Эркки Суомела - Чужая страна - черника
— О чем ты? Я, наверно, ослышалась…
— Ты услышала верно.
— Школа для умственно отсталых… У меня глаза со стыда лопнут. Что скажут люди? Нет, этого не может быть, не может быть!
— Так я слышал. Пертти страшно отстал.
— Но я все делаю для него, стараюсь разговаривать с ним по-шведски, чтобы он учился, чтобы ему было легче в школе…
— А ты по-фински должна была бы с ним говорить.
— Опять ты твердишь одно и то же. Не верю я тебе.
— Но так обстоит дело.
— Назови хоть одну причину.
Послышался вздох. И снова засопела трубка, на этот раз яростно.
— Если Пертти… Когда он… Слова составляют пары с понятиями… Я не могу это в точности объяснить…
— Так же, как ложь не обращается в правду.
— Есть различные слова…
— Слова как слова.
Когда Рахикка злился, его голос понижался, и казалось, будто он говорит из бочки. Так и теперь он говорил этим голосом как из бочки:
— Хорошо. Возьмем что-нибудь для примера. Ты знаешь, что означает слово «мягкий»?
— Сказать тебе по-шведски?
— Нет, по-фински.
— Ну, это когда человек добрый, нежный… — Улла чуть-чуть хихикнула. — И может ласкать маленького…
— Совершенно верно. И это такое, до чего нельзя дотрагиваться. Так?
— Глупый ты.
— А теперь я скажу тебе другое слово: милд. О чем оно тебе говорит?
— Это что-то по-шведски.
— Верно, «милд» — по-шведски «мягкий».
— Милд, милд! — Улла произнесла это слово тихо, а потом громко.
— Ну, а что ты думаешь, когда слышишь, что шведы говорят «милд»?
— Мягкий, конечно, добрый и нежный… и ласковый…
— Видишь, как легко ты выучила новое слово. Но вот подумай, почему это тебе далось так легко?
— Потому что ты учил меня этому.
— Нет.
— Потому что это такое удобное слово. Короткое.
— Нет, ты выучила его потому, что у тебя уже было наготове содержание этого слова по-фински. Тебе оставалось только поставить рядом с финским «мягкий» другое слово — «милд». Но если бы у тебя не было понятия о мягком, добром и нежном, что тогда?
— Тогда мне нужно развешать простыни на веревке.
— Ты и тогда могла бы научиться говорить милд, — поспешно заговорил Рахикка, — но это слово ничего бы для тебя не означало, ты повторяла бы его как попугай: милд, милд, милд. Ты могла бы осознать содержание слова только тогда, когда ты бы испытала, увидела, что «нежный», милд, — это то-то и то-то, и выглядит оно так-то и так-то, делает то-то и то-то. И все это нельзя охватить одним взглядом, как стул или стол: это понятие связано с другими. Это же относится и к чувствам. Тебе пришлось бы начать с самого начала, смотреть на чудеса мира глазами ребенка или остаться без слов.
— Ты имеешь в виду Пертти, ты говоришь о нем…
— Да, о нем.
— Что он будто бы остался без слов…
— Ну, он знает названия немногих предметов, но…
— Не стану я тебя слушать.
Улла показалась из-за угла и начала развешивать простыни. Рахикка подошел к ней. Улла исчезла за простыней. Рахикка последовал за ней. Лучи закатного солнца падали на простыню, и Янне на минуту увидел силуэты Рахикки и Уллы. Рахикка был как толстяк в кино, Улла казалась призраком с неестественно большой головой: она собрала волосы наверху, на макушке. Призрак тряс гигантской головой. Толстяк говорил и жестикулировал.
— Когда вы приехали в Швецию, Пертти был еще такой маленький. Он не умел говорить толком по-фински.
— Подвинь ко мне поближе корзину.
— Если б он хоть дома слышал финскую речь.
— Смотри-ка, как полиняла блуза.
— У бессловесного чахнет душа.
— Ах, ты волочишь простыню по земле!
Янне слышал лишь отдельные слова и обрывки фраз, а потом и их перестал слышать: Улла и Рахикка ушли дальше с корзиной. И Рахикка все говорил и говорил. Наконец они вернулись обратно к пню. Улла посетовала на свою промокшую холодную одежду и пошла через двор домой.
— Подумай все-таки над этим! — крикнул Рахикка ей вслед.
Прежде чем дверь Лемпиненов закрылась, Янне был уже у ореховых кустов. Оттуда он выбежал на дорогу и, насвистывая, поднялся во двор. Когда он подошел к Рахикке, тот сидел, свесив голову на грудь и почти закрыв глаза.
— Вот, я принес спички! — выкрикнул Янне.
— А, принес… Хорошо.
— Но они тебе, наверное, не нужны.
— Почему?
— Твоя трубка уже зажжена.
