Галина Карпенко - Клятва на мечах
Алёша не сдерживает слёз. Лучше бы не приходил к нему Иван Мелентьевич, не рассказывал про список…
* * *
— Ну вот! Всегда эти посетители одно только расстройство! — ворчит сестра Катя. — Перестань плакать! Сейчас примем лекарство. Ну! Раз, два, три!..
— Ко мне вечером придёт Борис Сергеевич. Он обещал.
— Мало ли что — обещал! Будем мыться, готовиться к ужину, а потом — спать.
— Он всё равно придёт! — настаивает Алёша.
Сестра разбавляет в тазу горячую воду.
— Борис Сергеевич, — говорит она, — сегодня очень устал. Я просто не знаю, как он выдержал! Такой был трудный, сумасшедший день! И если ты не хочешь его огорчать, то, пожалуйста, слушайся.
Алёша умывается и послушно пьёт лекарство. Он долго не может уснуть.
У НАС НЕ ЦИРК
Борис Сергеевич действительно очень устал. Он вместе с главным врачом делал срочную операцию.
Когда больного сняли со стола и увезли в послеоперационную, главный врач сказал:
— Вот это была работёнка! Ты, Боря, виртуоз! Я помню, на фронте у меня был точно такой же случай…
У Бориса Сергеевича сейчас одно желание — глотнуть свежего воздуха. Накинув на плечи пальто, он вышел в больничный двор.
* * *
У одноэтажного корпуса от окна к окну перебегал мальчишка, приложив руку к глазам козырьком.
Что за шалость, что за любопытство?..
— Мальчик! — окликнул его Борис Сергеевич.
Мальчишка не убежал. Он выбрался на тропу и, засунув руки в карманы, направился к воротам.
За ним бежала собака.
— Погоди, ты зачем пожаловал?
Борис Сергеевич преградил ему дорогу.
— А что? — спросил мальчишка. — Нельзя?
— Нельзя! Ты кого искал?
— Никого. Я так…
— Как это так?
Мальчишка перестал отвечать. Он не хныкал, как бывает: «Отпустите меня, отпустите». Он шёл с Борисом Сергеевичем рядом, шёл спокойно.
— Кто у тебя в больнице?
— Я так, просто глядел.
Они были уже у ворот.
— Если так, то это тебе не цирк, — сказал Борис Сергеевич. — У нас — больница.
— Буян! — крикнул мальчишка, и лохматый псина выбежал на дорогу. Мальчишка остановился.
— Иди, иди, я тебя не задерживаю.
Борис Сергеевич дальше ворот не пошёл. И мальчишка не торопился. Он шёл вслед за Буяном.
Только когда они скрылись, Борис Сергеевич догадался: «Это Кижаев! Василий Кижаев!»
* * *
Кижаев пришёл в больницу сам. В больничном дворе он заглядывал в каждое окно. Видел койки. На койках люди — кто лежит, кто сидит. Видел одного мальчишку с завязанными ушами. Наверное, приехал издалека. Был он почему-то злой и погрозил Кижаеву кулаком.
Василий не думал о том, что он скажет Бодрову, когда его увидит. Он просто хотел его повидать, а повидать не пришлось. Обидно было. А длинный, в пальто, накинутом на плечи, сказал ему про цирк — наверное, подумал, что Василий просто-напросто дурачок какой-то.
Василий шёл по дороге не оглядываясь.
— Домой! — крикнул он Буяну.
Буян сначала радовался — домой идём! Даже прыгал. Но когда Василий свернул от моста на незнакомую дорогу, Буян заскулил, поджал хвост и нехотя поплёлся за хозяином.
Василий шёл, шёл, и вдруг прямо перед ним появился дед.
— Так… — сказал Василий Андреевич, оглядев внука. — Цел, невредим. Почему же ты, Сусанин, не в ту сторону пошёл?
Дед спрашивал строго. Василий молчал.
— Ну что ж, повернём к дому, — сказал дед. — Время позднее. Погода неподходящая.
Буян, как услыхал «к дому», поднял уши и побежал впереди.
Только когда поднялись на крыльцо, дед стал выговаривать:
— Темно, а я тебя с обеда ищу! О матери ты подумал? Она — «Васенька, Васенька», а ты?.. Я тебе ещё устрою разъяснение!..
Мать хлопнула форткой и отворила дверь.
— Пришли!.. А я обед грею, грею… Жду, жду… Озяб? — спросила она Василия.
— Ты бы меня пожалела, — сказал дед. — Чего ему, твоему Васеньке, сделается?
Мать засуетилась, захлопотала. Налила им горячих щей.
— Гляжу, понимаешь, — рассказывал дед за столом, — идёт, гуляет, без дружков, без товарищей…
— Я не гулял.
— Заплутал, значит?
