков и тщательно все записала.
Закончив, я накрыла лоток марлей и понесла показывать Тревису. Я отыскала его в хлеву. Он палкой почесывал Петунью за ушами.
— Вот, смотри! — я откинула марлю и показала ему ярко-желтые кусочки на черном воске. — Это кузнечик, сегодня препарировали.
— Угу.
— Нет, ты посмотри! Дедушка сказал, это тебе поможет.
— Угу.
Можно было предвидеть, что препарированный кузнечик может сбить с толку, особенно начинающего, но ведь мальчику необходимо обрести хоть немного мужества. И кто ему поможет, если не я?
— Оставь свинью в покое и посмотри сюда.
Тревис неохотно глянул и быстро отвел глаза. Не нравится он мне что-то.
— Можешь потрогать, — ободрила я и дотронулась до крепких задних ног кузнечика. — Он не кусается.
Тревис втянул носом воздух и побледнел.
— Посмотри, как эта пара ног приспособлена для прыжка. Взгляни на эти громадные глаза — вот почему кузнечиков так трудно ловить. Возьми лоток.
— Спасибо, мне и отсюда видно.
— Возьми. Лоток.
Я сунула лоток ему в руки. Он взял, но отвел глаза. Руки у него дрожали.
— Ты хочешь быть ветеринаром или нет?
Тревис сглотнул.
— Хочу. Хотя… нет, конечно, хочу!
— Тогда стой и смотри. Я не шучу.
— Кэлли, я не могу.
— Сможешь, потому что я с тобой. Попробуешь?
Никакого ответа.
— Тревис, я задала вопрос.
— Я постараюсь.
— Смотри, это нижние и верхние челюсти, они служат для перетирания пищи.
— У-гу-гу.
— Это усики, а это церебральные ганглии — что-то вроде примитивного мозга.
— Ага.
— И обрати внимание на жилки на крыле. Каждый вид кузнечиков имеет свое уникальное расположение жилок. Ты об этом знал?
— Неа…
Он отвел глаза. Каждую минуту ему приходилось напоминать, что надо смотреть на лоток. Руки уже дрожали меньше, но румянец так и не вернулся. Мы, должно быть, простояли так минут пять, пока я не сжалилась.
— На сегодня хватит.
— Спасибо!
Он вернул мне лоток и поспешил к сараю. Точно, сейчас обнимет Банни, зароется лицом в мягкий белый мех. Тревис всегда так делает, чтобы успокоиться.
Я сказала Петунье:
— Не уверена, что у него получится. Если уж с кузнечиком возникли трудности…
Свинка дружелюбно хрюкнула, но я не поняла, согласна она со мной или нет.
Но на этом проблемы Тревиса не кончились. На обратном пути из школы обнаружилась еще одна. Я спросила:
— Койпес убежал, или ты его все еще кормишь?
— Это ты о Грязнуле?
Ну и ну.
— Тревис, мы же договорились: кличек не давать.
— Я подумал, что вреда не будет. Имя нужно каждому. Пойдем со мной, сама увидишь, какой он стал. С каждым днем выглядит все лучше и лучше.
Брат привел меня на берег и тихонько позвал:
— Грязнуля, хорошая собачка, иди сюда.
Из кустов вышел не тот скелет, которого я помнила, а почти настоящая собака. Глаза блестят, нос мокрый, на морде выражение счастья. По-прежнему хромает, но меньше, чем раньше. Надо признать, он выглядит как самый обыкновенный пес, Canis familiaris — среднего размера, коричнево-бурого окраса. Подбежал к Тревису, виляя хвостом и скромно прижав уши. Увидел меня и притормозил. Я посмотрела на него повнимательней. Вблизи он был больше похож на койота, чем на собаку, морда узкая, хвост длинный и пушистый. Он закончил есть, облизал губы и выжидающе уставился на нас.
— На сегодня все, малыш. Завтра принесу еще.
— Посмотри, Кэлли, — Тревис обернулся ко мне, потом скомандовал: Грязнуля, сидеть.
Грязнуля сел.
Я только рот раскрыла. А Тревис продолжал. Он погладил Грязнулю, и пес в ответ лизнул его руку.
— Не смей его трогать! Может, он заразный.
— Да ладно, — беспечно возразил братец. — Если он заразный, я уже давным-давно заразился. Он позволяет мне себя гладить и вытаскивать клещей. И он любит, когда я его вычесываю.
Опоздала я со своей заботой.
— Хочешь его погладить? Он не тронет.
Тревис сиял от счастья. Я не могла устоять, да и кто бы мог? Протянула руку, Грязнуля осторожно ее обнюхал и легонько лизнул. Я выкинула из головы мысль о возможных микробах и погладила собаку.
— Видала? — радовался Тревис. — Он совсем ручной.
Я решила все-таки обратиться к голосу разума, как бы больно это ни было.
— Мама сказала, что у нас и так слишком много собак, папу вообще интересуют только чистокровные гончие. А Носик, Сойка и Бандитка уже подмочили твою репутацию. Больше никаких диких животных в доме.
— Но он же не дикий! Только наполовину.
— Знаю я! Хочешь его кормить — пожалуйста, но домой — ни за что. Родители и через миллион лет не согласятся.
В ответ — только глубокий, из самой глубины души вздох.
— Оставь его здесь. У него есть нора, ты будешь его подкармливать. Можешь навещать его хоть каждый день. Грязнуля будет твоей тайной собакой.
Тревис почесал пса за ушами и сказал:
— Ладно, давай так.
— Кормить его придется вдоволь, чтобы он не полез за курами. Только этого нам не хватало. Пошли домой, мне еще музыкой заниматься.
Тревис не хотел прощаться. Он обнял пса, а потом еще долго ему махал. Я очень волновалась за брата. И за его койпеса.
Глава 19
Приключения реальные и воображаемые
Как-то в очень темную ночь… море представляло удивительное и прекраснейшее зрелище. Дул свежий ветер, и вся поверхность моря, которая днем была сплошь покрыта пеной, светилась теперь слабым светом. Корабль гнал перед собой две волны точно из жидкого фосфора, а в кильватере тянулся молочный след. Насколько хватало глаз, светился гребень каждой волны, а небосклон у горизонта, отражая сверкание этих синеватых огней, был не так темен, как небо над головой.
Школа, изучение Природы с дедушкой, вязание варежек и игра на пианино занимали почти все время, но я ухитрялась выкраивать минутку и на доктора Прицкера. Иногда он давал мне пять, а то и десять центов за помощь.
