Шарлотта Янг - Графиня Кейт
— Кейт, моя Кейт! Как ты сюда попала? — повторяла ошарашенная Мэри.
— Мэри! Где ты? — послышался на лестнице голос мистера Вардура.
— Ты его уже видела, душа моя? — спросила Мэри, глядя на Кейт.
— Нет, — покачала головой юная графиня, уже по звуку голоса приемного отца угадав, что он чем-то недоволен.
— Мэри! — послышалось опять.
Мэри вышла из комнаты, а Кейт только сильнее стиснула руку Сильвии. Обе девочки слушали во все уши.
— Это правда, что Кейт здесь? — раздался голос мистера Вардура.
— Да, папа, — ответил голос Мэри.
Потом они заговорили шепотом, и Кейт уже ничего не могла расслышать, что ужасно ее беспокоило. Сильвия испуганно смотрела на свою подругу.
Вскоре дверь открылась, на пороге возник мистер Вардур, за ним вошла Мэри. Взгляд священника был серьезен, но в нем можно было прочесть столько сострадания, что Кейт тут же бросилась ему на шею.
— Ах, папа, папа! Я опять тебя нашла! Ты ведь меня больше к ним не отошлешь?! Ведь нет? — затараторила она.
— Я сделаю так, как будет нужно, мое дорогое дитя, — вздохнул священник, нежно прижимая Кейт к своему сердцу. — Когда ты отдохнешь, я тебя выслушаю и потом решу, как лучше поступить…
Кейт блаженно закрыла глаза: приемный отец по-прежнему ее любит!
— Ах, папа! Разреши мне остаться дома! Не отдавай меня им, пожалуйста!
— Пока могу только обещать, что завтрашний день ты проведешь здесь, — преподобный Вардур осторожно высвободился из ее объятий. — Твой поступок ужасен, Кейт, но говорить о нем еще не время. Твои тетки теперь знают, где ты находишься, и могут спать спокойно. Решение мы примем позже. Сначала тебе нужно успокоиться и отдохнуть…
С этими словами он вышел из комнаты, заплаканная и пристыженная Кейт молча проводила его глазами.
— Ах, Кейт, Кейт! Что ты наделала! — тяжело вздохнула Мэри.
— Что это значит? Разве ты ей не рада, Мэри? — спросила Сильвия.
Объятия подруги так воодушевили Кейт, что она принялась рассказывать о своей жизни у теток и о причинах побега, объясняя, естественно, все обстоятельства так, как они ей самой представлялись.
Сильвия слушала свою любимицу с пылающими щеками и горящим взглядом. Казалось, она сама переживала все, что рассказывала Кейт, одобряла ее сопротивление и не сомневалась в том, что беглянку примут и укроют от всех притеснений.
Лицо Мэри было печальным. Несмотря на предупреждение отца, который просил ее не очень сочувствовать юной графине, боясь, что это может принести девочке еще больше вреда, Мэри, однако, не могла скрыть своего негодования, услышав о дурном обращении с Кейт. Особенно ее мучила мысль о том, что ребенок должен быть опять отослан к теткам. И только полное доверие, которое все дети испытывали к мистеру Вардуру, только уверенность, что отец все всегда сумеет устроить к лучшему, — только это и утешало ее.
После долгих разговоров Кейт, крепко обнимая Мэри и Сильвию, пошла вниз к вечернему чаю. Лестница была так узка, что они чуть не свалились на голову маленькой Лили, которая бежала поздороваться и которую Кейт, благополучно спустившись, долго осыпала поцелуями.
За столом было довольно тихо. Мистер Вардур был мрачен и серьезен, и дети чувствовали, что веселая болтовня сейчас будет неуместной. Девочки казались даже испуганными. Впрочем, в голосе и во взгляде отца сквозило что-то такое нежное и доброе, что Кейт в полной мере чувствовала, что значило быть дома и что такое истинная любовь. «Точно проливной дождь в пустыне после засухи!» — думала она и при всяком удобном случае поглаживала под столом руку Сильвии.
Мистер Вардур, однако, мало говорил с ней; он сказал, что увидел в газетах упоминание о полковнике Умфревиле, и спросил, когда его ожидают в Лондоне. Кейт ответила, что время возвращения Умфревилей зависит от здоровья Энтони.
Потом мистер Вардур повернулся к Эрмину и начал с ним рассуждать о политических новостях, что показалось Кейт весьма неинтересным. Вместе с тем какой-то глупенький внутренний голосок прошептал ей: «Как же папа не похож на свою родственницу миссис Вардур в Борнмуте! В отличие от нее он, кажется, не забывает, что я графиня».
Впрочем, более умный и любящий голос сейчас же ответил на это: «Дорогой папа судит обо мне по моим достоинствам и не обращает внимания на мой титул! Авось он на меня не сердится».
Допив чай, священник поднялся из-за стола.
