Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид

— А вот это зря, — шепнул дед. — Я свою жизнь уже прожил. Как и ты проживешь свою.

И весело подмигнул.

— Та твоя подружка, — сказал он, — девчушка из строптивых. Она именно та, кто тебе нужен. Как шахтерская лампа, она несет свет и надежду. Ты держись ее, внучек.

Шестнадцать

Той ночью я почти не спал. Вокруг меня хихикали и перешептывались детские голоса. Выглянув в окно, я увидел темное облако, низко повисшее над Стонигейтом. Нигде ни огонька. Дед тихо стонал за стеной. Я пробовал помолиться за него, но слетавшие с языка слова казались пустыми и никчемными. На следующее утро дед никак не мог проснуться. Похоже было, что уже никогда не проснется. Мама сидела подле его кровати с кружкой чая, остывавшего в руках.

— Папочка… — шептала она. — Давай же, папа, очнись.

Я объявил, что останусь дома, но этим только возмутил ее:

— Марш в школу! У тебя свои обязанности. В школу, я сказала.

Под моросящим дождиком я добежал до школьных ворот. Низкие серые облака никуда не торопились, задержались с нами на весь день. Уроки шли под аккомпанемент дождевых струй, хлеставших по школьным окнам. И весь день я думал о том, как мой дед лежит там, погруженный в кромешную тьму, в небытие.

На уроке географии Доббс опять вспылил, раздраженный рассеянностью Элли.

— Если вам кажется, что тектонические плиты не имеют к вам никакого отношения, мисс Кинан, — бушевал он, — это лишь потому, что костные плиты вашего собственного черепа до сих пор не сошлись вместе. Вы обитаете в примитивном мире младенчества, юная леди! Вам еще предстоит сформироваться окончательно, затянуть тектонический разлом.

Я видел слезы в ее глазах, судорожно сжатые кулаки: если бы могла, Элли разорвала бы Доббса пополам.

На переменке мы вместе сидели в коридоре, слушая, как дождь барабанит по крыше. Я искал предлог рассказать Элли о том, что случилось с дедом, но ей было явно не до того. Преисполненная злости, она лишь топала ногой, терла глаза и фыркала.

— Терпеть не могу школу, — шипела Элли. — И ее саму, и всех, кто здесь есть. Наверное, даже не стану дожидаться выпускного. Сама хлопну дверью. Убегу отсюда и заживу новой, кочевой жизнью…

Пихнув меня локтем, она продолжила:

— Хочешь со мною, Кит? Возьмем по котомке и пустимся в странствие по дорогам. Вместе, ты да я.

— Чего?

Рассмеявшись, она скривила губы.

— «Чего-чего»? Куда тебе… Само собой, ты останешься дома. А если и сбежишь, то сразу меня выбесишь.

Я осклабился в ответ:

— Ну, ты даешь! Доббс прав, ты заботишься лишь о себе, о своей чертовой персоне.

Громко топая, Элли удалилась по коридору.

Прозвенел звонок, и я спустился этажом ниже, спеша на урок французского. По пути прошел мимо Эскью, на которого орал Чемберс, школьный завуч. С его губ слетали выражения вроде «деревенщина», «кретин», «позор всей школы». Эскью стоял с низко опущенной головой, вжавшись в стену, и молча впитывал оскорбления. Когда я проходил мимо, он оторвал взгляд от пола и ухмыльнулся:

— Мое почтение, мистер Воскресший…

— Что? — поразился Чемберс. — Ты сейчас что-то сказал?

— Ничего, — ответил Эскью. — Ни словечка.

Французский язык, математика, картонные на вкус бутерброды, раздраженные учителя, затравленные ученики и дождь, дождь без конца. Сплошная муть — и внутри, и везде вокруг. Хотелось только одного — убраться отсюда поскорее, вернуться домой и узнать, как там дед. В кулаке зажат угольно-черный аммонит. Как долго он пролежал там, в толще земли, пока его не извлекли наружу? Сколько времени нужно провести во тьме, чтобы оказаться найденным?

Потом был урок английского, и мисс Буш зачем-то вздумалось вспомнить про рассказ за авторством Кристофера Уотсона. Сверкая улыбкой, она рассеивала все новые идеи. Не стоит ли нам подобрать к рассказу парочку иллюстраций? А также цветную обложку? Как мне такое предложение?

