Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
— Что случилось, сынок?
— Пора уезжать отсюда, папа. Здесь мы задохнемся. Пора покинуть Селдор.
— Всем?
— Да, — подтвердил Мо.
— Ты прекрасно знаешь, что не все могут покинуть Селдор.
— Я знаю даже больше. Знаю, что Селдор — дом твоего отца, папа.
— Плевать мне на дом, сынок. Дело не во мне. Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду. Если бы я мог, я бы давным-давно увез вас всех отсюда.
— Значит, из-за него? — уточнил Мо.
— Да, из-за него.
— Его тоже можно увезти. У меня есть идея.
В кладовую вбежал Мило.
— Идемте со мной! Скорее!
Отец с братом удивленно на него посмотрели.
— Идемте! Идемте! — настаивал Мило.
Они всё бросили и пошли за ним.
Мая стояла возле окна, держа в руках сложенный пополам листок бумаги.
— Его просунули под дверь. Посмотрите.
— Опять… — вздохнул Мо.
Он взял письмо и протянул брату.
На листке крупными буквами было выведено: «Девушке».
Мило развернул листок и громко прочитал:
— «Приходите за вольер в полночь».
Мило посмотрел на сестру.
— Пойду я и перережу мерзавцу горло.
— Лучше дочитай до конца, Мило!
— «Я хочу вам помочь. Я ЗНАЮ».
Отец забрал у сына письмо и прочитал при общем молчании:
— «Я ЗНАЮ».
В любой семье поинтересовались бы, что это он знает, но в семье Ассельдор никто даже не удивился. Ассельдоры знали такое, что никто, ни один человек на свете знать был не должен.
Ассельдор-старший сложил письмо. Подписи на нем, как обычно, не было.
Вот уже несколько месяцев Мая получала письма, адресованные «Девушке». Отец перехватывал послания, прежде чем дочь могла их увидеть. Но Мая Ассельдор нашла конверт с письмами под банкой с травяным чаем.
— Что это, папа?
— Это… письма.
— Кому?
— Написано «Девушке».
У мамы Ассельдор, которая знала о письмах, был очень смущенный вид.
Мая осведомилась у отца:
— Значит, ты у нас девушка?
— Я… я считал, что они адресованы твоей матери.
Галантность порой вещь полезная. Госпожа Ассельдор девушкой, конечно, не была. Она была красивой, полной сил женщиной и не стеснялась своих шестидесяти пяти лет.
Мая прочитала все письма. Они были пылкими и неуклюжими. В них говорилось о ее синих, как мухи, глазах, о ее светлых, похожих на вермишель кудрях. Писал поэт, по-другому не скажешь. В одних ей назначались свидания. В других приводились цифры. Автор перечислял свои сбережения, подводил итог красным карандашом и писал: «Как видите, я, можно сказать, богат. А богатство еще никому не вредило».
Письма продолжали приходить. Мая на них не отвечала.
На самом деле Мая была к ним не так безразлична, как всем показывала. Когда тебе двадцать, когда ты живешь с братьями и родителями, когда твою младшую сестру увез отважный молодой человек, то даже толстый клоп, пригласивший тебя на обед, хоть чуть-чуть да взволнует твое сердце.
Мия, самая младшая из Ассельдоров, уехала много лет тому назад. За ней приехал Лекс Ольмек, сосед по Нижним Ветвям. Все произошло за одну ночь. Теперь они жили вместе с родителями Лекса в каком-то тайном месте, далеко-далеко.
Ассельдоры-старшие не сожалели о замужестве дочери, хотя и скучали без нее. Мия давно любила Лекса, а мужественный и отважный Лекс — Мию. Ее семья знала: Мие лучше в объятиях Лекса, чем в стенах Селдора.
Но загадочный воздыхатель Маи сочувствия ни у кого не вызывал. Когда-то дедушка Ассельдор говорил дочерям: «Глупцы не убивают, но все равно опасайтесь их, потому что они непременно захотят на вас жениться». Автор писем явно был из этой породы.
— Сегодня в полночь я пойду к вольерам, — решила Мая.
Уговорить семью оказалось делом нелегким. Мило сердито расхаживал по комнате. Мо точил охотничий нож. Однако родители вынуждены были признать, что в письме чувствуется какая-то угроза и было бы полезно узнать поточнее, что за всем этим кроется.
Стемнело рано. Семья ждала, когда во дворе фермы стихнут шаги.
— Наконец-то, — сказал отец, не отходивший все это время от окна.
И на всякий случай загородил окно куском фанеры. Мо снял с крюка в камине котелок. Плеснув водой, загасил огонь.
— Огонь погашен. Мо убрал котелок с супом. Идем?
