KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детская литература » Детская проза » Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Иванов, "Тринадцатый год жизни" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Осень была и на их участке, так грустно и одиноко пожелтевшем, облетевшем, — сквозь берёзы проступало куда больше неба, чем обычно.

Но это всё была не очень грустная грусть, а такая… ну, что ли, спокойная, естественная. Когда понятно, что ничего не поделаешь. И хорошо, что ничего!

В таком вот торжественном и тихом настроении она вошла в дом, чтобы встретиться с Горой, просто обрадоваться, что увидит его. А всё остальное… там посмотрим!

Но везде было пусто. И открыто. В то же время кругом стоял запах Гориного дыма, довольно-таки загустелый. Полные окурков пепельницы, банки, чайные блюдечки были на террасе, в кухне, в кабинете, в большом полутёмном помещении, которое они почему-то называли столовой, хотя ели там редко, а только при гостях. Для этого торжества, даже в самый яркий день, приходилось зажигать свет.

Гора курит, когда он думает. И значит, он думал, когда готовил себе еду, и когда ел у окна на террасе, и когда останавливался в полутёмной «столовой». О чём же он всё думал и думал? И облегчённо, грустно-радостно Стелла поняла: он думал об их общей семье.

Она села на диване в его комнате. Решила: здесь и дождусь. Так хотелось ей от чистого сердца, и в том одновременно была её женская хитрость: пусть Гора придёт и увидит — всё вспомнит.

И сама она невольно вспомнила один грустный, но тоже естественно-грустный случай. Она поднималась к себе в светёлку, было уже поздно, часов одиннадцать или даже больше, но не особенно темно, потому что шёл конец июня, число так двадцать пятое. Она остановилась у слухового окошка, которое освещало их довольно дикую и крутую лестницу. Там виден был подрастающий сосновый лес и одна взрослая, сейчас особенно красивая сосна, плоско нарисованная на почти погасшем, мутного стекла закате.

Ей было так хорошо смотреть и спокойно. Она знала, что сейчас ляжет спать, помечтает мгновение и уснёт себе на века. И завтра проснётся и опять будет лето-лето-лето до бесконечности, больше чем целых два месяца.

Тут она повернула голову — почувствовала. Гора смотрел на неё снизу. Они встретились глазами, как бы не зная, что сказать друг другу. Гориных глаз почти не было видно. Только угадывался слабый отблеск.

«Вот и день стал уменьшаться!» — сказал он очень тихо, может быть, оттого, что Нина с Ванькой уже спали, а может, и ещё отчего-то. И Стелле сделалось так непоправимо грустно, что всё равно ничего не изменить и Земля всё равно будет нестись в пустоте по ужасно длинному пути вокруг Солнца, облепленная жалким облачком воздуха. И сколько бы мы ни изобретали разных машин, всё равно двадцать второго июня день будет уменьшаться, а ночь увеличиваться. И хотя много ещё деньков в запасе, но за летом, за лесами, неминуемо ждут нас осень и зима.

Сердце остановилось и пошло биться дальше.

Гора стал медленно подниматься к ней. Он тоже умел почти бесшумно ходить по этой старой лестнице. Остановился двумя ступенями ниже. Но из-за своего высокого роста был вровень со Стеллой. Она видела его освещенные бледным светом впалые глаза, крупный нос, ухо и довольно-таки заметную лысину. Тогда казалось ей, нет никого роднее и понятней, чем этот человек.

Они постояли так, потом переглянулись и молча разошлись. Вот и весь случай. Но вряд ли когда-нибудь она его забудет за всю свою жизнь.

Теперь, совсем выпустив из головы, что собиралась схитрить, она быстро встала, по лестнице, совершенно автоматически выбирая бесшумные места, поднялась к тому окошку… Но естественно, вид из него был совсем иной: деревья сейчас жили, двигались под ветром.

И, коротко взглянув в слуховое окошко, она пошла выше, открыла дверь в свою комнату.

Кровать была передвинута в дальний угол. Теперь с неё не увидеть верхушки берёз и те две звезды ранним августовским утром. У окна воцарился стол, на нём — глубокая суповая тарелка, полная окурков, листы бумаги и ещё горка бумаги, исписанной и мелко изорванной.

Первым движением Стеллы было раскрыть окно, потом собрать все обрывки и окурки, снести на помойку. Но почему-то не сделала и шагу в этом неподвижном, настоянном на кислятине и горечи воздухе, в котором у обычного человека уже через несколько минут начинала болеть голова.

Почему? Потому что поняла: это уже не её комната. Может быть, ещё ничья. Но уже не её. Чужая. Горина… Так дико: два столь противоположных слова — «чужая», «Горина» — теперь могли спокойно стоять рядом. Но ведь не она начала. Это Гора заполонил её комнату. Счёл возможным заполонить. Раньше бы он так никогда не сделал.

