Гортензия Ульрих - Письмо не по адресу. Любовная горячка
Я не успеваю обслужить всех желающих, а твоя бабушка с Пикассо в руках уже подходит к прилавку.
— Картина отправится туда, где её ждут, — говорит она и с улыбкой добавляет: — Разумеется, ты тоже приглашён на церемонию открытия.
Прежде чем я успеваю ответить, откуда ни возьмись появляется мама. У неё в руках какие-то бумаги. С первого взгляда мне не удаётся понять, какие именно.
— Что вы хотите сделать с этой… вещью, фрау фон Харденберг? — в ужасе восклицает мама.
— Отнесу её в музей, дорогая. А что ещё я должна с ней сделать?
— Эту… Этот рисунок Берри — в музей?
— Разумеется.
— Тогда, возможно, вас заинтересует кое-что ещё.
И тут я понимаю, что мама держит в руках: пожелтевшую папку с моими детсадовскими рисунками! Подумать только, она хранила эти древности столько лет!
— Мама! Ты зачем это принесла?! — возмущаюсь я, но она уже раскрыла папку.
— Вот, посмотрите! Например, рисунок поезда! А ему ведь было всего пять лет. Правда, поезд выглядит как настоящий?
Твоя бабушка переводит взгляд с папки на маму, потом на меня.
— Итак, ты придёшь на церемонию? — обращается она ко мне голосом, в котором слышится какой-то странный намёк.
— Да. Непременно!
— Чудесно. Матильда, кстати, тоже там будет.
— Кто? А, МАКС!
На мгновение выражение её лица делается таким же строгим, как и в самом начале нашей встречи.
— Я миллион раз говорила своей внучке, что терпеть не могу этого неподобающего сокращения имён. — Но затем она снова улыбается: — Разумеется, ты можешь её так называть, если хочешь.
Кивнув маме и бросив на прощанье беглый взгляд на папку с моими детскими каляками, она уходит.
— Ну почему она не посмотрела остальные твои рисунки! Там есть такой красивый цветочный луг! — со стоном говорит мама.
— Да выброси ты эту дребедень! — шиплю я. — Ей ведь уже сто лет в обед!
— Ни за что, — качает головой мама и крепче прижимает к себе папку с рисунками.
Вот, собственно, и всё. Картина возвращается в музей, а я, кажется, заслужил благосклонность твоей бабушки. Но самое главное: мы увидимся на церемонии!
В великолепном настроении,
Берри
Р. S. Сейчас пойду к Кулхардту и объявлю, что дело о свиньях окончательно закрыто.
Р. Р. S. Чарли уже в пути. Очень обрадовался, что сможет нанести ещё один визит в ваш дом.
Отправитель: ПинкМаффин
Получатель: БерриБлу
Тема сообщения: Разочарованный Чарли
Привет, Берри!
Приехал ваш Чарли с «Клёцками валькирии», но мне отдавать их отказался. Сказал, будто ему поручено передать заказ лично в руки обнажённой француженке. Помня, что вследствие своей близорукости и странного представления о жизни богатых он считает статую Венеры живой женщиной с голосом Колетт, я привела его в холл и сказала, что он должен положить «Клёцки валькирии» к её стопам.
Чарли так и сделал, не преминув сообщить статуе, что по средам у него выходной, короче, если у неё будет время…
Мне пришлось положить конец намечающемуся роману между близоруким экс-боксёром и мраморной статуей, потому что времени не было ни секунды.
— Ошень польщена, но я нье мочь покидать дом, мнье ньешего одьеть, — на своём самом лучшем французском сообщила я.
Чарли почесал голову, наведя среди своих двенадцати волос полный тарарам. Затем кивнул и пробормотал:
— Да, могут возникнуть проблемы. — С этими словами, к счастью, он удалился.
Берри, что-то мне тревожно за вашего гонца. Ты уверен, что, находясь за рулём мопеда, он надевает очки? Его душевное состояние я комментировать не берусь, тут могла быть замешана Колетт, умеет она у нас кружить мужчинам головы. И всё же, сдаётся мне, травмы, которые Чарли получил в бытность боксёром, нанесли его интеллекту непоправимый удар…
Выставив его, я тут же побежала к свиньям, чтобы поскорее подкормить их любимым лакомством. Смотрю, а свиней-то и нет. Обыскалась везде, заглянула в каждый уголок, под каждую груду листьев, в каждую кротовую нору. Бесполезно.
Пропали. Точно корова языком слизала.
В отчаянии я бросилась на поиски Колетт, которая, как и следовало ожидать, прохлаждалась в Седриковых покоях (мы вполне можем сдать в аренду её жильё, она и внимания не обратит).
— Колетт, где свиньи?
— Я нье знай. — Традиционный ответ.
Бросаю пронзительный взгляд на Седрика.