Семья по-прежнему играла в странную игру, проговаривая каждое свое движение. Мая погасила все лампы. Оставила только зажженную свечу на столе. Братья наклонились к камину и убрали заслонку у задней стенки.
— Выходи! Стемнело. Ты можешь выйти, Мано!
Вот уже три года Мано Ассельдор жил за камином. Три года он не видел дневного света. Три года выходил только ночью, бродил по дому, мылся, ел и на рассвете возвращался в свое убежище, полное золы и копоти.
Его спрятали здесь после того, как он сбежал вместе с Тоби Лолнессом с фермы, где Джо Мич разводил долгоносиков. Мано думал, что проведет в убежище всего несколько недель, но тут у них отняли землю, разместили на ней гарнизон, взяли под контроль все входы и выходы, а дом постоянно обыскивали с чердака до подпола. Мано попал в зеленый список, куда вносили тех, за кем охотились с особым пристрастием.
У паренька, который вылез из камина, был взгляд мотылька и черные от сажи щеки. Он распрямился и принялся растирать руки и ноги.
Было похоже, что он приходит в себя после спячки.
— Днем я вас не слышал, — наконец проговорил он.
— Ты же знаешь, сынок, что иногда мы выходим на несколько часов. Нам нужно добывать себе пропитание, — ответила мать, крепко обнимая его. — Но мы никогда, никогда тебя не оставим.
— Я вас долго не слышал, — повторил Мано.
Мило похлопал младшего по плечу:
— Вот увидишь, мы вытащим тебя отсюда, — пообещал он.
— Вы уходите…
— И всегда возвращаемся и говорим с тобой, как только мы дома.
— Пользуйся ночной порой, — посоветовал отец. — Ночью они не приходят.
Глядя, как Мано ест, все наперебой снова рассказывали ему, что случилось за день.
А потом наступало молчание.
Мано никогда ничего не рассказывал.
Мая шла вдоль стены. Ей очень хотелось, чтобы снег был скрипучим и она могла услышать чужие шаги, но вокруг царила безмолвная темнота. Мая пересекла дорогу, миновала изгородь и оказалась возле бывшего парка мхов.
Когда-то в этом парке росло больше тридцати разновидностей ползучего мха. Один цвел в первый день Нового года, на другом появлялись очень вкусные зеленые стручки, третий благоухал карамелью. Теперь же вся кора была вытоптана и кое-где виднелись только лишайники.
Наконец Мая добралась до вольера и продолжила путь вдоль сетки.
— Обернитесь!
Мая обернулась на голос, отдавший приказ. Прямо в лицо ей бил слепящий свет фонаря.
— Что вы тут делаете?
Глаза Маи долго привыкали к свету. Она с трудом рассмотрела стоявшего перед ней человека. Это был Гаррик, начальник гарнизона.
— Вы не имеете права выходить ночью, — заявил он.
Поглядев на него, Мая поняла: письма писал он.
Не было сомнений, что автором писем был Гаррик. Она вспомнила, как несколько раз во дворе фермы ловила на себе его пристальный взгляд. Оказавшись с ним лицом к лицу, ей сразу захотелось убежать, но нужно было выяснить, что же он все-таки знает.
— Добрый вечер.
Она старалась быть милой и приветливой.
Гаррик опустил фонарь.
— Решила немного прогуляться, — прибавила она.
Гаррик молчал. Мало кто из мужчин сумел бы обрести дар речи, глядя на прекрасную Маю: в пушистой шубке, она прислонилась спиной к вольеру, держась рукой в митенке[4] за сетку. Она потупилась, словно пойманная беглянка, но тут же подняла глаза и посмотрела прямо на Гаррика. От ее взгляда он пошатнулся. Гаррик был без ума от Маи.
— Вы ничего мне не скажете? — осведомилась она.
Он пробормотал нечто невразумительное. Мая с трудом разобрала:
— Ты придешь еще?
— Может быть. Если вы скажете то, что хотели сказать.
— М-м-м…
Гаррик знал, как сильно рискует. Он обнаружил, что Мано прячется в доме Ассельдоров, и должен был сообщить об этом Лео Блю. Промолчать — значило подвергать смертельной опасности собственную жизнь. Но легкое дыхание Маи склонило его к молчанию окончательно.
— Приходи повидать меня завтра, — произнес он наконец.
И тут в потемках послышались звуки рожков. Раздался крик:
— Прибыли! Последний караван охотников! Наконец-то!
Гаррик двинулся было в сторону ворот, как Мая сделала шаг к нему.
— Скажите же то, что хотели!
В потемках то тут, то там загорались факелы. Гаррик почувствовал, что Мая схватила его за плащ. Он хотел высвободиться. Но она держала крепко. Гарнизон между тем просыпался.
