Марк Ефетов - Письмо на панцире
Вита ничего не сказала. Она посмотрела на теперь уже совсем чёрное море с блестящим серебром луны на гребешках плоских волн и подумала:
«Как хорошо жить на свете!»
МАЛЬЧИКИ С КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ
Вите действительно жилось хорошо. Каждый день был праздником. Сначала ей разрешили пойти по Артеку с Верой. Она старалась наверстать пропущенное.
Когда Вера и Вита спустились почти к самому морю, где начинался ряд корпусов морского лагеря, вожатая сказала:
— Подними голову. Посмотри, во-он наверху маленький домик с окошечками.
Вита посмотрела на пригорок и удивлённо воскликнула:
— Какой низкорослый домик! Совсем избушка. Действительно, этот домик с маленькими оконцами казался совсем неуместным среди большеоконных артековских корпусов.
— Здесь жил Зиновий Петрович Соловьёв, — сказала Вера. А Вита подумала: «Приедет папа, и мы обязательно придём сюда…»
Через неделю после первой прогулки с Верой Вите разрешили почти всё, а ещё через десять дней — совсем всё, что разрешалось артековским ребятам. Она купалась и загорала, ездила автобусом на экскурсию по всему Крыму и ха катере вдоль всего побережья южного берега, была в Никитском ботаническом саду, в Ялте, в Алупке, в Мисхоре… И в каждом из этих новых мест её поражало что-то новое и невиданное раньше.
Как хорошо было выздоравливать!
«Вероятно, — думала Вита, — никто из ребят так всему не радуется, как радуюсь я после больницы».
Она подставляла своё лицо солёному ветру, и ей хотелось плыть, — плыть, плыть — час, два, десять часов…
На корме катера, перекрывая шум винтов, громкий голос запевал:
«Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна…»
Вита подхватывала эти слова и пела со всеми, кто был на палубе:
Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна,
Этой дружбе никто не изменит,
Эту дружбу на все времена
Завещал нам великий Ленин!
Вита не могла просто петь. Когда она пела, ей виделось то, о чём она пела. Кто знает, может быть, поэтому её голос казался звонче и радостней других голосов.
Где-то далеко позади остались больничные дни. Они как бы растаяли в памяти. Может быть, потому, что каждый артековский день был наполнен новыми интересными событиями.
Запомнился ей, правда, и пасмурный денёк. Один такой выпал за два Витиных месяца в Артеке.
Веру в её дежурный день подменил другой вожатый, и она, надев штормовку, пришла за Витой. В дни, свободные от дежурства, Вера скучала без Виты, и девочке не хватало вожатой, которую она полюбила с первого дня.
Вита надела такую же штормовку, защищавшую её от мелкого, как из пульверизатора, дождя, и пошла с Верой во Дворец пионеров. Там была выставка, на которой тоже успели побывать ребята из Витиного отряда во время её болезни.
Теперь они вдвоём с Верой поднимались по широким мраморным ступеням дворца. Это было как бы путешествие в далёкое прошлое. Вита увидела фотографии, на которых были дощатые столы под навесами, на столах железные миски и оловянные ложки в тоненьких руках большеглазых, худых детей.
Была на этой выставке Артека полувековой давности и фотография мачты над первыми артековскими палатками, а под мачтой — от палатки к палатке — полотнище:
«Клянёмся выполнить заветы Ильича».Когда Вера и Вита рассматривали выставку, они увидели двух мальчиков. Вите показалось, что один из них — Василь. Как же так, — подумала Вита, — ведь только что я видела его на веранде нашего корпуса. Там разучивали какую-то песню. Василь стоял впереди, смешно раскрывая рот, и, может быть, потому, что за ним был хор старших ребят, казался совсем маленьким. Не мог же он, как по воздуху, прилететь во Дворец раньше Виты и Веры.
Да, не мог. Это оказался совсем другой мальчик из другой дружины. Вита ошиблась. Такое с ней уже случалось не в первый раз.
ДЕВЯТЬ ИМЕН
На золотом песчаном пляже сонные волны тихо пели песню ленивого прибоя. Казалось, что море только чуть-чуть лижет берега, и трудно было поверить, что оно же гремит, заливает, рушит, ломает всё на этих же берегах, откусывая целые глыбы скал, подмывая и сваливая вековые сосны, срывая с привязи шлюпки, дробя камень, как куски легкорастворимого сахара.
В тот день, когда врач сказал Вите: «Ещё три дня, и ты сможешь считать себя совсем здоровой и даже пойти в поход на Аю-Даг», — был полный штиль.
