KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детская литература » Детская проза » Михаил Львовский - «В моей смерти прошу винить Клаву К.»

Михаил Львовский - «В моей смерти прошу винить Клаву К.»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Львовский, "«В моей смерти прошу винить Клаву К.»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Вот чем я должна была заниматься во Дворце пионеров, — говорит между тем Неонила. — Это же надо такую девочку упустить! А всё почему? Один за другим, один за другим отчётные концерты. А в чём отчитываться, когда ребёнку в глаза посмотреть не успеваешь? Молодец, Клавочка!

И Неонила запела вместе с Лавриком и Клавой, а я пошёл дальше бодрой походкой.


Мы теперь часто играем с отцом в шахматы. Он всегда проигрывает и злится. Сегодня ему почему-то везло. Он забрал мою ладью конём и спросил:

— Может быть, снять эту картинку?

Папа имел в виду пейзаж с заснеженной шелковицей.

— Пусть висит.

— Тогда играй внимательней.

В передней раздался звонок, и папа пошёл открывать дверь, потому что я был в цейтноте.

Он вернулся с Клавиной мамой. У неё в руках плетёная сумка. Ещё в передней отзвучали все обязательные «Здравствуйте, Павел Афанасьевич, как вы загорели», «Прошу, прошу, Вера Сергеевна», и теперь Клавина мама приступила к делу. Она вытащила из сумки отрез на платье.

— Передайте, пожалуйста, мои извинения Маргарите Петровне. Столько держала… Но я теперь не шью… Здравствуй, Серёжа.

— Здрасте.

— Я очень, очень виновата, но…

— Вы только нам не шьёте или вообще? — многозначительно спросил папа Клавину маму.

— Вообще. Можете себе представить, Клава не разрешает. Вытащила откуда-то мои старые скульптуры, расставила повсюду — и с ножом к горлу: «Это твоё дело!» — «Кому они нужны, Клавочка?» — «Мне, — говорит. — Я с ними с детства разговаривала».

— И вы послушались? — спросил папа.

— Взрослая дочь! — вздохнула Вера Сергеевна.

— Да, это вам не закупочная комиссия, — ответил папа, и я ничего не понял.

Дальше пошла полная абракадабра. Папа сказал:

— Ваш девиз «Всё или ничего!» в наши дни явно устарел. Оставим его картёжникам. Вот в искусстве, например, «ничего» неожиданно может стать «всем», а «всё» — оказаться «ничем». Сплошь и рядом.

Вера Сергеевна хотела что-то возразить, но, увидев папины картины, молча стала их разглядывать. Переходила от одной к другой, как на выставке.

— Самодеятельность? — робко спросил папа.

Вера Сергеевна не ответила. Я чувствовал, что папа здорово волнуется, и злился на него.

— Кто-нибудь это видел? — наконец-то раскрыла рот Клавина мама.

— Жена, дети, кое-кто из друзей… теперь вы.

— Только? И вас это удовлетворяет? — спросила Вера Сергеевна недоверчиво.

— Я ещё не знаю, как вы к этому отнеслись.

— Вы серьёзный художник.

— Тогда вполне.

— За что мне такая честь?

— Серёжа, может быть, подышишь воздухом? — предложил мне папа. — А впрочем, сиди.

Я остался.

— Видите ли, Вера Сергеевна… Случается, что после многих лет семейной жизни вдруг человек забывает, за что он когда-то полюбил свою жену. Да ещё если мелькнёт перед ним что-нибудь эдакое… мимолётно-опаляющее.

— Случается, — самоуверенно ответила многоопытная Клавина мама.

— Эти портреты помогли всё вспомнить.

Я очень обиделся за маму. Как он смеет, да ещё при мне!

— Подышу воздухом! — зло сказал я.

— Сиди! — остановил меня отец.

— Подавленные желания, — элегически начала Клавина мама, — одна из причин нервных стрессов.

— Я не уверен, что мои отдалённые предки не были людоедами, — ответил папа. — Хорошо бы мы с вами выглядели, если б из боязни стресса они не подавили кое-какие свои желания. Тогда бы я вами позавтракал.

Папа и Вера Сергеевна засмеялись.

— А как насчёт… мимолётно-опаляющего? — спросила Вера Сергеевна с Клавиными модуляциями в голосе.

— Не могут же все кинозрители мужского пола жениться на Софи Лорен или Бриджит Бардо. Своё мимолётно-опаляющее я причислил к ним.

Клавина мама помолчала, а потом сказала тихо:

— Ваша жена — самая счастливая женщина из всех, кого я знаю. Поверьте, я ей очень завидую.

И у меня пропала всякая злость. Может быть, я не всё понял в этом разговоре, но хорошо, что я его слышал.

Вера Сергеевна некоторое время смотрела на пейзаж с заснеженной шелковицей.

— Куда они идут, Павел Афанасьевич? Что вы хотели сказать вашей метелью?


…Мой черноморский загар продержался до той поры, когда старая шелковица вновь покрылась снегом. Всё складывалось как нельзя лучше, и я чувствовал, что с прошлым покончено раз и навсегда. Папа радовался, мама радовалась, и однажды, стоя под душем, я услышал, как папа сказал маме:

— Он получил хороший урок! Теперь сам выберется.

Я тёр мочалкой руку, загар оставался. Прекрасно!

Вот только бы суметь с Лавриком поговорить. Для окончательной проверки.


Когда Лаврик открыл мне дверь, я сразу спросил:

— Ты один?

— Один, один, не бойся. Извини, я по телефону договорю, а ты раздевайся.

Пока я разоблачался в докторской передней, до меня доносился голос Лаврика:

— Такой лейкоцитоз ничего не значит. Вам и папа сказал бы тоже самое. Роз нормальное, формула не сдвинута, живите и радуйтесь. А папе я всё передам. Будьте здоровы.

Книг в этой квартире было столько, что приткнуться некуда. Мы сидели как в библиотеке.

— Мне повезло в жизни — я сын врача, — говорил Лаврик. — У тебя сейчас переоценка ценностей, а меня с детства побрякушки не привлекали.

Раздался звонок в передней.

— Если это Клава… — вскочил я с дивана.

— