Михаил Штительман - Повесть о детстве
— Сема, Сема, не хватай, я тебе говорю! Успеешь еще!
— Я только попробую, — тихо говорит Сема, — может быть, мало сахару, — и лезет ложкой в тарелку.
Бабушка открывает железную дверцу короба и внимательно смотрит на лист с пирожками:
— А ну, Сема, они еще не пригорели?
— Пригорели, пригорели! — кричит Сема. Ему хочется, чтоб поскорее вынули пирожки.
Но бабушка не поддается обману.
— Они еще посидят пару минут, — важно говорит она Семе.
— Пусть посидят, — скрепя сердце соглашается Сема.
Из столовой доносится шум. Старый Нос слышит чей-то незнакомый голос и быстро выбегает из кухни.
На кушетке сидит Моисей. По комнате ходит парень, с которым Сема встретился вчера утром. Совсем белые, похожие на лен волосы падают на его маленькие, весело сощуренные глаза. Не смущаясь, Сема вбегает в комнату.
— А где ты потерял «здравствуйте»? — спрашивает Моисей.
— Здравствуйте… — отрывисто говорит Сема. — Я не знаю, как вас зовут.
— Меня? Трофим, — удивленно отвечает парень.
— Вот, — деловито продолжает Сема, — я хотел бы знать, сколько я вам должен.
— Ты хочешь расплатиться? — серьезно спрашивает Трофим.
— Я хочу знать сколько.
— Пожалуйста — ботинки стоят четыре рубля.
— Три семьдесят пять, — поправляет Моисей.
— Это все равно — четвертаком больше, четвертаком меньше.
— Так пусть уж лучше будет четвертаком меньше! — пробует шутить Сема.
Но Трофим строго смотрит на него и продолжает:
— Четыре рубля и полпроцента месячных. Через месяц отдашь — две копейки добавишь, через два — четыре копейки, через три — шесть копеек…
— Ни за что! — возмущается Сема. — Такие проценты? Что вы!
Неожиданно Трофим опускается на стул и начинает громко хохотать. Его маленькие глаза сощурились, на щеках появились ямочки.
— Ни за что, говоришь? Ну, я пошутил.
— Но сколько же я вам должен?
— Нисколько, — улыбаясь, отвечает Трофим. — Я твоему папе больше должен.
Бабушка ставит на стол блюдо с пирожками и молча кланяется гостю.
— Знакомься, — важно говорит Моисей. — Это мать Гольдина.
Трофим протягивает руку, но бабушка почти не смотрит на него: на улице осень, а он в одной рубашке и еще панамку где-то выкопал — желтую панамку!
Трофим вынимает кисет и, закуривая, задумчиво произносит:
— Так вот какая мать Гольдина!
Сема протискивается вперед и, обращаясь к гостю, с важностью говорит:
— А я сын Гольдина — Сема. Не забыли?
— Как забыть? — серьезно отвечает Трофим. — Отлично помню!
— Он у нас молодец, — говорит Моисей. — По-русски читать научился.
Сема смущается: он не любит, когда его хвалят. К тому же не сам он выучился — Моисей помог. Старый Нос проходит в соседнюю комнату и, слегка приоткрыв дверь, внимательно прислушивается к каждому слову. Вдруг, вспомнив что-то, Сема вздрагивает и подается вперед. «Неужели не останется?» — думает он и пристально смотрит в щелку. Совершена непоправимая ошибка! Ведь там, на столе, на большом блюде, пахучие пирожки с повидлом! Кто станет думать о том, что Сема не ел, кто догадается отложить ему хотя бы пяточек в сторону? «Никто, — с горечью отвечает себе Сема, — никто!» Он видит, как Трофим, весело улыбаясь, кладет в рот пирожок и, обращаясь к Моисею, говорит:
— Это мне на один зуб!
«А сколько у него зубов? — с тревогой думает Сема. — Может быть, штук тридцать! Пирожки пропали. Ах, дурак, дурак!»
Когда Сема, отважившись, вышел в столовую, на блюде лежал последний пирожок, одинокий и тощий. «Наверно, пустой, — с тоской подумал Сема. — Определенно пустой! Его бабушка под конец вылепила, когда повидло кончилось». Он прислушивается к разговору, стараясь не думать о пирожках.
— Загулял ты здесь, — говорит Трофим. — Когда в путь? Жаль ведь — дни пропадают!
— Не знаю, — задумчиво отвечает Моисей. — Мое дело сделано. Привез, сдал, выждал. Теперь я спокойно могу сесть в поезд. Мой товар пошел хорошо. А?
