Люси Монтгомери - Эмили из Молодого Месяца. Восхождение
— Но я не могу продолжать посещать здешнюю школу, — возразила Эмили. — Я была бы совсем одна. Все ученики моего возраста поступили в королевскую учительскую семинарию в Шарлоттауне или в среднюю школу в Шрузбури, или сидят дома... Я не понимаю вас, Дин. Я думала, вы будете рады, что меня отпустили в Шрузбури.
— Я рад... потому что этому рада ты. Только... знания, которых я желал бы для тебя, не получают в средней школе и не оценивают на экзаменах в конце полугодия. Любые ценные знания, которое ты приобретешь за время учебы, ты добудешь благодаря собственным усилиям. Лишь оставайся собой и не допусти, чтобы преподаватели сделали из тебя что-либо другое, — вот и все. Но не думаю, что им удастся изменить тебя.
— Нет, не удастся, — сказала Эмили решительно. — Я как киплинговская кошка[31]: гуляю сама по себе и дико помахиваю моим диким хвостом там, где мне нравится. Вот почему Марри косо смотрят на меня. Они думают, что мне следовало бы бегать только в стае. Ах, Дин, вы ведь будете часто мне писать, правда? Никто не понимает меня, как вы. И я так привыкла к вам, что не могу без вас обойтись.
Эмили сказала то, что думала... сказала, не слишком задумываясь, но худое лицо Дина вспыхнуло густым румянцем. Они не произнесли никаких прощальных слов — такой уж у них был давний уговор. Дин просто помахал ей рукой и сказал:
— Пусть каждый день будет для тебя счастливым.
Эмили ответила ему лишь своей медленно расцветающей, таинственной улыбкой... и он ушел. В слабом голубом свете сумерек с призрачно белеющими тут и там флоксами, сад казался очень пустынным. Она обрадовалась, когда из рощи Надменного Джона до нее донесся свист Тедди.
В последний вечер накануне отъезда, она пошла к мистеру Карпентеру, чтобы попрощаться и услышать его мнение о нескольких своих рукописях, которые передала ему за неделю до этого. Среди них были ее последние рассказы, написанные до предъявленного тетей Элизабет ультиматума. Критиковал мистер Карпентер всегда чрезвычайно охотно и высказывал свое мнение без обиняков, но был справедлив, и Эмили доверяла его вердиктам, даже тогда, когда его слова ненадолго обжигали ее душу, словно крапивой.
— Этот рассказ о любви никуда не годится, — сказал он ей грубовато.
— Я знаю: он получился не таким, каким я его задумала, — вздохнула Эмили.
— Так бывает с любым рассказом, — заявил мистер Карпентер. — Ты никогда не напишешь ни одного произведения, которое до конца удовлетворяло бы тебя, хотя других оно вполне может удовлетворить. Что же до любовных историй, то они не удаются тебе потому, что ты не можешь их прочувствовать. Не пытайся писать о том, что не прочувствовала... иначе тебя ждет полный провал... «пустое, ничего не стоящее эхо»[32]. А вот другой твой рассказ... о той старухе. Он не так уж плох. Умело написанный диалог... простая и эффектная кульминация. И благодари Господа за то, что у тебя есть чувство юмора. Это, я думаю, главная причина, по которой тебе не удаются любовные истории. Ни один человек, обладающий настоящим чувством юмора, не может написать любовную историю.
Эмили было непонятно почему. Ей нравилось писать любовные истории... и они выходили у нее ужасно сентиментальными и трагичными.
— Шекспир мог, — с вызовом сказала она.
— Едва ли ты писатель шекспировского масштаба, — сухо возразил мистер Карпентер.
Эмили покраснела до корней волос.
— Я это знаю. Но вы сказали никто.
— И стою на своем. Шекспир — исключение, подтверждающее правило. Хотя надо признать, что чувство юмора явно изменило ему, когда он писал «Ромео и Джульетту». Однако вернемся от Шекспира к Эмили из Молодого Месяца. Ну, а этот рассказ... что ж, ни на одну молодую особу, которая прочла бы его, он не оказал бы пагубного влияния.
Интонация мистера Карпентера убедила Эмили в том, что это не похвала. Она промолчала, а мистер Карпентер продолжил, непочтительно отбрасывая в сторону ее драгоценные рукописи одну за другой.
— Этот рассказ производит впечатление жалкой имитация Киплинга. Читала его в последнее время?
— Да.
— Я так и подумал. Не пытайся подражать Киплингу. Если уж тебе необходимо подражать, подражай Лоре Джин Либби[33]. А в этом рассказе — ничего хорошего, кроме названия. Одно резонерство. А «Тайное богатство» не рассказ, а механизм. Он поскрипывает. Читаешь и ни на минуту не можешь забыть, что это всего лишь рассказ. Следовательно, это не рассказ.
