Владислав Крпивин - Дагги-Тиц
И ребята оказались нормальные. К новичку не приставали, силой не хвастались. В приятели не набивались, но и в недруги не записывались. Сразу увидели: Янкина и Гусев — давние друзья, и всех это устроило.
Инки попросил Полянку не говорить его настоящее имя. Всем сказал, что он Смок (это, мол, из книжки про золотоискателей, даже кино такое есть). Ну, Смок так Смок, имя не хуже других… Впрочем, все это было позже.
Зато для Полянкиных друзей из маленького театра «Штурманята» он сразу стал Инки…
…Разумеется, он согласился играть в спектакле. Во-первых, там участвовала Полянка. Во вторых, в этой пьесе — так же, как в давней, про стрекозу и муравья, — Полянку надо было спасать. Но теперь уже не от зимних морозов, а от чудовища-паука. Потому что представление называлось «Муха-Цокотуха». По известной сказке. Не «Гамлет», конечно, малышовая пьеска, в которой участвовали даже детсадовские ребятишки, но у Инки роль оказалась с известной долей героизма. Ему предстояло сыграть Комара. Того, который в поединке побеждал Паучище и спасал Цокотуху. А ее играла Полянка!
Мог ли Инки отказаться, не спасти Полянку! Тем более, что при этом он избавлял от смерти и м у х у.
…Он, конечно же, рассказал Полянке про Дагги-Тиц. В один из вечеров, когда они дотемна бродили по заиндевелым улицам поселка Брюсово (и когда над Лисьей горой в конце Нагорной висел тонкий месяц, а у кафе «Самовар» пахло свежими пирожками). Полянка слушала очень-очень внимательно, Даже в сумерках было видно, какое у нее бледное лицо, и как выделяется на щеке горсточка веснушек. Наконец Полянка сказала:
— Инки, это ведь наверняка не простая муха…
Тот и сам думал так же, но все-таки спросил:
— А кто?
— Ну… какая-то живая душа…
— Это само собой. Живая душа, говорят есть у всякого… у живого… даже у деревьев…
— И у цветов… Я про это читала…
— Я тоже читал… То есть в какой-то передаче слышал…
— Ну, вот. А эта душа, наверно, прилетала специально, чтобы подружиться с твоей…
— Где она теперь-то… — насупился Инки.
— Может, еще оживет… А если не оживет в мушином тельце, то появится в ком-нибудь другом.
Инки повел плечами: мол, кто ее знает. И подумал про Альмиранте. Но Алька своей кошачьей душой был явно не похож на смирную Дагги-Тиц. Он с каждым днем становился все хулиганистее, хотя по вечерам делался по-прежнему ласковым и засыпал у Инки на груди…
Полянка почуяла Инкину печаль и стала говорить про другое. Про «Штурманят».
Вообще-то был это не театр, и даже не драматический кружок, а просто ребячья компания. Там занимались… чем только не занимались! Построили автомобиль старинного вида (сперва хотели пароход, но поняли, что для плаваний мало в окрестностях воды), склеивали бумажных змеев-драконов и устраивали состязания на склоне Лисьей горы, ходили в походы на дальние озера, мастерили луки для робингудовских турниров, сочиняли истории про мореплавателей и пиратов…
— Раньше было еще лучше, потому мы собирались в своем полуподвале на Штурманской. У нас и название оттуда, по имени улицы……
— А сейчас… не там?
Инка слегка потускнела:
— Сейчас полуподвал отобрали. Чиновники всякие и эти… «новые русские»… Но мы все равно…
Да, комания «Штурманята» не распалась. Ей командовала Зоя, та взрослая девица, которая вместе с ребятами повстречала Инки на болоте. Это она сказала: «Мальчик, хочешь участвовать в театральном спектакле?»
Зое было двадцать два года. Она работала закройщицей в ателье «Виолетта», а остальное время отдавала «штурманятам». И к тому же училась заочно в Южнодольском энергетичесом институте.
— Просто ума не приложу, как её хватает на все, — умудрено высказалась Полянка. — Особенно после…
— После чего? — насторожился Инки.
— После того, как отняли полуподвал, — быстро отозвалась Полянка. — Еще и с детсадовскими ребятишками возится. Это которые будут в спектакле массовкой. Ну, всякие букашки, божьи коровки, бабочки, танцы-хороводы. Твоя-то роль только в конце. Появился, помахал саблей… Ты ей так здорово машешь! Как Спартак в настоящем балете…
Инки ощутил, как горячеют уши.
— Скажешь тоже…
— Правда, Инки!.. Только надо тебе сделать подходяший костюм с крылышками. Склеим старинную шапку, как у гусара, я дам тебе свою футболку с большущим комаром на груди и черные колготки…
— Еще чего!
