Бенрт Ли - Школьник Свен (из норвежской жизни)
Свен Бидевинд, попав впросак, всегда во что бы то ни стало старался доказать, что он знал урок, отлично знал его, — но почему-то вдруг забыл, сам не понимает почему. Словом, Свен говорил все, кроме того, что было на самом деле, то-есть что он вовсе не заглядывал в книгу.
Если во время урока он замечал, что учитель собирается его спросить, Свен нагромождал на пульт целые башни из книг, чтобы защититься от испытующих взглядов с кафедры, открывал учебник и начинал внимательно следить пальцем по книге, до каких пор дойдет спрошенный. Если учителю в это время приходило в голову встать и пройтись по классу и, следовательно, башни уже не могли защитить его, Свен улавливал момент и ловким движением запрятывал книгу иод куртку.
— Можно мне выйти из класса? — говорил он.
В этой просьбе было, конечно, трудно отказать, но если учитель все-таки отказывал, Свен некоторое время беспокойно ерзал по скамье, потом вставал и повторял свой вопрос умоляющим слабым голосом.
Учитель принужден был разрешить, а Свен эти пять-шесть минут отсутствия употреблял на то, чтобы прочесть урок. Но запомнить прочитанное ему не всегда удавалось, знание внезапно улетучивалось из его головы, и Свен пускался на хитрости. Он осторожно произносил первые слова и внимательно следил за выражением лица учителя, стараясь уловить на нем хоть тень одобрения, услышать поощрительное слово или подсказку, на которых можно было построить окончание фразы. II это ему часто удавалось, отгадывать он умел мастерски. Его внимательное ухо отлично улавливало малейший оттенок в голосе учителя, главное было — начать. Об исходе какой-нибудь битвы, о том, правилен или неправилен глагол, о том, следует ли на заданный вопрос ответить: да или пет, — обо всем этом можно было отлично догадаться по тону учителя и по форме вопроса! Но случалось и так, что Свен срывался.
Когда ему удавалось привлечь учителя на свою сторону, и тот принимался помогать ему и поощрять кивками головы и одобрительными—„да, да, Свен! Хорошо! Так! Ргаезепз рагЦ — рапюь ршт совершенно верно!" — у Свена вдруг срывалось неосторожное слово, он не так отгадывал то, что хотел сказать учитель, — и тогда на него обрушивался еще более сильный гнев обманутого педагога.
— Мне кажется, что ты просто отгадываешь, дерзкий мальчишка! Подожди, я тебя проучу! Если ты думаешь, что можешь обмануть меня, ты жестоко ошибаешься!
И Свен получал наказание линейкой, четверку и замечание в баллышке за то, что „бессовестный мальчишка" воображал, что уроки можно отгадывать.
А „бессовестный мальчишка" возвращался на свое место, и по лицу его бегала лукавая улыбка. Он думал о том, что уроки все-таки можно отгадывать и даже очень часто!
По в общем учителя или мало или вовсе не обращали внимания на Свена Бидевинда. Если за его ответ можно было поставить два с половиной, то его больше и не беспокоили. И Свен Бидевинд, отделавшись удовлетворительным баллом, в свою очередь, не обращал внимания на учителей.
Остальное время урока он спокойно сидел на своем месте, не подавая повода к замечаниям ни болтливостью, ни другими „нарушениями классного порядка“. Он смирно сидел на своем месте и постоянно царапал что-то на клочках бумаги.
— Ты опять ничего не слушаешь, Свен, — изредка говорил учитель. — Убери свои бумаги.
И Свен убирал свои клочки.
Один раз, углубившись в свое занятие, он не заметил, как учитель Бугге остановился за его спиной и смотрел на его работу.
— Что это ты делаешь, мальчик? Покажи, что ты написал!
Свен подскочил, как ужаленный, и. прежде чем учитель успел взять листок, он с быстротой молнии засунул его в рот и сжевал в комок.
В другой раз, когда Свен был дежурный и подал адъюнкту Свеннингсену свою немецкую хрестоматию, тот нашел в ней такой же клочок исписанной бумаги.
— Это что такое? Ненапечатанное произведение самого господина Свена, кажется?
Свен Бидсвинд покраснел, как мак, и встал с своего места. Но Свеннингсен высоко поднял бумагу над головой и наклонился над кафедрой.
— Это мы прочтем, господа!
— Нет, нет! — закричал Свен Бидевинд, подбежав к кафедре с протянутой вперед рукой. — Отдайте мне это!
— Отдайте мне это?! Что это за тон? Поди н сядь на свое место!
