Владимир Великанов - Стригунки
— Спекулировал?
— Да, спекулировал!
— Правда?
— Правда, — пробурчал Птаха. — Только ты, Никифор, молчи. Это я тебе так, по злости, сказал.
— Я не скажу. Только ты больше не спекулируй.
— Ладно, не учи! Иди-ка ты лучше в свой детский сад.
— Правда, Мишка, не спекулируй больше. А я никому не скажу.
— Ладно, ладно. Чем мальчишка-то заболел, который в детском саду?
— Корью.
— Паршивая болезнь!
…На следующий день после разговора с Иваном Дмитриевичем об электрическом кирпиче во время уроков Никифоров и Вася незаметно перекидывались записками. «Где мы возьмем пластинки, которые вставлены в кирпич?» — спрашивал Коля. Вася отвечал: «На заводе». Ниже рукой Коли вопрос: «А они дадут?» Ответ: «Дадут. Это же для изобретения».
Учительница заметила переписку, и председатель совета отряда получил замечание.
После уроков ребята побежали к Васе. Иван Дмитриевич сидел среди горы книг и журналов. Они занимали весь подоконник, стул и полкровати.
«Электротехника», — прочитал Коля заголовок одной из книг и снова, как и накануне, пришел в восторг: «Электрический кирпич живет! Фатеев — это Николай Островский! Фатеев — это Маресьев! Фатеев — это Фатеев!»
С этого дня, несмотря на страшную слабость и недомогание, Иван Дмитриевич с утра до позднего вечера читал, делал какие-то выписки в Васиной ученической тетрадке.
Отец прекрасно понимал, что отрывает сына от уроков, но все-таки беспрестанно гонял его в книжные магазины и библиотеки. То ему требовалась литература по холодной обработке металлов, то по автоматике и телемеханике, то какие-то тоненькие брошюры, обобщающие опыт передовиков производства.
Вася не роптал. И всюду вместе с Васей неотступно следовал Коля.
После операции силы к Ивану Дмитриевичу еще полностью не вернулись. Сидеть, перекладывать с места на место книги и даже читать было ему нелегко, но работал он напряженно, время от времени отрываясь, чтобы вздремнуть, а может быть, и подумать.
Ребята с уважением относились к этой борьбе Ивана Дмитриевича с физической слабостью и все-таки один раз не удержались от вопроса: скоро ли можно будет приниматься за дело?
Фатеев рассердился.
Вася и Коля терпеливо выслушивали пространные речи и технические рассуждения Ивана Дмитриевича, в которых разбирались слабо. Они пытались перелистывать учебник физики, кое-какие объяснения находили, но все-таки теория термоэлектрических явлений оставалась для них загадочной и привлекательной тайной.
Глава двадцать восьмая
Наташа отошла от прилавка мясного отдела и направилась к кассе. Кто-то толкнул ее в плечо. Она обернулась и застыла в изумлении: перед ней, надвинув на лоб кепку, стоял Птаха.
— Чего ты на меня, как на покойника, смотришь? Чего испугалась?
Наташа прошептала:
— Ты?! Птаха?! Я думала, что тебя…
— Не так скоро это делается. Без суда не сажают.
— Значит, тебя судить будут?
— А то постесняются?
— Зачем же ты этот ящик стащил, Мишка?
— Дурак был, вот и стащил. Думал, что пустой он. Фанера нужна была.
Миша потянул Наташу за рукав.
— Пойдем отсюда. На улицу.
— Нет, я не могу… У меня мясо свешано.
— Еще свешаешь. Мне поговорить с тобой надо. Пойдем! Не бойся!
— А я и не боюсь…
Птаха отвел Наташу в угол, к прилавку, где торговали шампанским, газированной водой и соками.
— Никому не проговорилась? — спросил Птаха.
— Нет! — решительно ответила Наташа и спросила: — Ну, что теперь с тобой будет?
— Ничего страшного. Год условно. Только вот не позвали бы на суд Варвару. Или Поликарпа…
— А может, лучше будет, если они придут?
— Так вот, слушай: чтобы вынести частное определение…
— А что такое частное определение? — перебила Наташа.
— Это вроде мнение, замечание. Ты слушай: чтобы вынести частное определение, пошлют повестку в школу. И эту повестку надо перехватить. Поняла?
— Перехватить? Как же я ее перехвачу?
— Как хочешь, Наташка. Только надо сделать.
В голосе Птахи прозвучали просительные нотки, и смятение, которое охватило Наташу, сменилось жалостью и сочувствием к Мише.
— С Антоном Ивановичем, со сторожем, поговори, что ли… Или с делопроизводительницей.
