Эркки Суомела - Чужая страна - черника
Стена класса была такого же цвета, как и собака, — коричневая. Она была сложена из камня и затем окрашена, на стыке с потолком краска слегка обшарпалась и походила на покрытую перхотью кожу. Потолок был серый, цвета дождевых облаков, пол зеленоватый. Между партами зеленоватость пола приобретала белесоватый оттенок: башмаки проходили тут взад и вперед бессчетное число раз и уносили с собой краску.
— Берит, — сказала учительница.
Берит бросила шпильку на парту и пошла к доске. Она взяла из желоба указку и стала водить ею по обручам, стягивающим шар. Учительница стояла рядом и кивала головой Шея у нее была тонкая и длинная; с такой шеей удобно кивать.
Когда Берит шла обратно на свое место, она опять улыбнулась Томасу.
Учительница стерла губкой шар. Затем отошла к окну и заговорила:
— Море… — говорила она. — Горы… земля…
И еще много чего она говорила, по десять слов подряд, но слова эти были для Янне совсем незнакомые. Учительница говорила совсем другим языком, чем ребята во дворе или на площадке. Если бы она спросила, как спрашивали во дворе: «А в морду хочешь?», или крикнула: «Давай, ханурик, наяривай!» — то Янне конечно бы понял ее. Но слова учительницы были гладкие и скользкие, за них нельзя было ухватиться.
— А теперь…
Все достали тонкие книжки. И Янне тоже достал, как только убедился, что учительница имеет в виду именно эту книжку с квадратами на обложке.
— …Сейер…
«Сейер» означает «говорить», но Янне это слово напомнило Сейю из его школы в Финляндии. Сейя сидела там, где сидит сейчас Берит, рядом с Янне. Передние зубы у Сейи были немного кривые; поэтому она всегда прикрывала рот рукой, когда смеялась. И Сейя улыбалась Янне. Он взглянул на Берит. Ее губы и улыбаясь вытягивались в напряженную линию, за которой скрывались зубы.
Что-то поделывает сейчас Сейя? Сидит, наверное, по-прежнему в школе и смотрит, как Юусо Хуотари с шумом и криком проводит урок. Или улыбается шуткам Рипы Кяярю, прикрыв ладонью рот.
Слева от Янне сидел Маса, позади Яска. Он всегда шептал: «Пойдем туда вечером?»
В шведской школе шептались совсем о другом.
Янне обернулся и поглядел назад. Там сидел Свен, этот косоглазый. На него не стоило и смотреть. Вот и теперь он состроил такую рожу, что его глаза почти совсем спрятались за наплывшими на них щеками.
— Финский дьяволенок, — прошептал он.
Янне отвернулся, прижал голову к плечу, как спящая птица, и стал смотреть на учительницу. Это была маленькая женщина, звали ее Лилли. Сейчас ее рот лепил речь: губы отскакивали одна от другой вверх и вниз, а язык выталкивал слова изо рта.
— Их… другие… что…
Из этих слов Янне не мог составить ничего связного. Он взглянул на Берит. Для нее эти слова что-нибудь да значили. Он попытался прочесть по лицу Берит, что говорит Лилли, но ничего не мог прочесть; наверное, Берит думала только о Томасе. А Томас… Он улыбался Берит. Или нет, сейчас он ей не улыбался. Янне огляделся вокруг. Все смотрели на Лилли.
Томас улыбнулся ему!
Янне попробовал улыбнуться в ответ, но губы не слушались его. Они одеревенели, так как весь день были вынуждены молчать.
При этом Томас повернул голову в сторону. В профиль он немножко походил на цыгана.
— Не… тот… завтра…
Ноги устали, находясь в одном и том же положении под партой, им хотелось куда-нибудь идти. Янне стал двигать ими, не вставая с места. Колени стукались о парту, каблуки топали об пол. Тут Свен снова начал дразнить его «дьяволенком». И Берит тоже уставилась на него. При этом она так осклабилась, что стали видны зубы; у самых десен были темные пятнышки.
Янне опустил глаза.
Кто-то вырезал на крышке парты два сердца. Одно большое, другое поменьше. В маленьком были две буквы: «Э» и «Й». Янне попытался подобрать имя и фамилию, которые начинались бы с «Э» и «Й». Сначала ему вспомнился Эйно Йюнтунен; Эйно был трактористом и жил поблизости от его родного дома в Финляндии. Потом на ум пришло «Элли Йокинен»; но и это не годилось. Имя и фамилия должны быть шведскими. «Й» наверняка означает Йоганссон, а вот «Э»… Янне не знал ни одного шведского имени, которое начиналось бы с «Э».
Он стал перебирать в уме имена мальчиков и девочек в классе.