Полянка сказала не терпящим спора тоном:
— Инки, это театр. В театре следует избавляться от всех глупых комплексов. — Наверно, это было не ее, а чье-то взрослое рассуждение. Возможно, Зоино. Инки сразу покорился судьбе. В конце концов, чтобы спасти Полянку, он был готов на все И, к тому же, он вдруг подумал, что в таком костюме будет слегка похож на Гамлета. Инки опять вспомнил свою летучую тень на стене. Выпад, разворот, взмах… и тяжелая голова Паучища катится на доски сцены. А грузное туловище, подергав многими лапами, валится, как мешок. Это он так ясно представил. И…
Вот ведь, только что все было хорошо, а тут заноза в душу… «Чтоб вы все сдохли…». Паук, он, конечно, сдохнет. Под общее веселье и пляску детсадовской малышни…
— Полянка…
— Что, Инки? — Она сразу почуяла в нем какой-то сбой.
— Я не хочу…
— Что?
— Ну… не хочу убивать. Даже паука…
Полянка обрадовалась.
— И не надо! Зоя тоже не захотела! Она знаешь что придумала? Что паук — это не по правде, а будто им нарядился мальчишка-хулиган. Чтобы всех напугать. Когда голова отлетает, он выскакивает из паучьего чучела и удирает. Ревет на ходу: «Я больше не буду!»
Инки засмеялся. Это меняло дело. И снова все стало похожим на большой подарок.
Репетировали на квартире у Зои. Та жила с родителями в трех комнатах, родители днем были на работе, места хватало.
Когда Инки с Полянкой первый раз пришел в эту квартиру (на третий этаж панельной хрущовки), им открыла не Зоя, а худой темноволосый мальчишка лет тринадцати.
— Привет, — сумрачно сказал он и отодвинулся с порога. — Проникайте…
— Это Гвидон, — объяснила Полянка. — Вообще-то он Гриша, но все зовут Гвидоном…
«Странное имя», — подумал Инки. И выговорил нерешительно:
— А я Смок…
— Не ври, — насуплено отозвался Гвидон. — Ты Инки.
Инки затоптался, не знал, как ответить. У Гвидона было такое лицо, будто он недавно плакал тайком. Полянка потянула Инки в прихожую:
— Идем, раздевайся…
Гвидон ушел вглубь квартиры.
Инки спросил шепотом:
— А чего он… недовольный…
— Это не из-за тебя. Просто характер такой. Привыкнешь…
Второй мальчишка, появившийся в прихожей, был совсем не похож на Гвидона. Возрастом вроде Инки, такой же тощий, но со светлыми желтыми волосами. Большеухий, тонкошеий, с серыми глазами, в которых сидело веселое удивление. С лицом, готовым заулыбаться по любой причине и без причины.
Он и заулыбался.
— Ты Инки. А я Юрась…
— Юрасик-карасик, — сказала Полянка. — остальные пришли?
— А как же!
Остальными были рыхловатый и молчаливый Валерий (похоже, что ровесник Гвидона), девочка Света (оказалось — из того же класса, что Полянка и, значит, Инки), два деловитых шестиклассника — близнецы Рома и Славик А еще шустрый маленький Никитка с остренькими лицом и коричневыми глазищами — то ли первоклассник, то ли из детсада…
И, конечно, сама Зоя. Командирша с решительными ухватками, хотя и с добродушным нравом. Она всех усадила на мохнатый ковер (кроме Гвидона, который устроился на стуле у окна), сама бухнулась на взвывший старыми пужинами диван.
— Ну, поехали! Времени мало, дел целая куча. Давайте — у кого что готово? Жду доклада, как шоколада…
— Мы с Валеркой пауку скафандр склепали… — неохотно подал от окна голос Гвидон.
Оказалось, что каждый отвечает за что-то свое: за декорации, за музыку, за свет на сцене, за всякие необходимые для театрального действа вещи (называются «реквизит»). «Актеров» же было всего четверо. Полянка — муха, Инки — комар, Юрась — Паучище да еще Никитка — представитель мелкого «насекомого» народа. Инки скоро понял, что Никитка учится в первом классе, но по старой памяти часто наведывается в любимый детский сад «Егорка», поэтому его и назначили главным среди малышовой компании, которая в «Егорке» готовила танцевальные номера для спектакля. Детсадовской воспитательницей у «насекомых» была Зоина подруга (для малышей — Анна Степановна, для ребят постарше — Анюта). Она и репетировала с «кузнечиками», «божьими коровками» и всякими другими «таракашками».
Репетиции «полного состава» ожидались позднее, на школьной сцене. А пока, в комнате, начали «пробовать» финал — с мухой, пауком и комаром.
Конечно, сперва Инки окостенел — ни рукой махнуть, ни ногой дрыгнуть. А простенькие слова — «Я злодея победил?.. Я тебя освободил?..» — застряли в горле, как пластмассовые ежики. И какой уж там бой с пауком! Не брякнуться бы в обморок…