Вацлав Чтвртек - О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке
Тут волна тронулась, накатила и помчала бот голландский, поднимая его на гребне вместе с князем и княгиней, через кусты и просеки, через кочки и холмы, прямо в ров с водой, что под замком. Там и бросила.
Следом приплыл и лакей Фрицик, но не сразу лакея ведь никогда вовремя не дождёшься.
— Фи, — сказал его светлость по-французски.
— Фидонк, — повторила за ним княгиня, тоже по-французски.
И тотчас послали лакея Фрицика возвестить городу Ичину с замковой башни о том, что волной отнесло бот голландский в море, как оно и было задумано с самого начала.
Две недели князь с княгиней прятались в комнатах. А на пятнадцатый день велели сказать, что изволили при быть прямым сообщением из Тулона.
В Ичине все только рассмеялись:
— Так мы и поверили!
Как Румцайс уложил великана
Шёл однажды Румцайс опушкой леса Ржагольца и приглядывался, не вылез ли какой из дубков слишком далеко в поле, не мешает ли он пахать. И вдруг прямо возле него — бац! На землю упал камень. Не камень — целая глыба.
Оглянулся Румцайс: откуда его принесло?
Видит: стоит великан Камнехват. Одна нога — в пшенице, другая во ржи. Не великан — великанище. Жаворонки и те выше его плеча не поднимаются.
Румцайс вдохнул побольше воздуху, чтоб голос его донёсся до великана, и крикнул:
— Поаккуратнее камнями бросайся, эдак ты мне, чего доброго шляпу помнёшь!
Великан в ответ загрохотал, будто гром в ущелье:
— Уж и поиграть нельзя!
И продолжает подбрасывать на ладони три огромных валуна.
— Как тебя зовут-то хоть? — спрашивает Румцайс.
Великан удивился. Ему не понравилось, что Румцайс его не знает, он считал: раз такой большой, все его знать должны. Загрохотал, как камнепад:
— Камнехватом меня называют. — И махнул рукой в сторону Зебина так, что воздух дрогнул: — Я из тех мест, где до дна долины расстояние больше, чем вон до той вашей горной вершины.
— Чего тебе тут надо? — спрашивает Румцайс.
Великан Камнехват первым делом зашвырнул камни, которыми играл, далеко-далеко, наверное, в самую Баварию.
— Чего мне тут надо? — переспросил великан и пожал плечами, будто двумя тучами шевельнул. — Прилягу где-нибудь, отдохну. У вас здесь равнина. А у нас горы, скалы, ляжешь — спине жёстко.
Румцайс оглянулся по сторонам. Если этот несуразный великанище здесь разляжется, всё перепортит. Землю потом никаким плугом не вспашешь, от леса одни щенки останутся, он и город Ичин может повредить.
— Не пойти ли тебе домой? — предложил Румцайс.
— Захочу — может, и пойду, — проворчал великан, присматривая, где бы растянуться.
Видит Румцайс, что с таким нахалом добром ничего не добьёшься. Он задрал голову и крикнул:
— Слушай, ты! Возле Ичина можно ложиться только там, где я разрешу.
Великан Камнехват расхохотался так, что в Ичине закачались и зазвонили колокола.
— Ты меня учить вздумал! — завопил он на Румцайса. — Попробуй, попробуй, если тебе так хочется!
— А что? — миролюбиво уточнил Румцайс.
— Это уж твоё дело, — продолжал орать великан. — Меня никто не переучит, потому что я сам всех поучаю, я всем учителям учитель!
Но всё же не лёг, затоптал только маковое поле и проворчал:
— Завтра в полдень жду тебя на опушке Чержовской рощи. Там и потягаемся силой.
Вернулся Румцайс домой, вошёл в пещеру, а Маня говорит:
— У тебя на лбу морщинка от забот.
— Верно, от забот. Завтра в полдень буду меряться силой с великаном, — пояснил Румцайс.
Сел он в пещере на камень и задумался: чем бы пронять великана. Но когда сильный задумывает пересилить сильного, непросто это получается. Сильные — гордые, они ни в чём по хотят искать обходных путей и лазеек.
Маня посмотрела-посмотрела, как Румцайс трёт себе лоб, и говорит:
— Положись на меня. Придёт время — я тебе шепну, что нужно сделать.
На другой день на опушке Чержовской рощи они втроём ждали великана. Румцайс — чтобы потягаться с Камнехватом, Маня — чтоб вовремя помочь Румцайсу сонетом, а Циписек — чтоб привыкал но бояться страшного.
Когда в Ичине пробило полдень, великан перешагнул через гору Чержов и явился перед ними во всём своём великолепии. Циписека он с высоты своего величия даже не заметил. На Маню попросту по счёл нужным обратить внимания. А Румцайсу крикнул:
— Чтобы по было споров: кто окажется хитрей — тот выиграл и будет тут всем командовать.
Румцайс согласился — на это возразить было нечего. Великан Камнехват подпер бок рукой и прокричал:
— Можешь начинать, Румцайс!
