Лариса Евгеньева - Лягушка (Повесть и рассказы)
— Из «Отелло», — отозвался Марат без раздумий. — Я, например, согласен сыграть Отелло.
— Ну да… волосы у тебя, того… кучерявые, — сказал Сева, слегка замороченный происходящим. — Один будешь играть или с Дездемоной?
— С Дездемоной. С ней! — И Марат, как будто это само собой разумелось, показал на Дину.
Теперь все головы повернулись к ней.
У Дины перехватило дыхание.
— Дэз-дэ-мона, — дурацки коверкая, проблеял Асланянц, а Зотиков, закатывая глаза, затрясся в мелком смехе.
— Тише! — Сева хлопнул по столу ладонью, хотя особого шума как раз и не было. — Поскольку есть предложение, его надо обсудить.
— А чего обсуждать? — пробасил Скородумов. — Раз сам вызывается… Может, только кого покрасивше поискать на эту, на Дездемону?
— Подумаешь, знаток! — фыркнул Марат.
— Чего знаток? Я никакой не знаток. Чего думал, того и сказал.
— Если хотите, у нее настоящий тип эпохи Возрождения! Лицо — как на старых картинах! Джотто, «Рождение Венеры», ясно? — Подойдя к Дине, он стал размахивать руками перед ее носом, словно экскурсовод.
— Это какое же рождение? Там, где она голая из ракушки вылазит? Асланянц в восторге вертел головой, а уши у него пылали, словно два фонаря.
— Ладно! — Сева стукнул по столу уже не ладонью, а кулаком. Готовьте своего «Отелло»! Моя помощь вам нужна?
— Мы сами, — быстро сказал Марат.
Они ушли. Остались лишь Марат и Дина.
— Да ты не трухай! — подмигнул он ей.
— А почему ты решил… что у меня получится?
— Слушай, старуха, почему ты такая в себе неуверенная? Другая бы нос задирала до потолка, а ты… Ладно, завтра вечером на этом месте! — Он помахал ей рукой и пошел с террасы.
После отбоя, когда Света натешила девчонок «звуками животных», Дина позвала ее к себе. Света не стала забираться к ней под одеяло, как это делали девчонки, когда хотели посекретничать, а села на край Дининой постели и довольно-таки неласково спросила:
— Чего тебе?
Дина как можно убедительнее попросила ее выступить на прощальном костре со «звуками животных», однако Света молчала. Она сидела отвернувшись, и выражение ее лица не было видно Дине.
— Я бы, может, и согласилась, — наконец сказала она, — если бы кто другой попросил. А для тебя — фигушки!
— Почему? — растерялась Дина.
— А так! Как вам — так на блюдечке должны, а как вы — так чихаете на всех!
Сейчас уже замолчала Дина. Она ничего не понимала. Света снова заговорила.
— Девчонки тебя не одобряют. Потому что если все — так все. И нечего! Поняла?
— Нет, — сказала Дина. — Не поняла. Ничего.
— Ты дурочка или прикидываешься?
— Дурочка, наверное, — сказала Дина. — Только все равно я ничего не понимаю.
— Да ведь бойкот у нас! Бойкот насчет мальчишек! Мы же договорились. А ты с этим, с Маратиком!.. Неразлейвода.
Чья-то тень мелькнула у стеклянной двери, и Света юркнула под кровать. Дверь открылась, и Сева-вожатый заглянул в спальню, посмотрел и так же осторожно закрыл дверь. А Дина вспомнила: Сева-вожатый! Когда наступало его ночное дежурство по лагерю, мальчишки заранее предвкушали массу удовольствий. В спальном корпусе старших спальня девочек и спальня мальчиков разделялись нешироким коридором; в конце коридора стоял стол и кресло, а на столе — электрический чайник, телефон и неяркий ночник. Это и было место ночного дежурного. Обычно дежурные читали книгу, пили чай, подремывали или отправлялись смотреть спальни малышей. Однако почему с таким нетерпением ждали дежурства Севы-вожатого?
Потому что Сева был уникальной личностью.
Уложив ребят, попив чаю и опять пройдясь по спальням, Сева затем усаживался в кресло и впадал в странное состояние, похожее на летаргию. Это было что-то вроде сна, но в то же время и не сон. Глаза у Севы были закрыты, лицо блаженно-расслабленное, он слегка посвистывал носом, но в то же время Сева вступал в разговор, отвечал на вопросы, причем вполне осмысленно, и даже спорил. Однако при одном условии: если говорить с ним тихим, спокойным голосом и ни в коем случае не шуметь. В желающих «поговорить» с Севой не было отбоя, однако брали не всех, не более пяти человек на один раз. Ведь известно: чем больше народу, тем больше шума.
И начиналось.
