Вацлав Чтвртек - О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке
Обзор книги Вацлав Чтвртек - О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке
Вацлав Чтвртек
О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке
Чешский писатель Вацлав Чтвртек — автор многих книг, в том числе и для детей. Среди его детских книг и история о добром разбойнике Румцайсе.
Были в Чехии такие времена, когда все богатства в стране — землю, леса, рудники захватил австрийский император и вместе со своими дворянами — князьями да баронами владел всем и распоряжался, как хотел. Сапожник Румцайс как раз и жил в те времена. За непочтение к главе города Ичина, в котором Румцайс сапожничал, ему пришлось расстаться со своим ремеслом и стать лесным разбойником. Но он никого не грабил, а заступался за всех, кого обижали сильные и богатые. И ни князя, пи императора с его войском, ни великанов, ни драконов Румцайс не боялся и побеждал умом и хитростью или с помощью лесных обитателей птиц, зверей, которых Румцайс подкармливал зимой, когда трудно добывать корм. Румцайс помогал простым людям. У него было много друзей, и среди них — водяной Ольховничек.
Дело в том, что в Чехии много искусственных озер и прудов, в которых разводят рыбу. Охраняли эти озёра и пруды сказочные существа — водяные. Среди водяных, как и среди людей, были хорошие и плохие, добрые и злые, умные и глупые. Ольховничек-то как раз был славным водяным, потому Румцайс с ним и дружил, а тот тоже помогал Румцайсу, когда это было нужно.
Писатель Чтвртек (фамилия его по-русски значит «четверг») придумал немало разных историй про Румцайса, его сыночка Циписека, злую княгиню Майолену, лесных фей и про других лесных жителей.
Несколько таких историй можно прочитать в этой книжке.
Как сапожник Румцайс стал разбойником
В городе Ичине, в мастерской, расположенной у городских ворот, вот уже девять лет жил и работал сапожник, по имени Румцайс, шил сапоги, чинил старую обувь. Ремесло своё Румцайс знал, и что ни делал, всё было людям на радость.
Румцайс любил повторять поговорку:
— Удобная обувь — основа спокойной жизни. Нельзя, чтоб обувь была тесной и давила на мизинчик, но не надо, чтоб она была чересчур велика, не то мизинчик будет чувствовать себя потерянным.
На колодочке подбивал Румцайс маленьким молотком башмачки девицам; для мужчин и дам у него имелись колодки побольше и молотки потяжелее. Когда же приходилось ему чинить сапоги главе города Ичина, бургомистру Гумпалу, Румцайс отправлялся с ними прямиком в кузню.
— Мне понадобится наковальня и молот, — говорил он кузнецу Штанцлу, надевал Гумпалов сапожище на наковальню и колотил но нему молотом.
Потому что ноги у Гумпала были точно у слона. Гумпал очень гордился своими ногами и называл их «мои знаменитые ноги». Они и вправду были известны далеко вокруг до самой Младой Болеславы. Благодаря своим знаменитым ногам Гумпал вот уже восемь лет занимал пост главы города; на девятый год он послал за Румцайсом.
— Пусть придёт, мне нужны новые сапоги.
Румцайс положил в карман своего зелёного передника бумажный сантиметр — обмерять ногу, перекинул на руку кусок красной сафьяновой кожи из города Кордовы и явился в ратушу.
Встреча с бургомистром не предвещала ничего хорошего.
Тот уже сидел в кресле в зале заседаний. Одна нога, разутая, покоилась на подушке. Подушку держали четыре городских стражника, а староста Фиштула командовал ими. Вокруг стояли двенадцать заседателей из городской управы и восхищались бургомистровой ногой.
— Какова нога, а? — такими словами встретил Гумпал сапожника Румцайса, с любовью глянул на ногу и пошевелил большим пальцем.
Румцайс ногу хвалить не стал, а сказал как есть правду:
— Нога, конечно, здоровенная, но я видал и побольше.
Бургомистр от злости даже палец поджал.
Двенадцать заседателей один за другим незаметно убрались из залы, сообразив, что сейчас разразится гроза. Четыре стражника и староста Фиштула закрыли глаза и заткнули уши, чтоб ничего не видеть и не слышать.
— Я встречал в Градце ногу и побольше, продолжал Румцайс, положив сафьян на стол и приготовив бумажный сантиметр. — Вот это была ножища! А на вашу лапку я сошью башмачок — ахнуть не успеете.
Бургомистр Гумпал сперва покраснел, как сафьян, потом стал белый, как бумажный сантиметр. Потом снова покраснел и некоторое время так менялся в лице.
— Что это на вас нашло? — сочувственно проговорил Румцайс.
Гумпал, который в этот момент становился фиолетовым, вскочил с кресла, порвал в клочки дорогой кордовский сафьян и выбросил обрывки за окно.
Румцайса Гумпал выкинул через дверь. На пороге Румцайс попробовал задержаться:
— За что вы меня толкаете?