— Конечно, — пробурчал я. — Как скажете.

Учительница вгляделась в мое лицо:

— Вот и славно. Думаю, мы обсудим это после урока.

— Да. Как скажете.

Пока она бубнила что-то о Шекспире и Чосере, дождь наконец-то иссяк, и вымокший пустырь озарили слабые, насилу пробившиеся сквозь облака солнечные лучи.

— Итак… — проговорила мисс Буш, когда остальные разошлись. — Насчет иллюстраций. Не знаешь кого-то, кто мог бы с ними помочь?

Я пожал плечами.

— Может, Джон Эскью? — предложил я.

Мисс Буш возвела очи к потолку.

— Да, он талантливый рисовальщик… — сказала она.

Я кивнул.

— И вы с ним дружите?

Я опять кивнул.

Опять этот прямой, внимательный взгляд.

— У тебя все хорошо, Кит?

— Да, все в порядке, спасибо.

Я выглянул в окно — за воротами уже собирались наши. Элли тоже стояла там, с хмурой гримасой на лице.

Буш-Объелась-Груш никак не могла успокоиться. О, как было бы здорово отсканировать рисунок и поместить на обложку! Название вверху, мое имя — под иллюстрацией, прямо как у настоящей книжки!

Я стоял, не перебивая, а она все продолжала щебетать. За окном Эскью и Джакс уже скрылись из глаз на пустыре.

— Мне нужно идти, — тихо сказал я.

— Что, прости?

— Мне уже пора.

— Я думала, тебе будет интересно.

— Так и есть, но…

Я было повернулся, но мисс Буш задержала меня, поймав за локоть:

— Кристофер, что с тобою происходит? В чем дело, Кит?

— Ни в чем, черт подери. Ничего не происходит.

Я помотал головой, высвободил локоть из пальцев учительницы, подхватил рюкзак и поспешил к двери, даже не попрощавшись. Отчего я сразу не побежал домой, к деду? Почему предпочел сыграть в «Смерть» с остальными? Я мучал себя этими вопросами, подходя к ребятам, собравшимся у ворот. Мисс Буш маячила в окне своего кабинета, наблюдая за нами. «На что уставилась? — хотелось мне крикнуть. — Какое тебе дело?» Домой! Иди домой, велел я себе, но продолжал стоять там, опустив глаза в угрюмом молчании. Меня удерживали на месте ужас того, что я мог встретить по возвращении домой, и влечение тьмы, которую познал мой дед и которую, я даже не сомневался, мне предстояло обрести сегодня вновь в логове Эскью.

Элли старалась не смотреть на меня. Всё так же молча мы отправились в путь по мокрой, жадно чавкавшей под ногами земле. Огромные лужи под слоем травы. Под слабыми лучами солнца пустырь источал белесый пар, низко стелившийся над пустырем. От реки налетал прохладный ветерок, над нашими головами медленно ползли серые облака. Хлюпанье шагов, подмокшие брюки, общее молчание. Заросли вымокшего бурьяна. Остановка у входа, в мертвой тишине. Лай Джакса, рука Эскью. Сдвинутая в сторону дверная створка. Спуск в затопленное логово, и вот я уже сижу на корточках в мелкой луже. Взгляд напротив, в лицо Элли. «Ты… — говорят ее глаза, — ты меня бесишь. Здесь ты сам по себе!» Взгляд на собственное имя, Кристофер Уотсон, вырезанное в стене, последнее в длинном списке мертвецов. Глоток воды и сигаретная затяжка. Вращение ножа: это я — это не я — это я — это не я — это я — это не я… Уверенность, что сегодня опять мой черед. Нож останавливается, его лезвие указывает мне под ноги. Я хватаю руку Эскью, становлюсь на колени посреди лужи, опускаюсь на четвереньки, слышу его шепот, чувствую прикосновение, вглядываюсь в черноту его глаз. Никакая это не игра. Ты действительно умрешь. Это и есть смерть. Падение в лужу. Тьма. Небытие.

Семнадцать

И вот — конец всему.

Я в глубинах тьмы, куда едва долетают чьи-то крики. Я слышу свое имя, опять и опять: Кит! Кит! Кит! Кит! На меня изливается свет. Чьи-то руки хватают за плечи, трясут. В лицо брызжет вода.