— Желаю вам, дети, доброй ночи. Мне нужно еще почитать псалмы с сыном старосты, который готовится завтра к причастию. А ты, Кейт, должна пораньше лечь в постель; Мэри, уложи ее спать у себя!
Слова приемного отца несколько смутили Кейт, потому что спать в одной комнате с Сильвией было одним из самых заветных ее мечтаний. Впрочем, она не придала этому большого значения, поскольку мистер Вардур вознаградил ее прощальным поцелуем.
— Папа, не сердись на меня! — шепнула она.
— Я не сержусь, Кейт, — ответил он ласково. — Я только очень огорчен: ты совершила поступок, который никто оправдать не может, это в будущем принесет тебе много вреда. Принять тебя так, как я бы сделал, если бы ты приехала ко мне подобающим образом, я не могу. Я не знаю даже, чем ты можешь оправдаться, и долее завтрашнего вечера мне нельзя тебя здесь задерживать. Не думаю, чтобы в настоящую минуту ты могла мне рассказать все как следует… Но завтра мы с тобой об этом потолкуем, и я постараюсь тебе помочь. А пока прощай, дорогое дитя!
«Постараюсь тебе помочь»… Эти слова мистера Вардура Кейт сочла обещанием избавить ее от всех несчастий, и прежняя веселость тут же вернулась к девочке. Ее удивляло только, отчего это папа считал ее неспособной передать ему всю свою историю, и она начала тотчас же рассказывать ее так, как понимала, со всеми приключениями и подробностями.
Счастливая компания уселась у камина: Кейт с Сильвией примостились на одном кресле, Лили устроилась на его подлокотнике, Чарли встал перед огнем, принимая разные странные позы, Эрмин сидел с книгой у стола, Мэри склонилась над работой.
Слова полились из Кейт водопадом. В своем рассказе, расписывая в самых ярких красках свои приключения, свой образ жизни и все свои несчастья, она положительно представлялась героиней. Сильвия и Чарли сочувствовали ей во всем, жалели, удивлялись, негодовали от всего сердца. Чарли пожелал даже упрятать старую колдунью-тетку в какой-нибудь пруд, объявив, что предварительно ее следовало бы бросить среди поля и заставить всех мальчиков из школы побивать ее каменьями. Маленькая Лили, слушая рассказ Кейт, принимала его отчасти за интересную сказку. Сидящая же за работой Мэри была совершенно поражена, и только теперь поняла, как прав был отец, говоря, что Кейт еще не способна передать им все как следует.
Мэри хорошо знала правдивость Кейт и была уверена, что девочка сознательно ничего не прибавит. Но ее черные глаза, блестевшие, как горячий уголь, пылающие щеки и взвизгивание в голосе доказывали, что Кейт довела себя до страшного раздражения и в подобном состоянии, не отдавая себе отчета, многое могла преувеличивать. Уже одних противоречий в ее рассказе было столько, что он не мог быть верен. Дурное обращение с ней теток никак не соответствовало, например, описанию глубокого уважения, оказываемого юной графине в их доме. Рассказывая, что на нее смотрели как на крайне важную особу, Кейт ужасно гордилась и говорила, что, куда бы она ни являлась, с ней везде обращались с великим почтением. Эрмин два или три раза старался обратить этот рассказ в шутку, желая привести девочку в себя и немного пристыдить. Но Кейт не понимала и не замечала того, что ей говорили.
— Вообразите, что мне никогда не позволяли сделать что-нибудь для себя самой! — восклицала она. — Уж такие там правила, и это так скучно!
— Ты была, значит, как испанский король, который не может сам отодвинуть стул от камина! Непременно слуга должен ему в этом помочь! — засмеялся Эрмин.
— Да, я не смела даже вынуть уголек из камина или подложить туда полено дров, — продолжала Кейт.
— Ну, на это, я думаю, были другие важные причины, — сказал Эрмин, намекая на то, как Кейт чуть было не сожгла однажды весь их старый дом.
— Ах, уверяю тебя, что не поэтому! — прервала его Кейт. — Если бы только наш дом был побольше и поудобнее, то для меня наверняка был бы особенный человек, который зажигал бы мой камин и всегда и всюду ходил бы за мной. А теперь там только один Перкинс, который всегда идет за мной, пока я гуляю. Такая скука!
Когда Мэри уложила разгорячившуюся Кейт в постель и возвратилась к старшему брату в гостиную, ее глаза наполнились слезами:
— Бедная моя девочка! Боюсь, она уже безнадежно испорчена!
— Утро вечера мудренее, — успокоил ее Эрмин. — Богатство и титул вскружили ей голову, но ее сердце все-таки на прежнем месте!
— Она как помешанная сейчас, — вздохнула Мэри. — Как умно поступил папа, не позволив Сильвии спать с ней в одной комнате! Только как он намерен теперь поступить? Боже мой!..
