Валентина Осеева - Васёк Трубачёв и его товарищи
А Мазин? Что же Мазин? Как же он молчал?.. Как он допустил это? Ведь Мазин поступил с ним ещё хуже, чем Одинцов. Зачем же тогда, вечером, он пришёл к нему как товарищ, как друг? Разве он не пионер? Разве не дорожит своей честью?
Васёк почему-то вспомнил, как в прошлом году он с отцом ездил в Москву. Они долго стояли на Красной площади и смотрели на Кремль. Васёк стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один! Васёк видел себя на воде и на суше бесстрашным моряком и раненым командиром, он побеждал и умирал в жестокой схватке с врагом. Он стоял без шапки, с затуманенными глазами, и, когда отец тронул его за рукав, он молча пошёл за ним, унося в душе своё торжественное обещание.
И сейчас, вспомнив об этом, он выпрямился, стряхнул прилипший колбу чуб… Нет, он, Васёк Трубачёв, ещё покажет себя, он не опустит голову перед этой первой бедой в его жизни! И товарища он себе найдёт! И оба они будут сражаться за Родину и вместе победят или вместе умрут на поле битвы. И тогда все ребята узнают, что такое настоящая дружба!
Васёк не заметил, как миновал несколько улиц и очутился у своего дома.
Тётка увидела, что глаза у Васька блестят, и подумала про себя: «Прежний задор появился. Уж не знаю, что хуже, что лучше».
За обедом она торжественно сказала:
— Геройская картина идёт. Сходим с тобой под вечер?
Но Васёк вдруг поскучнел и тихо сказал:
— Спасибо, тётя, только у меня голова болит. «Не хватало ещё, чтоб меня в кино видели!» — с испугом подумал он.
— Ну, голова твоя пройдёт, — успокаивала тётка.
— Не пройдёт!
— Как так — не пройдёт?
— А так, не пройдёт — и всё! — упрямо сказал Васёк и, не глядя на тётку, снял с вешалки отцовский пиджак и, бросившись на кровать, укрылся им с головой.
— Ну, коли так, завтра пойдём, — добродушно сказала тётка.
Васёк не ответил. Он и сам не знал, что будет с ним сегодня… завтра… И только отцовский пиджак со знакомым запахом паровозной гари и табака успокаивал его сердце.
* * *Васёк не пошёл в школу и на другой день. Митя приходил в класс, о чём-то говорил с учителем. Ребята волновались:
— Митя, а как же сбор? Ведь сегодня сбор, а Трубачёва нет.
Сбор был назначен на шесть часов вечера.
После уроков Сергей Николаевич вызвал в учительскую Одинцова и Булгакова.
— Вот что, ребята! — сказал он, перебирая на столе какие-то бумаги. — Сегодня, часиков в пять, зайдёте за Трубачёвым…
— Я не пойду, — быстро сказал Саша.
— Зайдёте за Трубачёвым, — как бы не расслышав Сашиных слов, продолжал Сергей Николаевич, — и скажете ему, что сегодня сбор… и что я тоже к нему зайду перед сбором. Понятно?
— Понятно, — пробормотал Одинцов.
Саша молчал.
— Да прихватите с собой Лиду Зорину. И никаких лишних объяснений… Одинцов, полагаюсь на тебя, — быстро сказал учитель, когда Саша вышел.
— Есть никаких объяснений! — ответил Одинцов. Он не понимал, зачем понадобилось Сергею Николаевичу послать их к Трубачёву. Его взволновало и то, что учитель сам придёт к Трубачёву.
Выйдя из учительской, он догнал Сашу. Лицо Саши выражало протест и упрямство.
— Так я и пошёл! Лучше и не просил бы.
— А он и не просил, — оглядываясь на учительскую, ответил Одинцов. — Он приказал.
— Мне это приказать никто не может.
— Тише! Ты что? Он же учитель, он же хочет как лучше сделать…
Саша смолк.
Одинцов пошёл договариваться с Зориной.
— И никаких объяснений там. Понятно, Зорина? Полагаюсь на тебя.
Лида Зорина кивнула головой. Она тоже была озадачена поручением учителя.
— Он, верно, хочет, чтобы вы все помирились? — шёпотом спросила она.
— Не знаю. Я не ссорился. Одним словом, пообедай и приходи в школу. За Сашей я сам зайду, и вместе пойдём!
Глава 31
ГОСТИ
День у Васька был мучительный, не похожий ни на один прежний будний день. Он валялся на кровати до десяти часов. На все вопросы тётки кратко отвечал:
— Сегодня нет занятий.
— Да почему же это нет занятий? — удивлялась тётка. — Все ребята в школу бегут!
— А нас отпустили.
— Чудно! А с чего же это ты в постели валяешься? — снова подступила тётка к племяннику. — Заболел, что ли?
— Да нет…
— И в кино не пойдёшь?
— Не пойду.
Тётка обиделась и говорила Тане в кухне так, чтобы слышал Васёк:
— Всё капризы какие-то у него являются. А в кино мы и сами пойдём. Уж очень, говорят, картина геройская идёт!
Васёк слышал и молчал. Ему было не до кино. Его мучила мысль о школе: «Что-то там теперь делается?»
После обеда тётка решительно подошла к Ваську, потрогала его лоб, заставила смерить температуру. Всё было нормально.
— Здоров, — снимая с носа очки, объявила вслух тётка. — Просто своё «я» показываешь! Ну и сиди один!.. Таня, пойдём!
— Ещё рано, Евдокия Васильевна, — нехотя сказала Таня.
Её не на шутку беспокоил Васёк, но она побаивалась тётки и не решалась при ней заговорить с Васьком.
«Ты мне всё воспитание сбиваешь», — уже однажды упрекнула её Евдокия Васильевна.
— Пойдём, пойдём! — поджимая губы и туго закручивая на затылке узел, торопила тётка. — Мороженого покушаем, получше места займём!
— Да места всё равно согласно взятым билетам, — со вздохом сказала Таня, надевая пальто.
Когда они вышли, Васёк подошёл к окну и стал смотреть на улицу. По улице шли школьники и школьницы.
«Из школы идут! Поздно. Наверно, совет отряда был у них, — подумал Васёк. — У нас тоже часто бывал совет отряда… я сам объявлял ребятам об этом!»
Васёк прислонился лбом к холодному стеклу. Потом быстро отодвинулся. На улице стояли три знакомые фигуры. Одна из них отделилась и быстро ушла; Васёк узнал Булгакова. «Зачем он приходил?»
На лестнице послышались шаги и голос Лиды Зориной:
— Здесь даже дверь не заперта… Трубачёв, ты дома?
Из-за плеча Зориной выглядывал Одинцов.
— Я дома, — сказал Васёк, вопросительно глядя на обоих. — Идите в комнату.
— Здорово! — развязно сказал Одинцов и тут же смутился.
— Здравствуй! Мы пришли узнать, как твоё здоровье, — поспешила на выручку Лида и вдруг заметила измятые подушки и свисающую с кровати куртку: — Ой, какой беспорядок! Это убрать надо. Сейчас Сергей Николаевич придёт.
— Сергей Николаевич? — Васёк сдвинул брови и посмотрел на Одинцова. — Зачем?
Одинцов пожал плечами:
— Не знаю.
— Нет, знаешь. И говори. А то опять… сам пришёл, а сам…
— Честное пионерское… — торжественно начал Одинцов.
Но Лида решительно перебила его:
— Никаких объяснений! Сказал — приду! И всё. Понимаешь?.. А у тебя беспорядок, на полу обрезки какие-то. Давай щётку!.. Одинцов, раздевайся.
Лида сняла шубку и платок:
— Васёк, на, повесь! И не стой с раскрытым ртом. Смотрите, что кругом делается!
В комнате действительно был беспорядок. С утра тётка ходила расстроенная и в первый раз оставила комнату неубранной. На стуле было брошено её шитьё, на письменном столе Васька валялись какие-то инструменты.
— Скорей, скорей! Ужас что делается! — заткнув за пояс полотенце, говорила Лида. — Одинцов, собирай в ящик инструменты!.. Васёк, прибери стол! Он же первым долгом на твой стол посмотрит!
Мальчики, не рассуждая, принялись за работу. Поправляя постель и взбивая подушки, Лида говорила:
— Надо, чтобы всё прилично было!
Васёк прибрал свой стол. Одинцов сгрёб со стула ворох материи:
— А это куда?
— Это тёткино! — испугался Васёк. — Не тронь, а то спутаешь ей всё, она сердиться будет!
— Подожди! — Лида накрыла всё газетой. — Нехорошо, но уж раз тёткино…
— Мы за тётку не отвечаем, — решили ребята. — Надо только просто так сказать, что это её.
На обеденном столе на чистой скатерти стояла плетёная сухарница.
— Сюда бы хорошо такую салфеточку… — сказала Лида.
Васёк пошарил в комоде и вытащил что-то белое, с кружевами.
— Можно этим, — сказал он.
— Это ж косынка! — возмутилась Лида.
Васёк полез в буфет.
— Вот! — с торжеством сказал он, вынимая оттуда вышитую салфеточку.
— Теперь хорошо! Совсем другое дело! — отходя от стола и склонив голову набок, радовалась Лида. И вдруг всплеснула руками: — А что, если учитель захочет… чаю?
Мальчики оторопели.
— Ну, как это захочет… — протянул Одинцов, глядя на Васька.
Тот пожал плечами:
— Я думаю — нет. Он дома напьётся.
— А я вам говорю, может и тут захотеть. Он же в гости придёт. Вот возьмёт да и скажет: «Я хочу чаю».
— Не морочь голову! — рассердился Одинцов и передразнил девочку: — «Хочу чаю»! Ведь он же учитель.
