Эркки Суомела - Чужая страна - черника
Отец тихонько вздохнул и побрел ей навстречу. Янне подбежал к ней, намного опередив отца.
— Ох, да, никак, это Янне! — отдуваясь, сказала Сюлви. — Не может быть… Янне гораздо меньше.
— Добрый день, — сказал отец, держа шляпу в руке.
— Неужели это ты, Энсиоко? — сказала Сюлви. — И такой молодцеватый. Но что это за волосы у тебя на щеках?
Отец что-то пробурчал и надвинул шляпу на лоб. Янне глядел на авоськи. Из одной торчал длинный сверток. На обертке было написано: «Виклунд».
— А что же Айно, — спросила Сюлви, — она не пришла?
— Осталась дома чистить картошку, — сказал Янне.
— Я жду не дождусь…
Затем Сюлви сунула авоську поменьше Янне, отец взял дорожную сумку, и они пошли к автомобилю.
Когда они подошли ко входу в зал ожидания, человек с руками словно крючья все еще стоял там с Илми.
Маленькая девочка плакала, прикрыв лицо руками.
12. Нисколько не соскучился…
— И там все казалось таким маленьким. А эта наша избушка… Я помню ее большим домом.
Сюлви откусила кусок лимонного торта и запила его кофе. Потом сглотнула, так что рот ее опустел и путь для речи был открыт, и снова забулькала словами.
— А вообще там все по-прежнему. Людей совсем не видать. В церкви тихо, разве что какая-нибудь старушка с клюкой проковыляет.
— Ну, а как бабушка?
Мать называла свою мать бабушкой, хотя бабушкой она была только Янне.
— Отгадай, что она делала, когда я пришла? — сказала Сюлви.
— Куда уж нам… — ответила мать за всех.
— Она возилась с мотыгой на картофельном поле. Подумать только, человеку уже семьдесят лет!
— Наверное, ей все же кто-нибудь помогает, — сказал отец. — Есть же там и эти ребята Нииранены. Сейчас оба они, поди, уже мужчины.
— Одна она там мотыжит. И нет там больше ребят Ниираненов ни на поле, ни на пожоге. Ниило в Уусикаупунки учится на жестянщика, Йоуко где-то под Сало.
— Но кто же колет ей дрова и носит воду? — спросила мать.
— Все сама делает. Сильного мужчины, наверное, во всей деревне не сыщешь.
Отец сидел за столом напротив Янне. Он принес стул из маленькой комнаты. Мать и Сюлви пили кофе, сидя рядом за столом. При взгляде на них сразу было видно, что они сестры: носы у обеих кнопкой, глаза бледно-голубые, костлявые подбородки выпячены вперед и вся форма головы удивительно и одинаково угловатая.
— А разве там нет нового завода? — спросил отец. — Юхола писал летом, что его начали строить?
— Ничего у них, кроме споров, не выходит, — сказала, отдуваясь, Сюлви. — Члены общины спорили из-за денег слишком долго, и фирма объявила, что будет строить в другом месте.
С минуту было слышно только звяканье кофейных чашек. Затем мать сказала:
— Бабушка могла бы приехать сюда к нам. Уж конечно, мы здесь уместимся.
— Что ж, если и вправду пригласить? — сказал отец под пристальным взглядом матери.
Сюлви положила в кофе две маленьких таблетки из синей коробочки, это был какой-то заменитель сахара.
— Думаешь, ее оттуда сдвинешь? На мой взгляд, ее тройкой лошадей с места не стронуть.
Слушая Сюлви, Янне подумал, что один трактор «валмет» легко утащил бы бабушку в Швецию. Ему стало немножко смешно, когда он представил себе, как бабушка на конце веревки противится трактору: она широко расставила ноги, серая юбка взметает с земли пыль, и бабушка кричит и шумит, как тогда, когда лисица съела у нее белую курицу, оставив от нее всего несколько перьев.
— Надо бы когда-нибудь съездить туда, — сказала мать. — Поговорить с ней по-разумному. Не то ее заберут в богадельню.
— Поедем на рождество? — обрадовался Янне.
Отец держал трубку так близко к щеке, что дым заползал в бакенбарды.
— Там посмотрим… — сказал он.
Посмотрим… Когда взрослые произносят это слово, они подразумевают «нет». Это Янне узнал уже давно. Он уставился на бакенбарды отца и стал со злостью думать о них. Потом посмотрел на мать, она тоже может сказать сейчас свое слово. Но мать отошла к столу для мойки посуды и поставила под миксер красную чашку.
— Поди-ка, Энсио, посмотри, в чем тут дело, — сказала она.
Отец подошел и повозился с миксером, что-то не то подтянул, не то расслабил.