— Не заплутал. Я один хотел идти, — сказал Василий.
Дед больше не расспрашивал.
Видно, была у внука причина. Потом сам скажет.
А за дверью скрёбся Буян.
— Не кормлена собака? — Дед поднялся из-за стола.
Но Василий его опередил. Он впустил Буяна в дом и выдвинул из-под лавки плошку.
НА ЛИСУ
После бурной, метельной ночи наступило тихое солнечное утро.
Василий, когда вышел на крыльцо, даже зажмурился от солнечного света.
Во дворе, у поленницы, дед колол дрова. Дрова были сухие, и полешки раскалывались звонко, сразу.
Бросив колун, дед присел на чурбан, вынул самодельный кисет и стал свёртывать цигарку.
— Как гуляем, отдыхаем, шалопайничаем?.. — сказал дед, увидев на крыльце внука.
— Каникулы небось, — сказал Василий.
— Ишь ты! Подсоби-ка мне, каникулы!..
Пока дед курил, Василий укладывал полешки.
— Ровней, ровней! — командовал дед. — А теперь распилим с тобой вот эту, корявую!..
На козлах лежала берёзовая слега.
Дед поплевал на руки и взял пилу.
— Берись! На себя тяни, а потом отпускай помаленьку…
Василий пилил не первый раз. Но слега была корявая, и пила шла неровно.
— Передохнём?
Василий потянул пилу на себя.
— Ну что же… — сказал дед.
И они распилили корявую без передышки.
* * *
— Ты, гвардеец, ложись нынче пораньше. Я тебя завтра возьму на лису… — сказал дед. — А может, у тебя культурное мероприятие?
— Какое мероприятие! — Василий не мог скрыть радости. — Я тебе сумку понесу, я котелок!..
— А как же? — сказал дед. — Если порожняком скакать, то зачем ты мне нужен?
* * *
На лису пошли втроём: дед, Василий и Буян.
— С полем, Андреич, будем ждать, — сказал сосед, который тоже спозаранку шёл к лесу.
Сосед их обогнал. Они шли не торопясь.
— В лес надо входить степенно, — говорил дед. — Надобно ему поклониться. Он нас, как родных, встречает, а потому ему от нас уважение.
В лесу на ветвях лежал снег. Заденешь ветку — осыплет снегом, и по макушке хлопнет, и за шиворот угодит.
— Ты аккуратно шагай, чтобы тебя не видать, не слыхать, а то не только лису, ежа разбудишь, — ворчал дед.
И Василий старался идти по дедовым следам. Дед — шаг, Василий — два. Тропинок под снегом не видать. Как их дед угадывал? Чуть в сторону — и в сугроб угодишь!
— Где идём? — спросил дед.
— Где?.. В лесу.
— Где именно?
Василий молчал.
— Память короткая! Где мы с тобой осенью клюкву брали?
Разве узнаешь под снегом болото, где они бродили осенью с лукошками?
— Здесь, — сказал дед и поворошил снег палкой. — В лесу всё примечай: где ты прошёл, где зверь, а где какой-нибудь неизвестный. Как в разведке… Понял?
Василий стал глядеть по сторонам.
— Чего головой вертишь? Ты под ноги гляди, а когда требуется — оглянись, сообрази… Собака-то твоя где?
За сугробами послышался пискливый лай.
— Буян! Буян! — закричал Василий.
Дед на него цыкнул:
— Нешто в лесу кричат? Нешто это положено? Если твой Буян стоящий, он тебя по нюху обязан обнаружить. Ты для него на всей земле — единственный. Какой же он умный, если потеряет хозяина?.. Буян ластился, вертел хвостом. И Василий зашептал:
— К ноге, к ноге…
Буян, наверное, натерпелся страху и дальше уже не отставал, хотя приходилось нырять в сугробы по уши.
* * *
По невидимой тропе они вышли на поляну.
— Привал, — сказал дед.
Он вытащил из сугроба прошлогодний лапник, смёл снег с поваленного дерева.
Василий смотрел, как дед скручивает цигарку, как поглядывает на еловые маковки. Когда же он начнёт охотиться на лису?
— Шишек нынешний год мало. Белка ушла. Белка, она корм должна иметь. Корма нет, не проживёшь.
Что белки ушли, про это и Василий знал — им в школе рассказывал Иван Мелентьевич.
— Ты вот что, — сказал дед, — ты с собакой оставайся здесь, а я пошукаю, сделаю круг, разведаю… Рыжая, она с норовом.
Дед не спросил: «Может, боязно оставаться?» Взял свою палку и пошёл.
«Далеко от дома зашли», — подумал Василий. И ему стало жутковато. Выйдет на поляну волк — что делать?
Но вокруг было тихо. Буян, пригревшись, спал у него на коленях и во сне повизгивал.