Они тихо прощаются.
Из кухни доносится голос бабушки:
— Сема, Сема, иди сюда!
Сема тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нем не ночевала!
«Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?» — обиженно спрашивает Сема и идет на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:
— Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?
Сема облегченно вздыхает и садится к столу. Все-таки есть правда на белом свете…
«ЕСЛИ НАДО — ВСЕ, ЧТО НАДО»Религиозный обычай запрещает евреям работать по субботам. И в местечке праздновали этот день. Правда, две трети жителей выполняли святой обычай со странным усердием: они не работали не только в субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и во все остальные дни недели. Но что о них говорить — этим людям просто некуда было деть свои руки.
Субботу праздновали, и нужен был человек, исполняющий за небольшую плату работы по дому. Конечно, не один бедный еврей с удовольствием пожертвовал бы субботой ради остальных дней недели и поработал бы у своего набожного соседа, зажигая свечи, разводя самовар, протапливая печь. Но закон есть закон, и в субботу одинаково нельзя работать и сытому еврею и голодному.
Так появилась в местечке единственная работа, которая лежала, лезла в руки, но ее никто не смел взять. Субботнюю работу исполнял иноверец. Он был нужен, незаменим один раз в неделю.
Эту работу избрал себе Трофим. Новое занятие открывало ему двери всех домов. Но он не был в большом восторге.
— Скучное дело… — задумчиво сказал он Моисею. — Скучное. Ходить по домам в субботу, чистить там что-то. Ерунда!
— Конечно, ерунда, — согласился Моисей. — Но это безопаснейшее занятие: ты ходишь из дома в дом, и никто на тебя внимания не обращает. Только — ты извини меня — старайся побольше быть чудаком.
— В этой области не работал, — засмеялся Трофим.
— Нет, я серьезно. Ходи по местечку, песни пой. Понятно?
На площади они разошлись в разные стороны. Вечером Моисей сказал деду:
— Тут у меня приятель будет работать. Похвалите его, скажите — добрый работник.
— В каком же деле он будет служить? — оживился дедушка.
— Дело пустяковое. В субботу будет по квартирам…
— А-а… — разочарованно протянул дедушка. — Важная персона.
— И откуда ты выкопал такого приятеля? — удивилась бабушка.
— Откуда? Он был у нас один раз. Молодой такой.
— А, этот, в панамке…
— Этот!
— От большого ума человек не станет зажигать свечки и выносить сор, — язвительно заметила бабушка.
Моисей промолчал. Сема, слушавший весь разговор, не поддерживал бабушку. «Не понимает она, — подумал Старый Нос. — Моисей ведь тоже палочками торговал. Э-э! Это все понимать надо». Ему казалось, что теперь уж он понимает все.
* * *На другой день, гуляя по улице, Сема неожиданно встретил человека в желтой панамке с ведром в руке. Он весело шагал по деревянному настилу, размахивая ведерком.
— Здравствуйте, — тихо сказал Сема.
— А ты откуда меня знаешь?
— Так мы же знакомились.
— Забудь. Мы познакомились только сегодня. Понял?
— Понял, — ответил Сема и с любопытством взглянул на Трофима. — А что вы сейчас делаете, если не секрет?
— Откуда у меня секреты, — громко сказал Трофим и неожиданно запел:
Задуть свечи, зажечь свечи —
Всё умеем мы.
Вынуть котелок из печи —
Всё умеем мы.
Опрокинуть тихо стопку —
Всё умеем мы.
Получить деньжат на водку —
Всё умеем мы.
Люди останавливались и, смеясь, слушали Трофима. Один из прохожих даже подошел к нему:
— Зайдешь ко мне сегодня. Вон третий дом. Работа будет.
— Рад стараться, ваше благородие, — ответил Трофим и шутливо взял под козырек.
— Значит, вы будете ходить по евреям в субботу? — нетерпеливо спросил Сема.
— Да.
— Разве вы больше ничего не умеете?
— Зачем, я умею еще кое-что. Но пока достаточно этого.
Ответ был неясен, но этим он и понравился Семе. Старый Нос любил все таинственное.
— А где вы будете жить?
Но Трофим не ответил. Постукивая кулаком по донышку ведра, заломив на затылок желтую панамку, он опять запел:
Если надо развести самовар,
Если надо вам купить где товар,
Если надо подмести,
Если надо вынести,
Если надо — всё, что надо,
Рублик будет нам награда!
Всё умеем мы, всё умеем мы!
Из высокого кирпичного дома вышла, улыбаясь, девушка и махнула рукой:
