Владимир Киселев - Любовь и картошка
Все молчали. Сережа почувствовал, как этот «привкус горя» сдавливает горло. Он закусил губу и отвернулся в сторону.
— Когда он это написал? — негромко спросил генерал Кузнецов.
— Давно, — ответила Анна Васильевна.— Ему еще и двадцати не было.
— Да, девочка, — взволнованно обратился генерал Кузнецов к Наташе, — в жизни иной раз трудно понять, где настоящее, а где только подделка. И когда ты столкнешься с этим, а ты обязательно с этим столкнешься, вспомни партизанскую картошку. И людей, что погибли за нее, до конца выполняя свой долг. У тебя есть фотография деда? — строго спросил он у Сережи.
— Нет,— ответил Сережа.— Не знаю даже, какой он был.
Он посмотрел на отца.
— И я почти не помню,— виновато улыбнулся Григорий Иванович.— Железом всегда от него пахло.
— Железом,— подтвердил дед Матвей.— Чем же еще? Кузнецом он был.
Павел Михайлович посмотрел на Сережу, на Григория Ивановича, как бы сравнивая их и восстанавливая в памяти образ Сережиного деда.
— А на Гришу он был совсем не похожий, — сказал он. — Веселый был человек. И все вокруг него смеялись. Теперь бы такому цены не было. Я б его в штате только за характер держал.— Он улыбнулся.— Ты думаешь, я почему такой старый, Серега? Все из-за них, из-за серьезных этих людей. Из-за бати твоего да Аллы... Ну, чего ты, Гриша, дуешься, как мышь на крупу?
— Павел Михайлович! — не выдержал Григорий Иванович.— Больше я так не могу! Скажите, наконец, прямо: вы уходите или остаетесь?
— Прямо только Китоврас (Китоврас — сказочное существо из русской былины, которое могло двигаться только по прямой линии, никуда не сворачивая) ходит, — посмеиваясь, ответил председатель.
— Я с ней работать не буду,— не принял шутки Григорий Иванович.— Если уходите, ищите и мне место.
— За что люблю Гришу,— ласково отозвалась Алла Кондратьевна,— так это за откровенность.— И сразу же, без всякого перехода, громко и зло продолжила: — Только и я откровенно скажу. Если приму колхоз, приказом уволю! Анатолий Яковлевич! — горячо обратилась она к генералу Кузнецову.— Вы не помните, где это было?.. За границей где-то. Железнодорожники забастовку устроили. Полностью выполняли все, что записано в их правилах да инструкциях. Знаешь, Гриша, что из этого получилось? Все поезда стали! Так ведь ты у пас в колхозе постоянно такую забастовку устраиваешь...
— Ладно,— оборвал ее Павел Михайлович.— Если тебе и Грише так не терпится,— он хитро прищурился,— привез я один документик... Серега, не в службу, а в дружбу. Там у меня в машине в папке конверт красивый...— И лишь после того, как Сережа ушел, он добавил: — Только в нем, в конверте этом, совсем не то, чего ты ждешь, Алла. Получил я письмо из Ирландии. От Джерарда Макхью.
— От какого Макхью? — удивился генерал Кузнецов.
— Ну, Анатолий Яковлевич, — укоризненно ответил председатель, — Макхью в нашем картофельном деле, как Эйнштейн для физиков. И в письме этом листок дли Сереги. Нащупал наш школяр идею одну любопытную. Как бы это вам объяснить?.. Гуминовую кислоту, она в торфе содержится, он использовал для внекорневой подкормки. Наши картофелеводы об этом знают. Было сообщение в «Вестнике». А я послал вырезку Макхью.
Сережа отправился к реке.
Глава десятая
НЕФЕРТИТИ
«Причины и следствия,— думал Сережа.— Обычно мы этого не замечаем. Но фактически все, что нас касается, и все, что мы делаем, и все, что с нами делают, состоит только из причин и следствий. И когда задумываешься, то видишь, что все получается, как в этом детском стишке:
Не было гвоздя —
Подкова пропала.
Не было подковы —
Лошадь захромала.
Лошадь захромала —
Командир убит.
Конница разбита,
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,—
Потому что в кузнице
Не было гвоздя.
С. Маршак. Из английской поэзии для детей.
У нас на ферме бык Ганнибал, — думал Сережа.— Изображение похожего быка нашли археологи. У археологов не заводилась машина. Кладовщик Слесаренко продал им бендикс. А потом...»
Сережа вспомнил, как потом, в воскресенье, Олег повез картошку в район, на базар, в колхозный овощной магазин Щербатихе. С ним поехали Сережа и Наташа. Они сидели в кабине втроем. Наташа рядом с Олегом, а Сережа у дверцы, справа. Олег учил Наташу управлять машиной. Она по его команде переключала скорость. И одновременно они разговаривали о Гоголе.