Артековцы пошли в поход, а Вита пока осталась, но она знала, что через три дня и она пойдёт в поход, и будет купаться в море, и будет танцевать, участвуя в конкурсе бальных танцев.
Каждый день приносил ей новую радость. Она уже бегала и даже прыгала, и ноги её и руки, как бы устав от лежанья и бездействия, требовали: «Побегай! Подвигайся! Прыгни!»
Вот и в этот тихий артековский день она пробегала мимо Пушкинского грота к заветному месту у заливчика, где вода была цвета малахита.
Бежала Вита и вдруг остановилась.
Тишина. Большинство ребят в походе. Артек как бы уснул, хотя в этом месте, невдалеке от грота, всегда тихо. Здесь никто никогда не бегает, громко не разговаривает, старается даже галькой не зашуршать.
Если этой дорожкой идёт человек военный, он остановится, станет по стойке «смирно», приложит вытянутую ладонь правой руки к виску. А ведь он может быть тут один, совсем один. Но всё равно козырнёт — отдаст честь.
И Вита отдала честь: поправила алый галстук, подняла правую руку в строгом пионерском салюте.
Если вы никогда не были в Артеке и вам доведётся там побывать, вы поступите так же: отдадите воинскую, гражданскую или пионерскую честь. Если вы не военный и не пионер, всё равно здесь вы остановитесь и молча постоите несколько секунд. Вам хватит этого времени на то, чтобы прочитать надпись на камне:
ТИМУР ФРУНЗЕ ИВАН ТУРКЕНИЧ ГУЛЯ КОРОЛЕВА ВОЛОДЯ ДУБИНИН РУБЕН ИБАРРУРИ ВИТЯ КОРОБКОВ ЛИЛЯ КАРАСТОЯНОВА РАДИК РУДНЕВ ЛИЯ МАГДАГУЛОВАВита стояла не двигаясь, как стоят в почётном карауле. О чём она думала в эти секунды?
Вита всегда любила сочинять письма папе сначала устно. Она думала о том, что напишет. Повторяла это про себя. А уж потом быстро-быстро писала на бумаге.
Письма Виты к отцу получались большие.
В тот раз, обдумывая своё письмо, она решила, что о папиной работе напишет в самом конце, чтобы не получилось, что она подгоняет его, торопит. А до этого она напишет о том, как Вера вернулась с отрядом из похода на Аю-Даг и как в походе они нашли три проржавевших осколка от гранаты, какие были у наших бойцов во время Великой Отечественной войны. И о том ещё, что в их дружине есть отряд юных туристов и в него приняли её, Виту, потому что отряд пойдёт в свой первый поход по местам боевой славы и, может быть, найдёт след каменного матроса.
Вспомнив о каменном матросе, Вита подумала о том, сколько же в Великую Отечественную войну было смелых людей, презиравших страх и ненавидящих трусов. И ещё она подумала: как хорошо, что среди этих смелых людей были бывшие пионеры-артековцы, имена которых навечно высечены в граните.
ФЕЛЬКА И АРХИП
Когда дети ложились спать и засыпали, вожатая Вера выходила на балкон в тёплую крымскую ночь. В тёмном небе сверкали большие и яркие южные звёзды. И Вера часто вспоминала сказку о том, что звёзды зажигают люди. Сделал человек доброе дело — и одной звёздочкой стало больше.
Всё чаще и чаще она думала о том, прибавится ли ещё одна звёздочка, приедет ли Иван Павлович Яшков сделать доброе дело — пойти с дружиной на поиски черепахи-почтальона. С каждым днём всё больше и больше было разговоров об этой черепахе.
Пока что в Артеке появился учебный туристический городок. Шесть светло-серых брезентовых палаток уже получили название Турград…
Вместе с врачом Вера отбирала ребят в отряд юных туристов. Всем хотелось в поход, и потому дети волновались, особенно девочки. Спокойнее всех были мальчики из дальней группы. Семеро мальчиков, раскрасневшихся после душа, все в одинаковых рубашках, штанишках и пилотках, стояли возле своих рюкзаков.
— Ну, здравствуйте, ребята! Давайте знакомиться. Меня зовут Вера. А вас? Только не все сразу, а по очереди, с того края.
Отвечали всё равно вразнобой, но Вера разобрала все имена.
— Вот и ладно, — сказала она. — Начнём с Феликса. Тебя дома как зовут?
— Феля.
— Ты бывал в туристическом походе?
— Не.
— А на охоте?
— Ага. Сколько раз. С отцом и дедушкой. Только они меня на медведя не берут. А на белку и всякую мелочь всегда.
— Понятно, — сказала Вера. — А ты Архип?