И адъюнкт прочел торжественным тоном стихотворение Свена. В нем говорилось о Колумбе, который, стоя на палубе своего гальота, смотрел вдаль, надеясь увидеть землю на горизонте. За ним роптала его недовольная команда. „Неужели, — думал Колумб, — за этой неподвижной гладью нет земли, неужели я найду здесь только могилу для себя и для того плана, который я задумал". А вооруженная команда надвигалась на него. „Вернись, Колумб, вернись, мы не хотим итти с тобой дальше, ты обманул нас, земли — нет. Опомнись, безумец!" Они толпились кругом него, угрожали ему копьями и кинжалами, кричали, подступали все ближе и ближе. Колумб стоял немой и бледный и попрежнему смотрел вдаль, как будто ничего не слышал. Потом улыбнулся, с немым презрением взглянул на своих людей, и дикий гнев их остыл. Они смотрели на своего вождя, стоявшего с протянутыми вперед руками, а перед ними, слабо блестя на солнце, лежала узкая полоса новой земли, новой части света…
— Скажите пожалуйста! Эпическое произведение! — насмешливо сказал Свеннингсен.
Все мальчики смотрели на Свена, большинство хихикало.
Свен сидел, закрыв лицо руками и уткнувшись головой в пульт.
— Замечательное стихотворение! — сказал адъюнкт.
— Только в двух или трех местах есть ошибки в размере, — заметил Симон Сельмер, зубрила, глядя на адъюнкта с своего первого места.
— Это нужно непременно сохранить, — продолжал адъюнкт тем же насмешливым тоном, складывая листок.
Свен Бидевинд поднял голову.
Адъюнкт положил листок в карман своего сюртука.
Свен Бидевинд вскочил и подошел к нему.
— Отдайте! Это мое!
— Это было твое, а теперь это стало мое, господин поэт!
— Отдайте, оттайте, я хочу, чтобы вы отдали мои стихи, — кричал Свен со слезами в голосе.
Адъюнкт Свеннингсен удивленно и строго посмотрел на Свена. Таким он еще ни разу нс видел миролюбивого ученика.
— Как ты смеешь так говорить? Хочу! Твое хочу лежит у меня в кармане, милый мой, и будет лежать там. Если ты занимаешься такими делами за уроком, — я ведь вижу, это написано школьными чернилами, — то я нросто-на-просто конфискую твои стихи. Вот и все!
Тут произошло нечто неслыханное. Свен Биде-винд стоял между двумя первыми скамьями, Симона Сельмера и Антона Беха.
Когда адъюнкт при последних словах похлопал по своему карману, Свен изо всей силы ударил кулаком по пульту Антона Веха и произнес дрожащим от слез голосом:
— Это безобразие!
Адъюнкт скатился с кафедры.
— Что ты сказал? Что ты сказал? — и адъюнкт схватил Свена за ухо.
— Безобразие! Безобразие! — кричал Свен вне себя от обиды и не в силах удержаться от слез.
Раздалась звонкая пощечина, другая, третья, сопровождаемые восклицаниями адъюнкта: — Что ты сказал? Что ты сказал?
А Свен Бидевинд все громче и исступленнее кричал: „Безобразие! Безобразие!"
Весь класс сидел, как окаменелый. Наконец, адъюнкт остановился, толкнул Свена на место и, глядя на него, проговорил:
— Ступай на место, ты достаточно наказан, дерзкий мальчишка!
Свен Бидевинд стоял бледный, как мертвец, обливаясь слезами и широко раскрыв остановившиеся глаза.
— Безобразие! — вопил он отчаянным голосом. Адъюнкт Свеннингсен опять повернулся. Но тогда Антон Бех поднялся с своего места. Это был самый сильный мальчик в классе, высокий и белокурый. Он спокойно сошел с своей скамьи и встал перед адъюнктом.
— Это было действительно гадко! — сказал он. Свеннннгсен сделал шаг назад и замолчал. Антон Бех спокойно смотрел ему прямо в глаза. За ним рыдал Свен Бидевннд. В классе не слышно было ни звука.
Адъюнкт повернулся и раза два прошел по классу. Потом, не сказав ни слова, сел на кафедру и стал спрашивать Симона Сельмера. Антон Бех сел, Свен Бидевннд вернулся на свое место.
Час прошел в совершенной тишине, урок отвечали вполголоса. Когда раздался звонок, Свенннгсен вышел из класса, не сказав ни слова и забыв задать урок к следующему разу.
Во время перемены Свен держался в стороне от других; он был красен, как пион, и сильно взволнован.
Впрочем, он и всегда держался отдельно. Он был в школе уже два года, но никто из товарищей близко не знал его. Вне школы он редко встречался с ними, он, по большей части, сидел у себя в огромном старом доме, похожем на загородную усадьбу.
Итак, Свен ходил во время перемены один вдоль дворовой ограды, а большинство стояло в кучке около гимнастики, говоря о нем и косясь на него.
— Ужасная дерзость!
— Так он стихи пишет, этот чудак!
