Алки Зеи - Леопард за стеклом
– Мало вам, – бушевал он, – святых, у вас и так что ни день, то праздник, нате, пожалуйста, теперь еще и сбережения в этот сонм добавились!
В школе даже должен был пройти утренник. За неделю до того господин Каранасис нам целую речь прочитал о сбережениях. Я совершенно не помню, что он там говорил, потому что мы с Алексисом как раз играли в «Морской бой», и он потопил мой четырехпалубник. Сберегать означает прятать деньги. Мы все должны были написать сочинение на эту тему, и лучшие из них будут зачитаны перед всеми в день праздника.
Я, конечно, даже не думала, что мое сочинение прочтут. Госпожа Ирини всегда мне ставит «отлично» за сочинения, но на этот раз я не могла выдавить из себя ни строчки. Я смотрела на Алексиса, который снова и снова ставил кляксы на своем листке. Ну что можно сказать о сбережениях? Однако мы даже представить не могли, что получим – и я, и Алексис – по колу. Такие сочинения, оказывается, всегда проверял сам господин Каранасис.
– Да что это на вас нашло, что вы написали такие глупости, – сказала расстроенная госпожа Ирини, возвращая нам тетради. – Почему вы меня не спросили?
«Глупые размышления, бессодержательно» – оставил заметку красным карандашом господин Каранасис в конце моего сочинения. И точно такую же – в сочинении Алексиса.
Алексис написал о своем дяде, очень богатом, который хранил свои деньги в коробках. Он не тратил ни гроша, одевался в старые тряпки, и в конце концов припрятанные деньги съели мыши. Я же написала про девочку, которая, когда ей давали деньги на шоколад, прятала их, а когда выросла, то заболела, и врачи запретили ей есть сладкое. И в итоге за всю свою жизнь она так и не попробовала шоколада.
Мирто получила «отлично», и на празднике ее сочинение зачитали. Оно стало лучшим во всей начальной школе.
– Но ты же ни одной монетки не отложила за всю свою жизнь и всё спускаешь на золотые перышки да звездочки у киры Ангелики. Как ты могла написать, что «человек, откладывающий деньги, приносит пользу и себе, и обществу»?
– Я написала то, что нам сказал господин Каранасис, – отрезала Мирто. – Не то что вы с Алексисом – стали посмешищем для всей школы.
– Знаешь, что сказал мой папа? – заметил Алексис на следующий день. – Если бы он был на месте господина Каранасиса, то поставил бы нам обоим «отлично».
Занятно, что и дедушка то же самое сказал.
– Если бы у нас в доме была хотя бы одна целая чашка, – сообщил мне по секрету Алексис, – мы бы пригласили твоего дедушку на кофе. Мой папа очень хочет с ним познакомиться.
Я его заверила, что мой дедушка вообще не переживает из-за такой ерунды, как целые чашки, что у него самого в кабинете стоит большая чашка с отбитой ручкой, из которой он всегда пьет кофе. Другая, как он говорит, его не устраивает.
– Тогда я поговорю с моей матерью, – серьезно ответил Алексис.
Однако они не успели его пригласить – дедушка и отец Алексиса свели знакомство совсем в другом месте.
Море и небо перестали быть сами по себе. Они слились и нависли над городом, словно серая завеса, у которой нет ни конца ни края. Огромные волны разбивались о волнорез тысячами белоснежных брызг.
– Артеми сегодня не придет, – говорю я Мирто. Мы сидим рядышком на застекленной веранде и смотрим на пенящееся море. – Да и Нолис не придет, – продолжила я, глядя сквозь дождь, заливающий стекла окон.
Я подумала, что Никос напрасно ждет свою пачку из-под сигарет, и у меня против воли вырвалось:
– Жалко.
– Что жалко? – встрепенулась Мирто.
– Что не придут Нолис с Артеми.
– А ме-ня не вол-ну-у-у-е-е-ет, – пропела она. – Я скоро стану фалангисткой. А господин Каранасис сказал, что с этого момента нашими друзьями и братьями будут только другие фалангисты.
– И ты будешь любить этих, как ты там сказала, фалангистов больше, чем меня? – забеспокоилась я.
– Возмо-о-о-о-ожно-о-о-о-о, – пропела еще выше Мирто.
Дождь с силой ударил по крыше, молнии засверкали, опадая и теряясь в волнах, грозно пенящихся и ничем не напоминающих сонную лазурную гладь летнего моря в Ламагари.
– Смотри-ка, – вдруг привстала Мирто. – Кто-то бежит, там, посреди дождя.
Мальчик, завернутый в мешковину, бежал, шлепая по воде, к двери нашего дома. Кто же это мог быть, если не Нолис?! Не дожидаясь звонка в дверь, я ринулась вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Стаматина уже открыла ему и теперь стояла, крестясь. Но что было с Нолисом! Он промок до нитки. С него стекали просто реки воды. Только ботинки оставались сухими, потому что он снял их и всю дорогу прятал под мышкой.