Маня вынула что-то из кармана фартука, подала Румцайсу и шепнула на ухо какие-то слова.
И Румцайс закричал великану:
— Камнехват, у меня на ладони лежит горошина. Попробуй возьми её пальцами, как я. — И Румцайс ловко взял горошину с ладони, а затем положил её назад.
Великан и пробовать но стал. Чтобы ему разглядеть горошину, надо было, чтобы она была вдвое больше пушечного ядра.
— На первый раз ты выиграл! — крикнул великан.
Маня снова пошептала Румцайсу на ухо.
— Второе испытание мы оба напьёмся из кружки, а потом каждый скажет, сколько глотков воды в ней было.
Румцайс, стал пить, отсчитывая глотки. В кружке было три добрых разбойничьих глотка.
Маня кивнула, так, мол, и есть. Она снова зачерпнула кружкой воды и поставила у носка великаньей ноги.
Великан не захотел сдаваться. Он наклонил голову, но в глаза ему попал солнечный зайчик, отражённый от воды, и он не увидел кружки. Наконец, с трудом нагнувшись, он поднял кружку двумя мизинцами как можно аккуратнее.
— Сколько же в ней было глотков? — спросил Румцайс.
Камнехват только проворчал:
— Кто его знает. Я проглотил воду вместе с кружкой.
Наступил черёд третьему испытанию. Чтобы великан потом не обиделся, Румцайс предупредил:
— Первые два испытания считаются за одно, а кто победит в третьем, тот и выиграл.
Великан согласился.
Румцайс указал на огромный валуи, лежавший на краю опушки. Валун этот был величиной с хату вместе с пристрой кой для коровы.
— Будем тянуть этот камень каждый к себе, — сказал Румцайс. — Кто выдержит и не отпустят, тот выигрывает все испытания.
Великан закивал — понятно, мол. Взялись они за камень каждым со своей стороны и потянули так, что в камне что-то затрещало. Да ведь великан-то был ростом под тучу, а про силу его и говорит! нечего. Начал он отнимать камень у Румцайса. Румцайс вздохнул это был условный знак.
По этому знаку Маня достала платок и вытряхнула из него Циписеку в шляпу осиное гнездо. Циписек со шляпой подбежал к пятке великана и выпустил ос.
— Что-то нога чешется, — буркнул Камнехват.
Пришлось ему выпустить камень, чтобы почесаться.
— Ты проиграл, — сказал ему Румцайс.
— Проиграл, — сознался великан, проворчав >то из туч.
— Теперь ты ляжешь, где я тебе велю, — сказал Румцайс и указал на плац, где обучали солдат маршировать.
Великан лёг, заняв весь плац.
— Тебе здесь и под спиной ровно и ничего ты не испортишь, — сказал Румцайс.
Посадил он Циписека на плечо, обнял Маню за талию, и они отправились домой.
Как Румцайс расплёл корзину из красных прутьев
Шёл раз Румцайс мимо дома старосты на главной площади и услыхал шум. Заглянул в окно: сидит в кухне старостиха, держит на коленях продавленную корзину и ругает мужа:
— Где ни ступишь, след оставишь!
А староста Грош ей отвечает:
— Нет худа без добра. Теперь поневоле новую корзинку придётся заказать.
Надел шляпу, взял в руку палку и ушёл.
А жена ему вдогонку:
— Мне нужна корзинка из красных прутьев! У меня туфельки на красных каблучках!
Румцайс пошёл своей дорогой, и, когда Грош вышел из ворот, Румцайса возле дома уже не было. А староста — тык палкой в мостовую, тык, тык, свернул за угол, за другой и — к корзинщику Кузову.
Заходит. Сидит Кузов, плетёт корзиночки девочкам на цветы. Грош бухнул палкой об пол и приказывает:
— Для жены моей старостихи сделаешь корзинку, она на базар с ней будет ходить!
Кузов кивнул:
— А дужку красиво обовью.
— Да, — вспомнил староста, — и чтоб корзинка была из красной лозы.
— Ой, вот это уже задача, — встревожился Кузов. — Где ж я об эту пору возьму красной лозы?
А староста:
— Из красной лозы чтоб корзинка была!
Сказал, как красной печатью припечатал.
Двинулся корзинщик в поход за красной лозой, глядеть-то глядел, да видеть ничего не видел: одни зелёные побеги на вербах были.
«Чтоб тебя черти побрали вместе с твоими фокусами», — подумал Кузов про старосту и незаметно дошёл лесом Ржагольцем до лесного озера. И видит: стоит на берегу верба, всем вербам бабушка, а прутья на ней красные, как на молоденькой.
— Аккурат мне на корзину, — обрадовался Кузов и принялся резать прутики складным ножом.
Не успел он и горсточки набрать, вынырнул из озера водяной Ольховничек и поднял крик:
— Не трогай мою вербу, я на ней сижу, это мой трон!
