Владислав Крпивин - Дагги-Тиц
Инки прикинул глазом: не пойти ли туда? Не так уж ему это было надо, но ничего более интересного кругом не виднелось. А рядом, у края тростниковых зарослей, Инки увидел кучу мусора и там, среди ржавых банок и старых шин — обломок железного обруча. Словно кто-то нарочно подбросил мальчишке саблю, чтобы пробиться сквозь пересохшие джунгли.
Дул зябкий ветерок, листья тростника скреблись друг о друга, как жестяные.
Инки взял обломок, сжал. «Сабля» длиною в полметра оказалась не тяжелой. Инки махнул раз, другой. Сначала по воздуху. Взмахи отозвались в нем ритмом, похожим на знакомую мелодию. Вроде той жажды движений, когда он в своей комнате сражался мечом-линейкой с липкими черными лианами. Здешние мертвые стебли с ржавыми листьями тоже были враждебны Инки. Он без жалости врубился в них и с удовольствием ощутил, как ложатся, стелются под ударами его клинка все эти «розен… (р-раз!)… кранцы» и «гильден… (р-раз!)… стерны». Взмах, удар, разворот, выпад, еще разворот — полным кругом!.. Думаете, обступили со всех сторон, значит, взяли в плен?
«Меня можно сломать, но играть на мне нельзя-а…»
Выгнувщись назад, Инки отсек макушку репейника (твердая, но не устояла и она). Ритм боевой игры-танца совсем завладел им, свистело в ушах, звенели все жилки. Р-раз — р-раз!.. Он сделал еще один круговой разворот и услышал за спиной слова — неожиданные, как включившееся в пустой комнате радио:
— Ребята, какая пластика!
Голос был негромкий, но густой. Упругий, как брошенная в спину диванная подушка. Инки, как бы завершая круговой замах-разворот, оглянулся. В проемах каменной беседки стояли несколько человек. Взрослая девица обширных размеров, двое мальчишек чуть постарше Инки и две девчонки его, Инкиного, возраста).
Вляпаться вот так (думаешь, что одинешенек, а на самом деле — на глазах у многих со своей игрой-тайной!) — это было… ну, просто скандал. Вроде тошноты в самолете! От стыда у Инки вскипела злая сила. И обида. Он выпрямился и опустил клинок. Плюнуть и пойти прочь? Или заорать им «чё надо, мотайте отсюда»? Если полезут в драку — пусть! Станет легче…
Не полезли они в драку. Девица густым своим голосом сказала:
— Мальчик, хочешь участвовать в театральном спектакле?
Это… было как еще один удар подушкой, с другой стороны. Инки чуть не уронил «саблю». Какой спектакль? С какой стати? Почему — он? Чего им вообще надо от него, чужого, нездешнего? А может… он хочет?
Прежний Инки — колючий, недоверчивый и к тому же обожженный стыдом, отозвался раньше здравых мыслей и вопросов:
— Идите вы…
Отвернулся, кинул «саблю» и съежено пошел назад, по пробитой в тростниках просеке.
И услышал брошенный в спину тонкий вскрик:
— Инки!
Штурманята
Они шли по Нагорной, обняв друг друга за плечи. Как два мальчишки-приятеля. Так иногда они ходили в Столбах, когда были второклассниками. Тогда, правда, не на глазах у всех, а если гуляли одни. А здесь… Впрочем, взрослая девица и ребята шли позади достаточно далеко — деликатно давали возможность поговорить один на один друзьям, которые нежданно-негаданно встретились больше, чем через год…
— Инки, я писала тебе несколько раз. На школу. Ведь твоего-то адреса я не знала, — говорила Полянка с частым придыханием.
— Ничего я не получал.
— Я на каждом конверте делала надписи: «Передайте Иннокентию Гусеву во второй «А»…
— Никто ни разу не передал. Сволочи…
Полянка пальцем хлопнула его по губам:
— Опять ругаешься! Смотри у меня…
— Больше не буду, — радостно пообещал Инки. Счастье обнимало его. Потому что вот она — Полянка. И прошедшие без нее долгие месяцы не имели никого значения. Не имело значения даже то, что теперь Полянка была выше его на полголовы. Все равно — вот она! Такая же. Разговаривает так же, смеется так же… И так же, как в прежние времена, тронула у его глаза сосудик — в тот момент, когда Инки узнал ее, закусил губу и часто заморгал. Подошла и тронула, сразу…
…— Ты тогда так быстро уехала. Будто совсем пропала…
— Потому что папу перевели сюда приказом, в один день. А мама не хотела оставлять его. Говорила: когда мы близко, тебе будет безопаснее, такая примета…
— А… от какой опасности безопаснее? — в Инки царапнулось беспокойство. За нее, за Полянку.
— Ну, он же сапер, инженер. Его назначили контролировать обстановку после ихтымского взрыва.
— Какого… взрыва? — Инкина тревога выросла в несколько раз.