И сразу вспомнилось, что дача досталась Горе от его родителей, к которым ни Стелла, ни её мать… Ну, может быть, только Ваня: они ведь были его дедом и бабкой. Хотя и мёртвыми, умершими до его рождения.

Но Ванька пока не в счёт. И значит, при разводе дом останется у Горы.

О каких невероятных вещах она думает!

И всё же следовало попрощаться с дачей. Быть может, она в последний раз приехала сюда хозяйкой. И не «быть может», а именно в последний! Потому что ещё не знала, в последний раз не знала, чей это дом.

Она стала коленками на этот без её спроса пришедший сюда стол — невзрачный столишко, валявшийся до того в сарае. С треском распахнула окно. И так осталась стоять на коленях… Оказывается, расстаться с деревьями, кустами, знакомой травой, обступившей дорожку, было так же трудно и даже труднее, чем с самим домом.

Знакомый прозаик

Однако недолго ей разрешили так постоять!

Из-за дома вышел мальчишка. Стелла не слышала, как он открыл калитку и когда именно вошёл. Но это был явно не жулик. Это был кто-то из своих… из новых своих. Он шёл уверенно. В дом даже не заглянул, словно знал, что хозяев нет. Сел на лавочку перед врытым в землю одноногим столом. Откинулся на спинку, покачался… Там один гвоздь дезертирил, и теперь можно было качаться. В сущности же, доламывать скамью!

На столе лежали какие-то бумаги, придавленные четвертинкой кирпича, и стояло блюдце с окурками. Мальчишка убрал блюдце под стол, чтоб не воняло, совершенно по-свойски! Потом стал смотреть, что там написано на листках. Гора любил рассовывать в разные места блокноты, стопки бумаги. Он ведь конструктор, у него мыслей полна голова. Неизвестно где какую придётся хватать за хвост.

Но этот чего понимает?! Мальчишка продолжал спокойно рассматривать Горины записки.

Наглец какой! Просто наглец!

Тут она поймала себя на том, что и сама занимается не очень благородным делом — подглядывает, и уже долго… Но этот! А главное, каков тупица: на него смотрят в упор, он ничего не чувствует. Тупица!

Преисполненная презрения, Стелла кашлянула для верности два раза. «Тупица» вздрогнул, но — ух ты какой! — тут же взял себя в руки, весь замер, а в то же время продолжал листать Горины странички. Потом поднял, наконец, голову — спокойно, замедленно… Взгляд его сразу попал в Стеллу. Точно, как выстрел!

Теперь и она вся замерла, не давая себе вздрогнуть или отвести глаза.

И долго длился этот перегляд — не из любопытства, не из желания познакомиться, не из-за того, что кто-то влюбился в кого-то с ходу и наповал. А из-за того лишь, что ни один не хотел уступать другому. Такой глупый повод ломать глаза!

Не успела она это подумать, как мальчишка сам перестал на неё смотреть. Словно он первый сообразил быть умнее. И тут Стелла поняла, на кого он похож — на тётю Машу, молочницу. Так это, стало быть, её сын! Как его зовут-то? Витёк, что ли?

Но мальчишка снова опередил её:

— Привет. Ты Романова, дяди Егора дочка? Я и смотрю: на мать похожа как две капли.

А Стелле вчера казалось, что она похожа на Игоря Леонидовича. На отца.

— А я знаешь кто?

Стелле не захотелось признаваться, что и она узнала в этом мальчишке черты тёти Маши — подумаешь какой теледиктор. И в ответ равнодушно пожала плечами.

— Я Нилегина Вениамина Сергеевича сын.

Нилегин? Тут же Стелла вспомнила, что на столе, который она сейчас попирала коленками, на клоках разорванной бумаги почерк чей-то чужой. Ясно! Приехал Горин сослуживец. А этот — его «сынуля».

— Вижу по твоему лику, не знаешь ты, кто такой Нилегин Вениамин Сергеевич! Ну, естественно, Георгий Георгиевич — это понятно. А какого-то лесничишку по имени-отчеству звать вроде даже и глупо… правильно тебя понял?

Значит, всё-таки это был сын тёти Маши. И дяди Вени. Надо же: такое имя редкое — Вениамин, можно уж догадаться. Но как раз оно-то её и сбило.

— Да признавайся смелее. К чему эти стеснения!

Не поймёшь, то ли он шутит, то ли действительно комплексует… Псих! А почему, собственно, она обязана знать каждого взрослого по чинам и званиям? Они же ей не представлялись Вениаминами Сергеевичами.

— Ты теперь со мной и нюхаться не будешь? Такая интеллигентка с таким плебсом…

— Нет, не буду! Потому что нюхаются собаки.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*