— Попробуй теперь.
Миксер зашумел. Мать долго глядела на Сюлви, потом, кашлянув, сказала:
— Ух, как я перепугалась… Я решила, что он уже сломался, совсем новый миксер. Он так дорого стоил…
Сюлви огляделась вокруг. Когда ее взгляд упал на холодильник, мать похлопала по его дверце.
— Мы отдали за него больше двух тысяч…
— Да, конечно, это куча денег, — сказала Сюлви. — Мне самой иногда приходится так туго, что…
— А нам нет, — сказала мать, задирая нос. — Я сама давно зарабатываю три тысячи в месяц.
— Ах, — сказала Сюлви, — этого хватило бы и на то, чтобы посылать немного бабушке.
Рука матери застыла на краю чашки. Мать долго ни слова не говоря стояла в этой позе.
Сюлви больше ничего не сказала.
Отец вспомнил, что у него назначено какое-то свидание, и ушел. Мать мыла посуду в кухне, оттуда доносилось звяканье и шум бегущей воды.
Сюлви и Янне сидели на софе в маленькой комнате и ели купленный на пароходе шоколад. Сюлви купила на пароходе еще и игральные карты, на которых были изображены люди в рогатых шлемах. Сейчас она раскладывала пасьянс. И она все говорила и говорила. Если ей нечего было сказать, она обращалась к пасьянсу:
— Эта сюда, а эта туда…
— Ты не заметила бубновой десятки, — сказал Янне.
Сюлви тяжело вздохнула, собрала карты в левую руку и стала перетасовывать их.
— Я слышала, ты охотно ходишь в школу, — сказала она.
— Ну да-а…
Сюлви подняла глаза от карт.
— Твоя мать рассказывала, что ты принес в табеле семерку[15].
Янне принялся разглядывать узоры на стенном ковре. Ему было немножко стыдно за мать: опять она наболтала невесть чего. Он еще не получил ни одного табеля в Швеции, и семерок здесь никогда не ставили — высшая оценка в Швеции была пятерка. Но неловко было конфузить мать… Он так долго молчал, что снова послышалось шлепанье карт. Наконец он спросил:
— Ты, наверное, не ходила к Юхоле?
— А, тогда… Конечно, ходила. Вместе с Элсой Юхолой мы отправились по бруснику.
— Куда вы пошли?
— На вересковую пустошь, за Сууренкуккулу.
— Вблизи Кориярви было бы лучше.
— А мы и так набрали полные ведра.
Сюлви разложила карты в ряд: в каждом ряду по семь кучек. Затем сняла с одной из кучек червонного туза и перевернула карту. Это была бубновая восьмерка.
— Ты никого больше не видела там у Юхолы?
— Элиаса не было дома. Он куда-то отлучился. Он сейчас строит дороги, что ли…
— Ты, наверно, не видела Масу…
— Видела. Он был во дворе с каким-то мальчиком.
Янне придвинулся чуть поближе к Сюлви и спросил:
— Что они делали во дворе?
— Шуровали длинными палками под сараем. Туда закатился мяч, что ли…
— А кто был этот другой мальчик?
— Этого я не знаю, мальчики подрастают так быстро. Матти тоже… — Сюлви взглянула на Янне. — Он был как раз с тебя ростом.
— А как выглядел этот другой мальчик? Он был с большими красными ушами?
— Может быть.
— Он был выше Масы?
— Ах, дай бог памяти… Во всяком случае, коренастее.
— С бородавками на пальцах?
— Пальцы я не разглядела.
— Он картавил, когда говорил?
— Да. Теперь я вспомнила. Он залез под сарай и кричал оттуда: «Эй, куррлы-муррлы!» Я так смеялась на него.
— Это был Рипа Кяярю! — воскликнул Янне. — Что они потом делали? Достали они мяч?
— Не знаю. Мы с Элсой вошли в дом.
Янне откинулся на спинку софы и прикрыл глаза так, что свет едва брезжил сквозь ресницы. Он воображал себя на дворе Юхолы.
Дом Масы был желтый, три окна глядели во двор. Дверь была как раз посередине дома. Иногда после дождя эта дверь плохо открывалась.
На другой стороне каменистого двора амбар. Его стены были сложены из массивных бревен. В проулке, ведущем к колодцу, стоял сарай.
Под ним-то они и искали мяч.
Искать надо было со стороны двора; за сараем рос купырь, крапива и какие-то кусты с маленькими красными ягодами Под кустом лежал камень, очертаниями напоминавший человеческую голову. Если встать на этот камень, то была видна вся деревня и проходящая через нее песчаная дорога А если пройти немного по этой дороге в сторону села, то скоро покажется дымовая труба их дома в Финляндии.