Рахикка с минуту непонимающе глядел на дым из трубки, затем по его лицу расползлась беспомощная, чуть виноватая улыбка.
Поздним вечером, когда весь двор затих в ожидании ночи, Янне услышал за стеной голос Уллы. Она спрашивала у Пертти слова.
— Милд, — сказала она. — Что означает «милд»? И что «мягкий»?
Пертти не отвечал.
19. Почему молчит труба…
— Так, значит, приходится уезжать…
Улла говорила медленно, временами совсем умолкая. В такие мгновения Янне думал, что она сказала все, что хотела сказать, но она тут же продолжала:
— Вот уж во что бы не поверила, если б даже…
И снова Улла умолкла и, наклонившись, стала разрывать старую газету на длинные полосы; она засовывала их в промежутки между посудой, вложенной в картонный ящик.
— Кто-нибудь мне сказал…
Рахикка залез в кухне на стул и отцеплял лампу с абажуром.
— Вот так-то, — донесся из-под потолка его голос, — завтра ты уже увидишь новые места, ты бывала когда-нибудь в Лахти?
Улла распрямилась.
— Сдается, проезжала когда-то мимо в поезде. Это не там ли мачты и…
— …большой трамплин, — подсказал Янне.
— А еще там много мебельных фабрик, — сказал Рахикка. — Из тебя там может выйти столяр.
— Ну, если в Лахти упаковщицу называют столяром, тогда конечно, — засмеялась Улла.
Рахикка расслабил винты декоративного колпака в виде сахарной головы и высвободил лампу. Потом он свесил лампу на проводе и сказал:
— Прими от меня, Пертти.
Пертти держал абажур, пока Янне вывинчивал лампу. Затем он протянул ее Улле. Она обернула лампу листом газеты и положила в один ящик с посудой.
— Если б только вспомнить в Лахти, где что лежит, — вздохнула Улла. — Терпеть не могу переезды.
— Напиши на ящике, — сказал Янне.
— А если и вправду написать?
Улла пошла искать в сумке карандаш. Сперва ей попалась какая-то газета, она перелистала ее.
— Ты кто? — Улла взглянула на Рахикку.
Рахикка немного смутился.
— Пожалуй, ты бы уже должна знать.
— Я имею в виду знак гороскопа. У меня бык.
— Тогда я, наверно, буйвол…
— Ты балда, Вилхо… — со смехом сказала Улла. — Но послушай-ка, что мне пророчат: «Отправитесь в далекое путешествие, которое разрешит некую вашу загадку. У цели повстречаете брюнета, который станет вашим близким другом».
— Разве я не говорил…
Пертти и Янне начали выносить ящики во двор. Вытащили они и шкаф, который Улла называла сервантом. Но шкаф был такой тяжелый, что им пришлось задержаться снаружи и передохнуть на свернутом коврике. И опять — как три месяца назад — окна были полны выглядывающих лиц. И вещи были те же самые, и носильщики те же. И все-таки многое изменилось. Янне взглянул на Пертти. Вот он сидит тут, совсем рядом, и больше не прячется. Время от времени он толкает его, Янне, локтем в бок, это у него такая шутка.
И вообще они стали почти друзьями.
Но теперь уже только час или полчаса быть им вместе. После этого Пертти станет таким же далеким, как Маса, Яска или Рипа Кяярю. Когда думаешь о них, кажется, будто в памяти встает какой-то приятный рассказ, который никогда не был действительностью и персонажи которого были далекими мифическими существами.
И Пертти тоже станет мифическим существом.
Но таким будет для него и он, Янне, если Пертти осмелится вспомнить, что с ним было в Швеции. Может случиться и так, что через год или два он будет вспоминать о своем пребывании в Швеции как о дурном сне кошмаре. И это было бы куда лучше.
Янне почувствовал, как костлявый локоть Пертти толкает его в ребра. Он ответил тем же.
— Помнишь купальную кабину? — спросил он.
Пертти поднял плечи и задрожал всем телом, как от мороза.
— И свирель…
Янне обхватил Пертти за шею и прижал его голову к своей груди. Пертти откинулся назад и, падая, увлек за собой Янне. Они покатились по земле Сперва Пертти был наверху, потом Янне. Янне пытался просунуть свою руку под мышку Пертти, как в полунельсоне, но тот блокировал его руку и, повернувшись, оказался наверху В следующий момент Пертти опять был внизу, затем опять Янне. Они катались сплошным клубком, который размахивал руками и ногами, между ковриками и песком.
— Всыпь ему, Янне!
— Дай ему по морде!
Это кричали прибежавшие откуда-то Бенгт и Ниссе. Но Янне и Пертти не обращали на них внимания; они продолжали изворачиваться, бросать, обхватывать, катать друг друга… Их волосы перепутались и растрепались, лица пылали румянцем, на мгновение с губ слетел вскрик, когда одно тело придавило другое.