— Сева, «Спартак» — никуда не годная команда! Калеки, мазилы! (А Сева болел именно за «Спартак».)
— Клевета и чепуха, — монотонно отвечал Сева.
— Сева, а зачем за обедом ты скушал четыре вторых?
— Неправда, не кушал, — блаженно улыбаясь, отвечал Сева.
Ну и тому подобное. Особенной находчивостью вопросы, адресованные Севе, не отличались. Но все равно было смешно до коликов, и то и дело кого-нибудь в приступе смеха уволакивали в спальню, зажимая ему рот полотенцем.
Однако все приедается. Как бы там ни было, Сева откалывал свои номера уже несколько лет (четыре года подряд Дина ездила в этот лагерь, и все время здесь был Сева-вожатый, и все время молва о его уникальных способностях передавалась по эстафете), и они слегка поднадоели. И вот ребята придумали нечто небывалое, а то, что это небывалое было с секретом, с двойным дном, девчонки, увы, узнали слишком поздно.
Спальня мальчиков вызвала спальню девочек на битву.
— Чем будем биться? — деловито спросила Света Савельева у Жоры Зотикова, который заявился к ним в качестве парламентера.
— Как чем? — вроде бы удивился Жора. — Подушками!
В обеих спальнях остались одни лишь ленивые. Если бы кто-нибудь посторонний появился сейчас в коридоре, наверное, он бы умер на месте. В длинном полутемном коридоре металась стая каких-то существ с развевающимися за спинами белыми накидками (это были простыни), во всех направлениях летали подушки, кружился пух и перья, и, главное, вся эта вакханалия происходила в полной тишине. Жора Зотиков, растопырившись у стола, как заправский вратарь, отбивал случайные подушки, которые могли попасть в Севу-вожатого. А Сева, оползая в кресле и вытянув вперед длинные ноги, посапывал со своей тихой улыбкой. Время от времени кто-нибудь из ребят на цыпочках подскакивал к Севе и вполголоса спрашивал:
— Сев, здорово мы их?
— Хорошо, молодцы, — отвечал Сева, не открывая глаз.
Девчонок все время теснили к их спальне, но постепенно ребята стали отступать, исчезая в своей спальне по одному. Девчонки, увлекшись, преследовали их до самой двери, которая была рядом со столом дежурного. Последним исчез Зотиков, шепнув Севе одно лишь слово. В этом и был секрет затеи.
— Подъем! — тихо проговорил Зотиков, а от этого слова, сказанного даже шепотом, Севу подбрасывало, глаза его широко раскрывались, и он с ходу включался в окружающую жизнь.
И вот Сева включился.
Что же он увидел? Ораву красных, взлохмаченных, босых девчонок, прыгающих со своими подушками, а прямо перед собой — Свету Савельеву, закутанную в простыню, словно кокон (у нее была чересчур короткая рубашка), Свету, обеими руками показывающую ему длинный нос.
— Так, — деловито сказал Сева, — ясно.
Было ли ему действительно ясно, знает он один. Девчонки застыли, словно в игре «Замри!», с вытаращенными до предела глазами и в самых нелепых позах.
— Ладно, — махнул рукой Сева, — идите!
Он потряс головой, включил электрический чайник и сыпанул в заварочный сразу полпачки чая. Девчонки вздрогнули, словно их кто-то расколдовал, и поплелись в спальню.
Но обо всем этом Дина знала лишь по рассказам — сама она в подушечном бою не участвовала. Не было настроения. Каким-то все это казалось детским, глупым, неинтересным… Тогда она сказала Свете: «Голова болит», но дело было не в голове. Наверное, она стала взрослой. И как это она будет прыгать перед Маратом в таком виде? Глупости. Марата, кстати, тоже там не было.
Девчонкам попало, однако ребят не выдали. Те заговаривали, как ни в чем не бывало, однако девчонки решили: бойкот. Не разговаривать, не общаться, глядеть сквозь. Вот так! Пусть предателям будет стыдно.
— Его там не было, — сказала наконец Дина.
— Мало ли что! — Света опять уселась на ее постели. — Тут дело принципа.
Дина молчала.
— Лично я ничего в нем не нахожу, — поджимая губы, сказала Света. Чересчур он выставляется. Большим умником себя имеет!
— Что ему, дурачком прикидываться?
— Ну, я не знаю. — Света на цыпочках отправилась к своей кровати, прошептав напоследок: — Будет бойкот насчет Маратика, будут и «звуки животных», ясно?
Какой тут бойкот? Назавтра они начали репетировать сцену из «Отелло». Марат пришел с толстым темно-коричневым томом и спросил:
— Ты вообще-то читала?
— Вообще-то нет, — призналась Дина.
— Ладно, темнота, — махнул он рукой с видом превосходства. — Слушай.