– Лучше бы ты чуток поменьше выучил, – пробормотала Стаматина. – Подхватишь еще пневмонию, на горе своей несчастной матери.
Она отвела Нолиса в кухню и побежала за сухой одеждой, чтоб было в чем переждать, пока его сушится.
– Смотри, – прошептал Нолис, как только Стаматина вышла. – Ни одной капли дождя не попало.
И показывает мне пачку из-под сигарет, которую нам дал Никос.
К Никосу я пошла только на следующий день, хотя Нолис и настаивал, что я должна отнести ему сигареты как можно быстрее. Но дождь все лил, и с такими хлябями на улице я не могла сказать, что пойду за тетрадками. На следующее утро погода улучшилась, как будто на улицу вернулась весна. Я смотрела на море сквозь окно в классе: оно снова было голубым и спокойным, повсюду сновали лодки и кораблики. Мне казалось, что все, должно быть, уже и забыли о вчерашней буре. Но не Алексис. Он клевал носом над партой, и мне уже дважды пришлось толкнуть его локтем, чтобы он не заснул.
– Это из-за вчерашнего потопа, – сказал он мне на переменке. – Мы все глаз не сомкнули ночью. Коридор и переднюю залило водой, так мы ее вычерпывали всю ночь.
И снова я подумала, что не стану писателем, ведь это значит жить в доме, который уходит под землю на целых десять ступенек.
Как только уроки кончились, я помчалась «за тетрадями» в мелочную лавку киры Ангелики. Зашла в каморку – и застыла от ужаса. На стуле сидел какой-то человек с такими густыми усами, словно у него под носом была щетка.
– Большое спасибо, что не узнала, – засмеялся он, и я поняла, что это голос Никоса.
– Зачем тебе эти маскарадные усы? – удивилась я.
– А что, они мне не идут? – отшутился Никос.
Я никак не могла к нему привыкнуть; мне казалось, что я сижу рядом с незнакомцем.
Я отдала ему пачку сигарет, он достал бумажку, прочел, порвал на мелкие клочки и сжег. Когда я рассказала, что Нолис принес пачку прямо в бурю, он расстроился, я видела.
– Хочешь, подарю тебе клетку с канарейкой? – внезапно сменил он тему. – Кира Ангелика говорит, что они тебе нравятся.
– А что я дома скажу?
– Можешь сказать, что выиграла ее в шоколадной лотерее.
– А разве это не ложь? – спрашиваю, а у самой сердце стучит сильно-сильно.
Мне очень хотелось клетку с канарейкой.
Однако вот опять: лотерейные шоколадки мы покупаем вместе с Мирто и вместе их открываем, так что она точно мне скажет, что я сжульничала.
– Это ложь, ты права, – признал Никос, и мне показалось, он огорчился, что не может подарить мне канарейку.
Он не давал мне уйти. Хотел узнать все, что происходит дома и в школе, все до мельчайших подробностей. И он не разозлился, когда я сказала, что Мирто станет фалангисткой 4 ноября, когда в школе будет большой праздник по случаю трехмесячного юбилея установления диктатуры. И как тогда, когда мы хотели закопать Пипицу, он обвинил во всем нас, сейчас Никос всю ответственность возложил на господина Каранасиса, который любой ценой хотел создать первую фалангу острова, в то время как остальные школы за это даже не брались, потому что дети не хотели туда вступать.
– Леопард приходит ко мне и рассказывает новости, – объяснил Никос, глядя на то, как я растерялась, гадая, откуда он всё знает.
Я вернулась домой – и снова с пачкой сигарет в кармане. Мне очень нравилось бродить одной по городу. Улицы есть такие узкие, что, если развести руки в стороны, даже совсем немножко, можно коснуться домов с обеих сторон! Мостовая выложена плиткой, где квадратной, а где прямоугольной. Пипица говорит, что нельзя наступать на полоски, разделяющие плитки, а то выйдешь замуж за арапа, когда вырастешь. Глупости, конечно, но мне нравится идти на цыпочках, перепрыгивая с камня на камень, не наступая на линии и загадывая желания.
– Пусть мы поедем летом в Ламагари с Никосом! – загадала я сегодня и дошла до дома, не наступив ни на одну линию.
Вредные книги, свёрнутая шея Мирто и околесица из околесиц
Правильно сказал дедушка, что у нас одни праздники. Мы отучились два урока, и на перемене господин Каранасис собрал нас во дворе школы и велел построиться парами.
– Вы не вернетесь в классы, – заявил он, – вместо этого мы пойдем на площадь, где для всех школ проводят один большой урок.