Тот отвечает мне взглядом ещё более пронзительным.
— Don’t ask me. I am still waiting for your apology![53]
Блин, похоже, он всерьёз надеется, что я буду расшаркиваться перед его грабельной светлостью за необоснованное обвинение в том, что именно он укокошил сначала Кулхардта, а потом и свиней. Чувствительный гражданин.
Стараясь изобразить на лице подобие дружелюбия, произношу заветное:
— I am so-о-о sorry[54].
Он кивает, кратко и очень по-британски.
Затем я спрашиваю о главном:
— Where are my pigs?[55]
— Gone![56] — отвечает Седрик с нескрываемой радостью.
— Исчезли? Куда? Как?
Он смотрит на Колетт. Я смотрю на Колетт. Колетт переводит взгляд с меня на Седрика.
— Я нишего не сдьелать.
Седрик приподнимает бровь.
Сопротивление Колетт идёт на спад, и она причитает:
— Я нье флиртовай!
Что? Не поняла? О чём тут разговор?
— Колетт! Где мои свиньи?
Ноль внимания. Колетт умоляюще смотрит на Седрика.
— Прявдя ньет.
— You did![57] — грохочет он.
— Я прёстё биль друшелюбным!
Взгляд Седрика так и сверлит Колетт насквозь. Она пожимает плечами.
— Я прёстё пощюпать его мюскели. — Переводит взгляд на меня, словно ожидая поддержки. — У ньего такие сильные мюскели, тошно льев. Mais non[58], — тут же поправляется она. — Тошно бык.
Голова у меня идёт кругом, однако не стоит забывать, что это моё нормальное состояние во время увлекательных бесед с Колетт.
— Колетт! — взываю я к её сознанию. — Свиньи!
— Ах, — вспоминает она. — Свини. Они опьять у своя мамам.
— Не поняла. Колетт, немедленно объясните, что произошло.
Ни малейших признаков сотрудничества.
— А не то… мы вас уволим!
Улыбается. Ладно, зайдём с другой стороны.
— А не то мы уволим Седрика!
Переводит задумчивый взгляд на своего кавалера и, к счастью, принимает решение в его пользу. Желваки Седрика проступают сквозь щёки и нервно дёргаются. Но вслух он не произносит ни слова. Колетт, похоже, только рада его помучить.
— Маман свиней приезжай на сюда и забирай свои любимцы.
— Погодите. Хотите сказать, приехала какая-то свинья, постучалась в дверь, объявила себя матерью Готтхильфа и Женевьевы и увезла их отсюда?!
— Oui![59]
Берри, клянусь, это было перебором даже для меня.
Седрик по-прежнему не сводит взгляда с Колетт и шипит:
— And you did flirt with him![60]
Колетт оскорблённо надувает губы. Затем поворачивается ко мне:
— Он биль такая сильная, он вёзьми под кяждая рюка по свине и выйди вон.
— Просто супер! — Чуть не кинувшись на неё с кулаками, я решаю отложить расправу и перехожу к более насущной проблеме: — Постойте! То есть кто-то унёс наших свиней с участка?!
— Oui, — мечтательно выдыхает она. Седрик, сам понимаешь, еле сдерживается.
Кажется, до меня доходит.
— Шикарно. Это был он или она? Или их было двое?
Колетт кивает.
— А эта свиномать, как она выглядела? На ней была одежда? Она была похожа на человека?
Колетт удостаивает меня пренебрежительным взглядом.
— Mais oui![61] Мадмуазелл Тони! Ви считай, я отдай наших свинов любой свине, которая прийти и скажи, что она — их маман? Mais non![62] Эта свиня была дама, и дама скязять, мерси зя зяботу, но она снова зесь и мочь забирай свои деточки на дом. Пётём мющина возьми свинов и уноси.
— И вы просто отдали этой даме наших свиней?! — голошу я.
Колетт становится неуверенной и даже нервной. Запускает руку в карман и вытаскивает оттуда целую пачку банкнот. Начинает отсчитывать и ворчливо произносит:
— Ми могли би разделиться, но она сказать, што это все мне зя МОИ хлёпоты. А уж я нахлёпаться с этими свинями! — С видимым нежеланием протягивает мне пару купюр. Здесь нет даже десятой доли того, что она «нахлопотала», но это совсем другая история.
— Зачем мне ваши дурацкие деньги! — в бешенстве огрызаюсь я. — Верните свиней!
Колетт быстро и с явным облегчением прячет деньги обратно в карман.
Я же выметаюсь из садового домика подобру-поздорову, а не то в таком бешенстве точно кого-нибудь уволю.
Камилла! Камилла со своим гориллой. Пришли, как к себе домой, и забрали свиней!
Резко разворачиваюсь и лечу обратно в домик.
