Рахмат Файзи - Его величество Человек
—Бедняга...— сочувственно вздохнул Кадырходжа и взглянул на часы.— Ну, пошли, братец, поговорим по пути.
Глава шестнадцатая
До отправки эшелона оставалось около часа. Кадырходжа убедился, что Мутабар и Турабджан уезжают вместе. Шепнув дочери, что скоро вернется, он пошел в вокзал.
У входа в зал эвакопункта Кадырходжа встретил Салиеву из горкома партии и спросил про бюро.
—Приглашены руководители республиканских и городских организаций. Бюро будет проводить сам Усман-ака,— сообщила Салиева.
—Ах, как неудачно! Так совпало, что в девять часов и дочка на фронт уезжает, и заседание бюро. Не знаю, что делать,— огорчился Кадырходжа.
—Понимаю, понимаю...— задумалась Салиева.— Погодите! Аксакал ведь здесь. Можно его спросить...— Она потянула Кадырходжу за рукав.
—Нет, нет, неудобно,— начал упираться Кадырходжа.
—Ну, ладно, раз вы такой робкий, пойду сама спрошу,— сказала Салиева.
Через несколько минут, показавшихся Кадырходже очень долгими, она вернулась.
—Просит вас к себе.— Женщина улыбкой старалась ободрить Кадырходжу, у которого от такого известия лоб покрылся испариной.
Кадырходжа вошел в зал, битком набитый детьми. Они сидели, стояли, лежали. Кадырходже показалось, что многие из них мертвы — настолько безжизненны были их позы и застывшие глаза.
Кадырходжа пришел в такое смятение от этой картины, что не сразу увидел приближающегося к нему Ахунбабаева. Лицо у Аксакала было бледное, бескровное и усталое. Он шел медленно, чуть пошатываясь.
—Ишан[46], вы обязательно проводите дочь,— сказал Ахунбабаев, пожимая руку Кадырходже.— Идите, идите, ишан. Если не успеете на бюро, я буду здесь, и мы потом поговорим.— Помолчав, Ахунбабаев добавил: — И не забудьте дочери передать от меня привет.
Кадырходжа поблагодарил Ахунбабаева и бросился на перрон. В шумной толпе возле какого-то вагона он разыскал, дочь. Мутабар радостно улыбнулась отцу, не переставая оживленно разговаривать с провожавшими ее подругами. Тут же около вагона стоял и Исмаилджан. Увидев при свете фонаря хмурое лицо Кадырходжи, он с тревогой спросил:
—Что-нибудь случилось?
Кадырходжа отвел Исмаилджана в сторону.
—Я был в аду, братец, в настоящем аду! — Он несколько раз жадно затянулся папиросой.— Мы еще удивлялись Махкаму-ака! Самый жестокосердный человек не устоит, увидев этот ужас!
Исмаилджан впервые наблюдал Кадырходжу таким взволнованным и растерянным.
—Где же вы были, ака?
—Вокзал забит детьми. Почти все лежат. Бедняжки не подают и голоса. У них нет сил даже попросить воды. Живые трупы. А ведь они люди, дети человеческие, братец!.. А Ахунбабаев там...
Исмаилджан все понял: не было нужды расспрашивать...
И вдруг послышалась команда: «По вагонам!»
Исмаилджан взял Кадырходжу за руку и тихо сказал:
—Ака, пусть ваша дочь не заметит...
—Нет, нет... Ни в коем случае...— Кадырходжа поправил воротник, вытер платком лоб, глаза.
Перед тем как вскочить в вагон, Мутабар попрощалась с друзьями, крепко обняла отца, а потом бросилась к матери и долго не могла оторваться от нее. Только она шагнула наконец к вагону, как Этиборхон громко застонала и лишилась чувств. Женщины подхватили ее, дали понюхать нашатыря, привели в себя, стараясь, чтобы дочь ничего не заметила, но Мутабар, стоявшая на подножке, все увидела, все поняла.
Протяжно погудев на прощание, поезд тронулся и пошел, быстро набирая скорость. Кадырходжа долго смотрел ему вслед. Блестели при электрическом свете рельсы, перемигивались семафоры, пересвистывались на путях маневровые паровозы. Кадырходже казалось, что поезд навсегда увез частицу его сердца. Он попросил Исмаилджана отвезти жену, а сам торопливо зашагал к зданию вокзала.
Заседание бюро, видимо, началось недавно. Кадырходжа хотел присесть на стул у входа, но Ахунбабаев увидел его и жестом указал на свободное место в первом ряду. Ступая как можно осторожнее, Кадырходжа прошел вперед.
Председательствовал Усман Юсупов. Обсуждался вопрос о приеме и размещении детей, прибывающих из пострадавших от войны городов и деревень. Заслушивались короткие сообщения специальной республиканской комиссии по размещению. Представитель Наркомпроса[47] республики, член комиссии Хамидов доложил об увеличении количества мест в детских домах, об открытии новых детдомов, об одежде, топливе и продовольствии для прибывших детей.