Наташа не ответила. Она смотрела в широкую витрину, за которой подгоняемые мелким, моросящим дождем спешили прохожие.
— Постарайся, Наташка. Понимаешь, неохота мне, чтобы обо всей этой петрушке в школе знали. Начнут митинговать…
— А тебе жалко, что ли? Ты же не учишься теперь.
— Мало ли что не учусь… Вообще-то как там ребята?
— Зашел бы да посмотрел. Не выгонят же!
— Не пойду.
— А чего же тогда о ребятах спрашиваешь?
— Шесть лет все-таки вместе отбарабанили…
Из мясного отдела донесся крик продавца:
— Девочка в красной шапке, ты будешь брать свое мясо?
Наташа встрепенулась.
— Буду! — крикнула она.
— Ну, я пойду, — буркнул Миша и пошел к выходу.
— Я постараюсь, Миша, — сказала ему вслед Наташа.
Глава двадцать девятая
Прошла неделя или полторы. И вот однажды, когда Вася утром уходил в школу, его остановил отец.
— Вы тут все шумели, что хотите мне помочь, — сказал он. — Так если у твоей братвы есть время, приходите вечером. Будет кое-какая работа.
Под вечер к Фатеевым пришли Коля, Олег Зимин и Женя Мухин. Олег и Женя после операции видели Ивана Дмитриевича впервые. Тихо поздоровавшись, они в нерешительности остановились возле двери.
— Проходите, ребята. Садитесь вот здесь, возле кровати, — громко и весело распорядился Коля.
Ребята сели.
— Ну, не раздумали мне помогать? — спросил ребят Иван Дмитриевич.
— Нет, что вы, дядя Ваня! — ответил Коля.
— Тогда слушайте. Дело предстоит трудное. Но, прежде чем начать работать руками, вам надо поработать головой. Прежде всего, что такое термоэлемент?
Иван Дмитриевич, как и тогда, перед тем как лечь в больницу, достал из своего стола асбестовые коробочки, готовые, уже спрессованные пластинки-блоки и какой-то предмет, похожий на пачку заколок для волос. Коробочки и блоки Фатеев положил на стоявший рядом с кроватью стул, а «заколки», как мысленно назвал их Вася, быстро, словно фокусник, растянул в длинную вибрирующую гармошку.
— Обратите внимание на эту гармошку, — сказал Иван Дмитриевич. — Видите? Она сделана из разного материала. Проволочки чередуются. Одна нихромовая, вторая из константана.
О нихроме ребята краем уха слышали, а константан для них был новостью. Олег спросил:
— Иван Дмитриевич, а что такое константан?
— Константан — очень распространенный сплав. Провод из константана можно найти в любой радио- или электромастерской. В константане около шестидесяти процентов никеля, а остальное — медь.
К удивлению мальчиков, Иван Дмитриевич отщипнул кусачками от своей гармошки один зубец и продолжал:
— Это константано-нихромовый термоэлемент. Весь фокус состоит в том, что если один спай мы будем сильно нагревать, а свободные концы останутся холодными, то между ними будет отмечен электрический ток. Ничтожно маленький, но все-таки ток.
— А вот в этой гармошке, — продолжал Фатеев, — соединено много таких термоэлементов, значит и ток она дает больший. Посудите сами. При разнице температур в сто градусов каждая пара дает четыре милливольта. Десять пар — сорок, тысяча — четыре тысячи милливольт, то есть четыре вольта! Это значит, что параллельно могут гореть почти две такие лампочки! И это только при ста градусах! Как, ребята?
— Милливольт, папа, это много? — спросил Вася.
— Милливольт? Разве вы не знаете? Ах да, вы еще не проходили. Потом я вам все подробно объясню, а пока слушайте. Само собой разумеется, что проволочку от проволочки надо изолировать. Изолятором нам послужит асбест — это несгораемая бумага, которую вырабатывают из минерала асбеста. Асбестовая бумага у меня в запасе есть; кончится — ее нетрудно достать.
— Значит, проволочки между собой мы будем спаивать? — поинтересовался Женя. — Надо несколько паяльников достать.
— Нет, дорогой! Пайка здесь не пойдет. Когда мы начнем термобатарею нагревать, олово, которое плавится при более низкой температуре, потечет. Нужна сварка.
— Сварка? — изумился Мухин. — Автогеном?
— Мы поступим проще. Устроим электрическую дугу. Два простых карандаша, трансформатор и такая дуга — только держись! Правда, у меня трансформатора нет. Ну, что-нибудь придумаем. Каждая термобатарейка, по моим расчетам, должна состоять из десяти термопар.
Дальше Фатеев рассуждал сам для себя, не заботясь о том, чтобы это было понятно слушателям.
