Татьяна Печерникова - У нас с Галкой каникулы
МЫ ПОМОГАЕМ АЛЕШЕ
Нам не терпелось рассказать об Алеше Колятке с Федей, остальным-то ребятам мы уже все рассказали, чтоб они перестали дразнить Алешу, от них ему тоже досталось.
Очень нам с Галкой хотелось пойти к Дмитрию Ивановичу, в тысячу раз больше, чем на луг, но одни мы идти все-таки стеснялись. Стали мы звать с собой маму, но она даже руками на нас замахала.
— Есть мне когда по гостям расхаживать, на меня из каждого угла дела смотрят.
Бабу Нату уж мы и не просили: она опять собралась в Москву.
— Ничего, ничего,— сказала она нам,— пойдете одни. Отнесите от меня Дмитрию Ивановичу письмо, не по почте же мне его посылать.
— Я, я понесу письмо, дай мне,— закричала Галка,— у Наталки нет ни одного кармана, а у меня два.
Намочила Галка свою челку, чтоб она не торчала надо лбом, будто козырек, баба Ната дала нам конфет для Данилки, уже совсем мы идти собрались, да вдруг видим — бежит Федя с мешком на плече.
— Гостинец вам волоку,— крикнул он еще издали. Подбежал он к садовому столу и высыпал на него яблоки.— Тут разные, а все с одного дерева. Это наш папка учудил, на одно дерево напрививал всяких сортов.
— Какие уже большие! — удивилась мама.
— Угощайтесь,— сказал Федька.— Только еще кисловаты они малость и жесткие, как кость. Зато полезные. А Колятку нашего не ждите, приболел он, еле дышит.
— Ужас какой! — сказала мама.— Что же это с ним, врач был?
Федя замотал головой.
— Не, не был.
— Да почему же вы не позвали врача? — спросила баба Ната.— А какая у него температура?
— Как в огне горит,— ответил Федька. И улыбнулся.
Я смотрела на него и думала, какой он еще дурачок: брат так болен, а ему хоть бы что, он еще улыбается. И вдруг мы увидели Колятку...
— Ни капельки он не болен,— закричал Федя.— Здорово я вас разыграл, а, здорово?
— Болван ты.— Галка подскочила к Феде и стала его мутузить кулаками по спине.— Вот тебе, вот тебе, чтоб не врал больше!
— Ну, ты! — закричал на Галку Федя.— Давай руки не распускай, я ведь тоже драться умею, меня все совхозные мальчишки ой-ей как боятся. Я в гости пришел, а ты драться лезешь.
— В гости с враньем не приходят,— сказала Галка.
— А я не с враньем, я с яблоками.
Тут мы начали все смеяться, один только Колятка стоял и моргал своими белыми ресницами. Он же не знал, что нам Федя наговорил, и ничего не понимал. А когда мы ему рассказали, он заступился за брата:
— Вы уж простите его. В совхозе у нас парни друг друга всё разыгрывают. Такого, бывает, наплетут, что все после со смеху валятся. Вот и наш Федя ихнюю моду, видать, подцепил. Мал еще, чего с него возьмешь.
— Малёхонек-дурёхонек,— добавила Галка.
Колятка сказал, что бабушка Анисья опять собралась в Зареченск. Дня три они здесь пробудут. А мы с Галкой рассказали им про Алешу, про Дмитрия Ивановича. Быстро-быстро рассказали, надо же было идти к ним, нести письмо.
Дорогой Галка сказала:
— Знаешь что, давай попросим у Алеши прощения за то, что дразнились. Давай, а?
— Там посмотрим...— ответила я.
Дмитрий Иванович сидел в своем кресле, а возле него на траве играл какими-то палочками Данилка, Алеша возле дома сти-рал в большом тазу белье.
— Эге-ге-ге! — весело закричал Дмитрий Иванович и высоко поднял здоровую руку.— Алеша, ты посмотри, кто к нам препожаловал. Данилка, принимай гостей!
Данилка сначала встал на четвереньки, потом распрямился и зашагал к нам навстречу.
— Здоровайся, — подсказал ему Дмитрий Иванович.
— Здласте,— сказал Данилка и протянул нам руку.
Письмо бабы Наты Дмитрия Ивановича обрадовало, оказывается, она написала, что скоро достанет ему какое-то новое хорошее лекарство и пришлет с нами.
Я набралась смелости, подошла к Алеше и попросила его:
— Давай я постираю.
— Давай,— сразу согласился он.— Это Данилкины трусики. А я лекарство дам Дмитрию Ивановичу. И молоко подогрею, оно у меня в холодильнике. Дмитрий Иванович очень любит молоко.
Потом Алеша разрешил мне почистить картошку. Галка громко, с выражением читала Дмитрию Ивановичу, а мы вдвоем с Алешей чистили картошку и разговаривали.
— Моя мама говорит, что домашнее хозяйство это такая штука, что тут на десять человек всякой возни хватит.