— Я пыталась написать нечто очень реалистическое, — возразила Эмили.
— Ах, вот в чем дело. Но мы все видим жизнь сквозь дымку иллюзии... даже самые разочарованные из нас. Вот почему слишком реалистические произведения не могут быть убедительными. Что тут еще?.. «Семейство Мадден»... еще одна попытка создать реалистическое произведение. Но это только фотография... не портрет.
— Сколько неприятного вы наговорили!— вздохнула Эмили.
— Этот мир, возможно, был бы очень приятным, если бы никто никогда не говорил никому ничего обидного, но он также был бы и очень опасным, — возразил мистер Карпентер. — Ты сказала мне, что хочешь критики, а не грубой лести. Однако, есть для тебя и капля меда в этой бочке дегтя. Я приберег ее напоследок. «Нечто необычное»— сравнительно хороший рассказ, и, если бы я не боялся испортить тебя, сказал бы, что он безусловно хорош. Лет через десять ты сможешь переписать его и получить нечто стоящее. Да, лет через десять... и ни к чему морщиться. У тебя есть талант, негодница... и удивительное чувство языка... ты всякий раз находишь единственно правильное слово... это бесценный дар. Но есть у тебя и ужасающие недостатки. Эти мерзкие подчеркивания... брось их, девчонка, брось. И твоему воображению, когда ты отказываешься от реализма, нужна узда.
— Теперь оно получит эту узду, — мрачно отозвалась Эмили и рассказала ему о своем обещании, данном тете Элизабет. Мистер Карпентер кивнул.
— Отлично.
— Отлично? — растерянно повторила Эмили вслед за ним.
— Да. Это именно то, что тебе нужно. Таким путем ты научишься сдержанности и экономии художественных средств. Три года строго придерживайся голых фактов и посмотри, что ты можешь из них сделать. Оставь в покое царство воображения и строго ограничь себя описанием обычной жизни.
— Не существует никакой «обычной» жизни, — возразила Эмили.
Мистер Карпентер на несколько мгновений остановил пристальный взгляд на ее лице, а потом задумчиво сказал:
— Ты права... Но как ты об этом узнала? Удивительно! Ну, продолжай... продолжай... иди избранной тропой... и «благодари всех тех богов, какие есть»,[34] за то, что ты свободна и можешь идти ею.
— Кузен Джимми говорит, что человек, у которого тысячи предков, не волен поступать как хочет.
— А люди называют этого человека «дурачком»!— пробормотал мистер Карпентер. — Впрочем, твои предки, как кажется, не желали наложить на тебя какое-то проклятие. Они просто передали тебе по наследству желание стремиться к вершинам и не дадут покоя, если ты не будешь ставить себе высокие цели. Назови это как хочешь — честолюбием... высокими порывами... cacoëthes scribendi[35]. Человек, подстегиваемый... или соблазняемый таким желанием, вынужден продолжать взбираться все выше... чтобы наконец упасть... или...
— Достичь вершины!— закончила за него Эмили, гордо вскинув темноволосую головку.
— Аминь, — заключил мистер Карпентер.
В тот вечер Эмили написала стихотворение «Прощание с Молодым Месяцем» и окропила бумагу слезами. Она прочувствовала каждую его строчку. Хорошо, конечно, поехать учиться... но покинуть любимый Молодой Месяц! Все в Молодом Месяце было связано с ее жизнью, размышлениями, мечтами, было частью ее самой.
«Не только я люблю мою комнатку, деревья и холмы... они тоже любят меня», — думала она.
Ее маленький черный сундучок был уже упакован. Тетя Элизабет позаботилась о том, чтобы в нем было все необходимое, а тетя Лора и кузен Джимми о том, чтобы там было и кое-что лишнее. Тетя Лора шепнула Эмили, что та найдет в упакованных в сундучок туфельках пару черных кружевных чулок — даже Лора не расхрабрилась настолько, чтобы подарить племяннице шелковые чулки, — а кузен Джимми вручил Эмили три чистые записные книжки и вложенную в конверт пятидолларовую банкноту.
— Купи на них что захочешь, киска. Я дал бы десять, но Элизабет выдала мне авансом за следующий месяц только пять. Думаю, она что-то заподозрила.
— Можно мне потратить доллар на американские марки, если у меня будет возможность их купить? — озабоченным шепотом уточнила Эмили.
— Трать на что хочешь, — повторил верный кузен Джимми... хотя даже ему не было ясно, зачем могут понадобиться американские марки. Но, если у милой маленькой Эмили есть желание обзавестись американскими марками, она должна иметь возможность их получить.