Гун-Лис сидела прямо позади, Лена в ряду у окон. Лена была толстушка и слегка заикалась, когда сердилась. Перед Леной, покачиваясь, сидел Юлле с орлиным носом. Около двери было место Ганса, а если посмотреть от Ганса налево, там была Стина. Стина всегда спала, уткнувшись носом в крышку парты. Спала она и теперь.
Да вот же — Эскил!
Эскил сидел в первом ряду в зеленой, как трава, шерстяной рубашке. И его имя и фамилия как раз подходили к вырезанному на парте сердцу. Это было сердце Эскила Йоганссона. Янне начал размышлять, как выглядит Эскил Йоганссон. Ему почему-то казалось, что он — смеющийся, широкоплечий — очень похож на Масу, оставшегося там, в Финляндии. И Эскил Йоганссон никогда не называл его дьяволенком. Нет, из них, Эскила и Янне, могли бы выйти друзья.
— А теперь…
Захлопали крышки парт, убраны были книги. Янне последовал примеру других и старался перехватить взгляд Лилли; иногда она улыбалась и кивала, когда ему удавалось сделать то же самое, что и другие. Но сейчас Лилли глядела мимо него.
— Выйди ты, Гун-Лис, — сказала она.
Сзади слышался запах ландыша, его принесла с собой Гун-Лис. На ней были широкие, волочащиеся по полу брюки. Шварк! Шварк! — раздавалось, когда она шла. Гун-Лис подошла к доске и принялась рисовать новый шар. Когда шар был готов, она провела через него косую линию. Лилли закивала вновь и продолжала кивать даже тогда, когда Гун-Лис прошла мимо Янне на свое место.
Лилли начала читать что-то вслух по книге с зеленой обложкой. Янне забылся, глядя на свет яркой лампы. Свет дрожал и пульсировал. Поглядев на него некоторое время, Янне почувствовал, что и его глаза начинают мигать. Он смежил веки. Пульсирование продолжалось с минуту, затем стало совершенно темно. Но в этой темноте ему вдруг показалось, что кто-то пристально смотрит на него и злорадствует. Он раскрыл глаза и быстро огляделся вокруг.
Никто на него не смотрел.
— Сорок тысяч… с лишним… длиной…
На какой-то момент в Янне зародилась надежда, что слова Лилли станут вещественными, такими, как дерево или железо. Тогда он сможет выхватить их из воздуха рукой, поворачивать и рассматривать.
— …ёверсигтли…[3]
Это слово, пожалуй, походит на штопор и будет на ощупь твердым и холодным.
— А теперь Янне.
Лилли стояла перед ним. Он смотрел ей в живот, на коричневую юбку; чуть повыше коричневая ткань переходила в зеленую блузу.
— Ты понял?
Янне перевел взгляд на туфли Лилли. Они были коричневые. Он почувствовал, как рука Лилли опустилась на его плечо. Рука была легкая, но она все же подняла его вверх, словно большой подъемный кран. Они стояли друг против друга — он и Лилли. Со стороны класса слышался шепот, позади кто-то кашлянул.
— Ты понял? — снова спросила Лилли.
Янне кивнул и сказал, почти прошептал:
— Да.
Это короткое слово легко было вымолвить. И если сразу ответишь утвердительно, избавишься от необходимости объяснять, а он ровно ничего не смог бы объяснить.
— Тогда иди к доске, — сказала Лилли.
Где-то вышла осечка: ему не позволили остаться на месте. Лилли подошла к учительскому столу и манила его рукой.
— Ну иди же…
Щеки Янне вспыхнули. Он медля пошел по проходу. Когда он проходил мимо двери, ему захотелось броситься вон, устремиться во двор, а оттуда куда-то далеко-далеко, где никто не сможет увидеть его. Однако черная доска надвигалась на него, как бы он ни мешкал; он чуть было не наскочил на нее. А нарисованный на ней шар вырос в размерах и теперь был большой, величиной с днище бочки.
— Будь добр, — сказала Лилли.
Янне прислушивался к звукам в классе и думал о себе и о том, как он выглядит сзади. Он завел руку за спину и пощупал ремень. Рубашка, к счастью, оказалась заправленной в брюки как следует. Он провел рукой по волосам; они нередко топорщились у воротничка, топорщились они и теперь. Он послюнявил ребро ладони и пригладил их.
А взгляды буравили его, острые, как шило.
Он взял из желоба указку и несколько мгновений держал ее поперек обеими руками. Лилли чего-то ожидала от него.
Но чего?
Наверное, она ожидала, что он покажет указкой на какое-нибудь место шара, дугу или косую линию. В верхней части шара была ложбинка; мел взял тут кратчайший путь. Сжав губы в нитку, Янне приставил конец указки к ложбинке.