—На сегодняшний день,— сказал Хамидов,— приняты и размещены двадцать семь тысяч триста девятнадцать детей, не считая тех, кого жители города взяли на воспитание.
—А дети, лежащие здесь, в соседнем зале, в какой счет они включены? — жестко спросил Усман Юсупов.
—Сегодня прибыло два эшелона, товарищ Юсупов. Не успели. Мы-то успели бы, но транспортное управление задержало,— виновато опустил голову докладчик и сошел с трибуны.
—Товарищ Хамидов! — горячо заговорил Юсупов.— За стеной стонут дети. Преступление, что они еще здесь! Преступление перед народом, перед Родиной, перед нашими фронтовиками! — Юсупов, сжав пальцы в кулак, резко под нимал и опускал руку, сопровождая слова жестом. Он говорил громко, отрывисто, точно вбивая фразы: — Когда в Государственном Комитете Обороны нас спросили, сколько людей узбеки могут принять под свой кров, мы сказали: примем столько, сколько будет нужно...
По залу словно волна прошла. Многие вскочили со своих мест, заговорили одновременно. Стало шумно.
—Тише! — крикнул Юсупов.
Все вмиг смолкли, и в напряженной, наэлектризованной тишине опять зазвучали веские слова, сопровождаемые энергичными жестами:
—На работников, не чувствующих ответственности за это дело, надо накладывать партийные взыскания. Руководитель, проявляющий бездушное отношение к детям, заслуживает беспощадного осуждения.
Гнетущее безмолвие, опустившееся на зал после речи Юсупова, нарушил начальник управления Наркомздрава Аминов. Он говорил тихо, точно боялся разбудить спящего ребенка. Подробно рассказал Аминов о том, как налажено лечение больных и раненых. Кадырходжа узнал, что организовано специальное медицинское наблюдение за грудными детьми, взятыми на воспитание, налажено снабжение их молоком. И опять Кадырходжа тепло подумал о Махкаме- ака: побольше бы таких!
Соседом Кадырходжи оказался немолодой, тучный секретарь райкома Шакасымов. Он тоже попросил слова.
—Я хочу внести несколько конкретных предложений по вопросу о размещении вновь прибывающих детей и по вопросу об усыновлении детей населением. Предлагаю принять обращение к населению, призывающее взять детей на свое попечение, опубликовать это обращение на страницах газет и передать по радио.
В зале поднялся шум. Кто-то громко спрашивал: «Ну, а что потом будет? Потом?» И опять Юсупов призвал зал соблюдать тишину.
—Очень уместный вопрос: что же будет потом? Изложу конкретно,— сказал осмелевший Шакасымов.— Население каждого района должно обсудить обращение и решить, что оно сможет сделать для прибывающих детей.
Шакасымов сел, но зал продолжал шуметь, и вскинутых рук оказалось не меньше десяти. Юсупов, пробежав глазами по рядам, предупредил:
—Говорить нужно кратко, конкретно... Товарищ Салихов.
—Я категорически против предложения Шакасымова о поголовной «мобилизации» населения,— с места сказал Салихов.
—Товарищ Миркаримов.— Юсупов уже не садился.
Поднялся худой человек очень маленького роста. Его голова едва возвышалась над сидящими.
—Шакасымов сам, по-моему, не до конца осмыслил свои предложения. Такое дело, как принятие детей в семью, не осуществить с помощью постановления.
—Товарищ Стрельцов!
Встал голубоглазый мужчина с рыжеватыми, прокуренными усами.
—Я знаю кузнеца Махкама-ака. Познакомился с ним здесь, на перроне, в тот день, когда прибыл первый эшелон. Пришел он с женой. Никто к нему не обращался, и он не давал никакого обязательства. Просто услышал и не смог усидеть дома... Пришел прямо сюда. Если бы ему дали волю, он тут же взял бы из вагона первого попавшегося ребенка и увел с собой. Вы его помните, наверное, Юлдаш-ака? — Стрельцов посмотрел на Ахунбабаева. Аксакал утвердительно кивнул головой, и Стрельцов продолжал: — Желающих взять детей и в тот день пришло сюда немало. А что было потом? Что теперь? Каждый день сотни, тысячи людей выходят встречать детей. Повторяю, выходят и без всяких торжественных обещаний берут ребят на воспитание. Без всякой шумихи берут, без оговорок. Знают ли руководители районных организаций о том, что Махкам-ака усыновил шестерых? Кто-нибудь побывал у него дома? — Стрельцов взглянул на районных руководителей в надежде услышать от кого-нибудь из них «да». Но все молчали.— А ведь навестить кузнеца следовало бы, ну, скажем, надо было, по крайней мере, прийти поздравить с ребенком, по замечательному узбекскому обычаю. А руководитель организации, где работает Махкам-ака, не знаю, присутствует ли на бюро этот товарищ...
