Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид

Очнулся я, лежа на сыром земляном полу. Щеку будто лед сковал, руки-ноги одеревенели и ныли тупой болью. Догорала последняя из зажженных нами свечей — холодное, тусклое марево. Со стены на меня злобно смотрел нарисованный Эскью демон. Ни звука. Я поерзал на полу, перевернулся набок, уселся прямо, размял веки и потряс головой. В памяти — ничего, только тьма и пустота. Боль в непослушных костях. В вялых мышцах. На четвереньках я пополз к ступеням, вытянул руку к дверной створке, чтобы отбросить ее в сторону. И только тогда их услышал — перешептывания и смешки тонкими, срывающимися голосами. Я таращился в темноту, но не видел ничего, кроме кучки костей, настенных рисунков, выцарапанных надписей.

Я потер глаза ладонями.

— Кто здесь? — прошептал я.

Они захихикали пуще прежнего.

Я опять потер глаза, прищурился — и лишь тогда увидел насмешников. Тощие тельца в мерцании свечи. Они сутулились по темным углам, куда не дотягивался свет, сливались со стенами. Я, как мог, старался получше их разглядеть, но они сразу тускнели, изворачиваясь и меняя очертания. И все же я видел их вытаращенные глаза и лоснящуюся чумазую кожу, слышал их писклявые смешки и понимал, что они тут, со мной, дети-шахтеры из далекого прошлого, — в глубине, в темноте логова Эскью. Вот только задержаться они не пожелали и мало-помалу померкли, растворяясь во тьме, оставили меня в одиночестве.

Я отодвинул створку двери, выбрался наружу. Меня дождались только Эскью, сидящий на корточках лицом к реке, пес Джакс рядом с ним, — и Элли, которая, растянувшись на траве, покусывала свой большой палец.

Эскью уставился на меня так, будто видел впервые.

— Ну и как? — спросил он.

Говорить я не был способен. Помотал головой, вперил в него ответный взгляд.

— Ты видел, — определил он.

Я отвернулся.

— Ты видел, Кит Уотсон, — повторил он. — И отныне, однажды заметив, ты будешь видеть всё больше и больше.

Ковыляя, я подобрался к Элли. Она поднялась с травы, взяла меня за руку, заглянула в лицо. В ее глазах я прочел тревогу, желание защитить меня. Оставив Эскью позади, мы вместе зашагали через пустырь.

— Господи боже, Кит, — сказала она. — Я уж решила, ты никогда не вылезешь.

Я еще не успел обрести дар речи.

— Кит, — тормошила она. — Кит, дружочек… Мистер Уотсон?

Мы шли всё дальше. Ко мне начали возвращаться силы.

Элли не сводила с меня глаз.

— Кит, — все повторяла она. — Кит!

— Все хорошо, — прошептал я наконец. — Я в порядке.

— О чем он болтал? — тут же переспросила Элли. — Что такого ты мог там увидеть?

Я окинул взглядом пустырь перед рудником. Сощурившись, я опять их увидел — тощие силуэты на периферии зрения, скользящие в уголках моих глаз. Я вновь услышал их хихиканье, шепотки.

— Я придушу его, — пообещала Элли. — Чертов дикарь.

Она заставила меня остановиться. Под лучами заходящего солнца мы стояли на густом травяном ковре.

— Давай же, — взмолилась она. — Постарайся и соберись.

Я вдохнул поглубже, потом еще раз, покачал головой и попытался изобразить улыбку.

— Ты… — сказала Элли. — Ты с ума меня сведешь. Все твои беды — из-за детской наивности.

Она крепче сжала мою руку, и мы продолжили путь. Подвела меня к калитке перед домом и всю дорогу продолжала повторять:

— Кит… Ну, ты даешь. Кит…

Я повернулся, обвел пустырь взглядом.

— Ты их видишь? — шепотом спросил я.

— Вижу? Кого? — заглянула мне в глаза Элли. — Кит, старина… Кого «их»?

Я всмотрелся опять — ничего примечательного. Обычный мир, обычные дети, играющие на обычном окраинном пустыре. Маленькие шахтеры исчезли, будто их и не бывало.

— Никого, — прошептал я. — Так, ерунда. Мне уже лучше.

Тряхнув головой, я плотно сомкнул веки. Неужто пригрезилось?

— Я не притворялся…

— Знаю, Кит. Сразу было понятно.

В окне я заметил мамин силуэт. Она не сводила с нас взгляда.