Алеша рассмеялся:
— У нас главная домашняя хозяйка — папа. Правда, правда! Он готовит обед, моет посуду, натирает пол. Наши друзья немного подшучивают над ним, Восьмого марта даже подарки ему делают. Папа — геолог, а геологи всё умеют.
— Значит, ты у своего папы научился обед готовить, стирать? — спросила я.
— И у него, и у мамы, и у деда, и у тети Маши — у всех помаленьку,— ответил Алеша.— У нас с тетей Машей, знаешь, как получается? Я стараюсь побольше днем разных дел переделать, чтоб ей на вечер меньше осталось. А она приедет и ругает меня. «Ах ты, разбойник, ах ты, неслух!»
— И тоже старается побольше всего переделать? — спросила я.
— Ну, да,— Алеша опять весело рассмеялся.— Настоящий цирк! Это один фронтовой друг Дмитрия Ивановича про что-нибудь смешное так говорит: «Настоящий цирк!»
— А они и сюда приезжают?
— Кто?
— Фронтовые друзья Дмитрия Ивановича.
— Редко, но приезжают,— ответил Алеша.— Такие они все заводные, веселые. Как начнут вспоминать разные истории из своей фронтовой жизни, так у меня обязательно то молоко сбежит, то каша подгорит. По-моему, они нарочно всё больше веселое вспоминают, ведь Дмитрию Ивановичу нельзя волноваться.
— А Дмитрий Иванович тебе тоже чего-нибудь рассказывает?
— Рассказывает. Но про самого себя редко. Я только недавно узнал, сколько у него орденов, медалей. Я его в кино видел, его самого. Понимаешь? Это было зимой, есть такой фильм, про войну, длинный, в двух сериях, называется он...
В это время с соседнего участка Алешу позвал какой-то мальчишка, и он побежал к нему.
— Потом доскажу,— крикнул мне Алеша.
Я подсела к Галке. Она уже не читала газету, а рассказывала Дмитрию Ивановичу про Колятку с Федей, про бабушку Анисью, про ее сыновей. Дмитрию Ивановичу, по-моему, было интересно ее слушать, он то улыбался, то качал головой, то приглаживал свои волосы. И все время смотрел на Галку.
А я смотрю на левую руку Дмитрия Ивановича. Прошлый раз Дмитрий Иванович сказал бабе Нате: «За правую-то руку я теперь уже совершенно спокоен, но, по-моему, и левая у меня скоро возьмется за ум...»
У нас с Галкой есть такая игра. Я спрашиваю ее или она меня: «Что тебе сейчас больше всего хочется?» И надо быстро ответить. Сейчас я бы ответила: «Чтобы у Дмитрия Ивановича взялась за ум левая рука». Я все смотрела, смотрела и вдруг заметила, как шевельнулись пальцы на этой руке. Я подумала, что мне просто так показалось, я часто-часто поморгала глазами, потом опять стала смотреть. Тут Дмитрий Иванович заметил, на что я смотрю, рассмеялся и сказал:
— Все будет в порядке. Вчера у нас с Алешей тут такое было. Сижу я на этом своем троне, будь он трижды неладен, и чувствую, что зябнет у меня правая нога, зябнет, да и только. Замер я, дышать боюсь, жду, что же будет дальше. И вдруг, будто чем-то тоненьким стало мне эту ногу покалывать. Тут уж я как заору: «Алешка, позывные!» Прибежал он, сказал я ему про ногу, а он — ну, плясать. Сам что-то вроде «Барыни» напевает — и в присядку, и в присядку, ну, в жизни этого не забуду!
Провожали нас все трое. Мы с Алешей катили кресло, Галка вела за руку косолапого Данилку. Дмитрий Иванович все глядел вверх на высокие ели, все улыбался и что-то тихонько напевал.
— Дмитрий Иванович очень любит гулять по просеке,— сказал Алеша.— Но днем его некому возить, у меня много всяких домашних дел набирается.
— А можно мы будем возить? — спросила я,
— Ну, пожалуйста, Дмитрий Иванович,— сказала Галка,— можно, а?
Дмитрий Иванович посмотрел на Алешу. Точно так смотрим на маму мы с Галкой, когда не знаем, что кому-то ответить.
— Вообще-то кресло легко катится,— сказал Алеша,— но я, право, не знаю...
— Думаешь, нам некогда,— перебила я его,— пожалуйста, так не думай, мы встаем рано, у нас сколько угодно свободного времени.
— Да здравствуют люди, встающие рано!—громко сказал Дмитрий Иванович и высоко поднял правую руку.— Это я в одном стихотворении прочитал. Баба Маша тоже нас рано будит, она ни за что не уедет на работу, пока нас завтраком досыта, до отвала не накормит.
Дома мы рассказывали про Дмитрия Ивановича, про то, что у него уже и левая рука «берется за ум», что и ногу у него уже покалывает. И про то, что мы теперь будем возить его по просеке, где такой полезный воздух. Галка, конечно, похвалилась, что читала Дмитрию Ивановичу газету.
— Все это хорошо,— сказала мама.— Но, по-моему, надо побольше помогать Алеше. Ничего с вами не случится, если вы и за молоком вместо него сходите.