— Ты разве не слышал? Прошлым летом взорвались Ихтымские военные склады, со старыми снарядами и минами. Грохоту было…
Инки молчал. Может, и слышал какие-то сообщения по радио и телеку, да разве все упомнишь? То и дело всякие взрывы, крушения, лавины, землетрясения, теракты, покушения. Столько, что уже просто отскакивает от памяти…
— Ужасный был взрыв, Инки, — со взрослым вздохом сказала Полянка. — Боеприпасы раскидало далеко по всей округе. Говорят, даже до окраины Брюсова долетели несколько снарядов.
— И взорвались?
— Да нет, просто шлепнулись в болото, они же без взрывателей, — разъяснила Полянка, дочь сапера. — Но все равно ведь пришлось их собирать, обезвреживать. Папа тогда был черный от усталости…
— Но теперь-то все в порядке? — осторожно спросил Инки. Не хотел он, чтобы Полянку грызли тревоги.
Она кивнула синей шапочкой с мохнатым шариком.
— Теперь-то да… Но папу оставили служить здесь, на всякий случай…
Инки хотелось другого разговора, о каких-нибудь простых и привычных делах.
— Ты тут в какой школе?
— В четвертой. На Карламаркса.
— И я! — возликовал Инки.
— Ну, понятно. Она в этом районе одна и есть. Тебя в какой класс записали?
— В четвертый «бэ»… Только я еще не ходил туда.
— Понятно, что не ходил, а то бы там сразу встретились… Жалко…
— Что жалко? — опять встревожился он.
— Что в «бэ». Потому что я в «а»…
Это и правда было жаль. Даже очень.
— А может, меня перепишут к вам? Если попросить?
— Не перепишут. У нас французский язык начали учить, а у вас английский… Ой, Инки! А может, это ничего? За сентябрь-октябрь мы не так уж много прошли, ты догнал бы! А я бы помогла…
Инки привел Полянку к себе. Мать и Егошин оказались дома (вот удача!).
— Ма-а… Это Поля Янкина. Мы в Столбах учились в одном классе. И теперь будем в одной школе…
— Вот и чудесно! — обрадовалась мать (кажется, даже слишком старательно). — Хорошо, когда рядом старые друзья! Здравствуй, Полечка… Жаль, что не могу угостить чаем, надо бежать. Но вы попросите Маргариту Леонтьевну…
— Ага… Только плохо, что мы в разных классах. Попроси, чтобы меня перевели к ней, в четвертый «а»…
— Но, Кешенька! Я и хотела, чтобы ты был в «а», как в прежней школе, но сказали, что там французский язык…
— Он догонит, я помогу! — быстро пообещала Полянка (и даже встала на цыпочки для убедительности).
— Нет, но… педагоги не пойдут на это. Скажут: что за причуда…
Инки, не дрогнувший на этот раз при слове «Кешенька» даже встал навытяжку. Глянул матери прямо в лицо. Сказал тоном, каким не говорил никогда:
— Ну, ма-ма… Ну, пожалуйста…
Он, кажется, впервые в жизни так отчетливо и полностью сказал слово «мама». Она растерялась, глянула на мужа:
— Сережа, ну объясни хотя бы ты ему…
— Сейчас, — кивнул Егошин. И вынул из кармана куртки мобильник.
— Кирилл?.. Да, это я… Нет, сейчас я по делу. Ты, наверно, уже слышал, что я снова женился?.. Вот именно, «кто не слышал». Спасибо… Обстановка такова. У жены десятилетний сын, четвероклассник. Хороший человек. Его записали в твое заведение, но в четвертый класс «бэ», а ему надо в четвертый «а», у него там нашлась… нашелся давний друг. Ну, знаю, что другой язык, парнишка перестроится, она поможет. Ну, да, да… Понял… Добро, до связи…
Егошин глянул на Инки, на Полянку.
— Это директор, Кирилл… Алексеич… Сказал: пусть в «а». Но добавил, что учительница там не сахар… Яся, ну чего ты смотришь, я сразу уточняю ситуацию…
— Ура… — выдохнул Инки и стал рядом с Полянкой. Близко-близко. Главное решено. А к учительницам, которые «не сахзар», ему было не привыкать.
Впрочем, учительница Елена Андреевна оказалась не столь уж суровая и вредная. Обыкновенная. (Полянка так и сказала: «Да чего они зря-то, обыкновенная она…») Иногда, правда, покрикивала, могла выставить из класса или вляпать ни за что двойку, если не в настроении. Ну так что, пожилая уже, усталая, можно понять… Зато Нина Геннадьевна, которая по французскому, оказалась — добрее некуда. Сказала, что они вдвоем, с Полей Янкиной, быстренько подтянут новичка Гусева до общего уровня, к Новому году будет как все…
И ребята оказались нормальные. К новичку не приставали, силой не хвастались. В приятели не набивались, но и в недруги не записывались. Сразу увидели: Янкина и Гусев — давние друзья, и всех это устроило.