— Мне пора.

— Когда-нибудь расскажешь, ладно?

— Да, Элли. Расскажу, каково это — умереть в подземелье.

У калитки мы распрощались.

— Увидимся завтра, Кит, — пообещала Элли, не трогаясь с места. — Это все-таки произошло, правда?

Я кивнул, не оборачиваясь.

— Ты… — лепетала Элли мне вслед. — Ты…

Я вошел в дом.

— Где пропадал? — поинтересовалась мама.

— Бродили вдоль реки вместе с Элли.

Мама усмехнулась.

— А что, девчонка не промах! — сказала она.

Присев за стол, я начал трудиться вилкой, заправлять в рот какую-то снедь. И при этом не отводил глаз от окна, за которым детвора Стонигейта устроила шумные игры меж цепочкой окраинных домов и рекою.

Дед так внимательно и пристально меня рассматривал, словно я был пятном на обоях.

Тринадцать

Солнце заливало школьный кабинет ласковыми, теплыми лучами, и Буш-Объелась-Груш зачитывала вслух мой новый рассказ, не забывая улыбаться направо и налево. Я сидел с низко опущенным лицом, по которому медленно растекался румянец.

— Это чудесно, Кристофер, — похвалила учительница, добравшись до конца и опустив стопку листов на стол перед собой.

Я услышал, как кто-то в классе поддержал ее, а кто-то тихонько рассмеялся. Подняв голову, я посмотрел на Элли, которая сидела в дальнем от меня конце класса, и поймал на себе ее взгляд. Она расплылась в улыбке, показала мне язычок, а потом еще и подмигнула.

— Твой рассказ не выдумка? — спросила мисс Буш. — Шахтеры действительно видели того мальчика?

— Так говорил дедушка.

Учительница так и просияла.

— Что ж, — подвела она итог, — раз его истории находят такое литературное воплощение, постарайся убедить его рассказывать еще, да побольше.

И помахала листами с рассказом, демонстрируя классу:

— Полагаю, эта работа прекрасно дополнит сочинения на школьной стене. «Светлячок», за авторством Кристофера Уотсона.

Энни Майерс, сидевшая передо мной, подняла руку.

— Да, Энн?

— Можно ли называть Кита автором рассказа, если сюжет подсказал ему дедушка?

Буш-Объелась-Груш степенно кивнула:

— Уместный вопрос. Да, можно. Писатели то и дело записывают услышанные где-то рассказы. Так было испокон веков. Вспомним хотя бы величайших — Чосера или Шекспира. Ведь так и распространяются сюжеты. Истории переходят из уст в уста, передаются следующим поколениям. И каждый раз, когда кто-то их записывает, они немного меняются. Скажем, я даже не сомневаюсь, что Кит добавил несколько собственных штрихов к рассказу дедушки. Так, Кит?

— Да.

Она улыбнулась:

— Таким образом, истории меняются и эволюционируют. Как живые существа. Вот-вот, совсем как живые.

Энн обернулась, чтобы шепнуть:

— Только не думай, что мне не понравилось, Кит. Просто интересно стало. Отличный рассказ.

— И, разумеется, — продолжала мисс Буш, — устный рассказ и изложенная на бумаге история — совершенно разные способы передачи сюжета…

Она ненадолго задумалась.

— Пусть дедушка расскажет тебе еще что-нибудь, — повторила она. — И, возможно, он не откажется прийти на урок и лично поведать нам всем какую-нибудь из своих историй?

— Значит, ты полностью оправился? — спросила Элли по дороге домой.

Усмехнувшись, я пожал плечами:

— Похоже на то.

— Что же произошло?

— Не знаю. Ничего не произошло… — Я покосился на нее. — Но я не притворялся.

— Это я уже поняла.

Мы шли, не торопясь. Руку я сунул в карман — баюкал в ладони подаренного дедом аммонита.

— И ничегошеньки не помнишь?

— Ничего, Элли.

— Ни тебе чертей, ни ангелов?

— Не-а.

— Ничего себе.

Я мысленно вернулся к игре. Там действительно нечего было запоминать. Я просто шагнул в абсолютную тьму. В ту темноту, что пряталась в глазах Эскью. В темноту старой шахты. И только выбравшись наружу, я оказался способен хоть что-то уде ржа ть в памяти. К тому же воспоминание о детях-шахтерах с той поры успело выцвести и потускнеть, будто я видел их не наяву, а во сне.