— Гений — это не объяснение,— говорил Сережа.— И хоть в учебнике про это ничего не сказано, а я уверен, что «Нос» он написал прежде всего потому, что у него самого был такой здоровенный нос.
— При чем здесь это? — обиделась за Гоголя Наташа.— Если тебя послушать, так получится, что когда б у Гоголя были большие уши, то он бы написал уже не «Нос», а «Ухо»?
— Может, и написал бы,— ответил Сережа.— Хотя, наверное, тут имеют значение и другие причины. Хотя бы та, что нос у человека очень заметная и очень интересная часть тела.
— Особенно у тебя,— съязвила Наташа.
— Особенно у меня,— подтвердил Сережа.— У меня нос не меньше, чем у Гоголя. Но зато шире. Ия, когда закончу школу, если еще потренируюсь, смогу работать следователем в милиции без всякой собаки-ищейки. Я но запаху и без нее найду любой след.
— Так что — спорим? — вернулся Олег к началу их разговора.
— Спорим.
Сережа протянул Олегу правую руку.
— Перебей, Наташка,— попросил Олег.— Только не подглядывать!
— Ты мне сам глаза завяжешь... Что это? — вдруг спросил Сережа.
Олег прислушался.
— Свеча барахлит.
Он отогнал машину к обочине, затормозил и, не выключая зажигания, перевел скорость на «нейтраль».
— Пошли,— предложил Олег Сереже и Наташе.— Я вам новый прибор покажу. Сам сделал. Сразу можно найти, какая свеча.
Олег поднял капот и достал из кармана свой прибор.
Обыкновенный карандаш, очинённый с обеих сторон. Посредине неглубокий вырез, так, что виден грифель. И из грифеля тоже выковырян небольшой кусочек. Олег одним концом карандаша прикоснулся к электроду свечи, другим — к мотору. Через промежуток в грифеле стали проскакивать искры.
— Значит, эта свеча в порядке,— сказал Олег.— Попробуем другую.
Он нашел неисправную свечу и заменил ее.
— Это ты сам изобрел? — уважительно спросила Наташа.
— Нет,— честно ответил Олег.— Это Володя Бондарчук мне показал.
Они вернулись в кабину.
— Прибавь газу,— предложил Сережа.
— Зачем? — возразил Олег.— Тише едешь... Стрелка спидометра замерла на цифре шестьдесят.
Прежде Олегу нравилось чувствовать, как машина отзывается на педаль гаэа, он огорчался, если его обгоняли. Но теперь он перерос это. Понял, что по булыжнику, да еще на старенькой груженой машине, гонять вовсе незачем. Что на шестидесяти километрах и машина целее будет, и для груза лучше.
Олег сбросил газ, нажал на педаль сцепления, переключил скорость и поднял глаза к зеркальцу заднего обзора. В зеркальце показался мотоцикл с коляской. Мотоцикл приблизился. За рулем сидел капитан милиции. Капитан обогнал машину, остановил мотоцикл впереди у обочины и поднял руку.
Олег резче, чем следовало, затормозил, выключил зажигание, открыл дверцу и подошел к капитану.
— Здравствуйте, — сказал Олег.
— Что везешь?
— Картошку.
— Откуда?
— Из Бульб.
— Куда?
— В район. В магазин.
— Накладная есть?
Олег вернулся к машине, взял накладную и путевку и обреченно протянул их капитану.
— А права?
— Нету у меня прав.
— Что значит — нету? Документы!
Олег полез в карман, достал комсомольский билет.
— Еще комсомолец! — Капитан раскрыл билет и, словно сравнивая фотографию с лицом Олега, спросил: — Мороз? Олег? Николаевич?.. Давно ездишь?
— Так я в колхозе все...— стал робко оправдываться Олег.
— Покажи тормоза. Дай ключи. — Капитан сел в машину. Наташу и Сережу он словно не замечал. Он включил двигатель, сдернул машину с места, остановил ее, вышел из кабины, обошел машину вокруг, постучал ногой по передним скатам.— В правом спусти немного... В колхозе, говоришь? А в школу ходишь?
— Хожу.— Лицо Олега приобрело еще более озабоченное выражение, чем обычно.
Капитан помолчал.
— Знал я твоего отца... Какой водитель был!.. Не отвернул бы он тогда... Людей спас, а сам... Эх, жизнь наша проклятая! — Он снова постучал ногой по колесу.— Ты вот что, Олег... Ты в район больше не езди. И пассажиров не вози. В колхозе — другое дело. Хорошо, на меня нарвался. На другого попадешь, не объяснишь ему, что семья... Неприятности будут... Держи ключи.
Сережа выбрался из кабины и решительно направился к капитану.
— А на мотоцикле можно? — спросил он враждебно.
— Если есть шестнадцать лет и права имеются — пожалуйста,— тоже не слишком дружелюбно ответил капитан.