— За оскорбление ноги бургомистра, — с достоинством изрёк Гумпал, точно городской печатью припечатал.
Внизу Румцайс собрал остатки сафьяна. Ладно, сказал он себе, детские туфельки выйдут, и то слава богу. Но обида в нём осталась.
Подходя к своей мастерской, Румцайс увидел, что двери заперты на большой замок, который, по всей видимости, собирался висеть тут вечно.
Слева и справа от входа стояло но стражнику.
— Вы что тут стережёте? — спросил Румцайс. — Я своё честное имя сам сберегу.
Стражники молча указали ему на прибитое к дверям объявление:
ЗА ОСКАРБЛЕНИЕ НАГИ БУРГОМИСТОРА НАВЕЧЬНО ЗАКРЫТО
У Румцайса вскипела желчь.
— Я горячий сапожник, — сказал он старостовым стражникам, — я подобного не стерплю!
Стражники шагнули вперёд и нацелили на Румцайса ружья.
— Вы б ещё пушку прихватили для меня, — сказал Румцайс, — но мы ещё поглядим, чья возьмёт.
Стражники недолго думая — ать-два! — примкнули штыки и повели Румцайса — сами по сторонам, Румцайс посередине. Повели они его через город, через поле, довели до опушки Ржаголецкого леса и сказали:
— А ну, шагом марш в лес, чтобы в городе Ичине духу твоего больше не было.
— Это чей же приказ?
— Бургомистра.
Румцайс скрылся за деревьями, и вскоре из лесу донеслось:
— Пускай бургомистр не воображает, я не бумага, которая всё стерпит, так ему и передайте. Мы ещё поглядим, чья возьмёт!
Произошло это незадолго до прихода весны. А когда всё отцвело, бургомистр вспомнил, что пора сосчитать молодых зайцев, тех, что вывелись в этом году. Взял он блокнот и карандаш, надел крепкие охотничьи сапоги и отправился в лес. На всём пути Гумпала встречали с почётом. В городе ему кланялись горожане, в поле камни сами убирались с дороги. Из кустов выскакивали молодые зайцы и послушно называли свои номера, как в метрике записано:
— Первый. Второй. Третий.
Гумпал добросовестно заносил это в свой блокнот. Так добрался он до Ржаголецкого леса. Деревья ему кланялись, грибы снимали шляпки.
Утомившись от хождения по лесу и пересчитав всех зайцев, Гумпал опустил усталое тело на траву под дубом. Вскоре он начал клевать носом и при этом улыбался, глядя на носки своих огромных охотничьих сапог. Он погружался в приятный сон, когда вдруг слова над ухом грянуло:
— А теперь поглядим!
Гумпал вздрогнул и посмотрел по сторонам: что бы это значило?
Кругом тихо, ни один стебелек не колыхнётся.
И вдруг в правое ухо:
— А теперь поглядим, Гумпал!
И пошло громыхать — то спереди, то сзади, то с дубков, то с сосен:
— Теперь посчитаемся, бургомистр!
Гумпал вертит головой, точно флюгер на крыше, а кругом — ни души. В конце концов сон всё же сморил его.
Тут раздвинулись ветки, и возле Гумпала появился сапожник Румцайс.
Да разве это он? Окладистая борода, а в ней роятся пчёлы, на голове — шляпа из сосновой коры. Куртка у Румцайса сшита из кусочков красного кордовского сафьяна. Штаны — в заплатах, за поясом пистолет с дулом, как труба у граммофона. Зато сапожки — любо-дорого взглянуть.
Румцайс подошёл к ногам спящего бургомистра, тихонько оглядел их и мягким сапожницким и ловким разбойничьим движением стянул с Гумпала сапоги.
И ещё раз оглядел высокочтимые ноги, теперь в одних лишь полосатых носках. А потом ущипнул Гумпала за большой палец.
Бургомистр в испуге очнулся:
— Господибожемой! Разбойник!
— Вашими заботами, пан бургомистр, — сказал Румцайс и любезно показал на дорогу из леса: — Вот куда вам идти на Ичин, пан бургомистр.
Дрогнула веточка — и Румцайса словно никогда и не бывало.
— Странный сон, — проворчал Гумпал. Поднялся он с земли, нагнулся, чтоб отряхнуть колени, и не поверил глазам, увидев свои громадные ноги в одних носках без сапог. — Ну, погоди же! — яростно рявкнул он кустам. — Я и в носках дойду, Румцайс. Но на твою голову завтра же свалятся княжеские пушкари!
— Ха-ха-ха! — засмеялся из кустов разбойник Румцайс.
Гумпал шагнул и ойкнул. Шагнул ещё шаг и выругался.
Высокочтимые ноги бургомистра не привыкли ходить без сапог. Бургомистр спотыкался о корни и камни, они словно нарочно вылезали на его пути. Короче, бургомистровы ноги утратили всю свою величественность, и даже камешки потеряли к ним всякое уважение.
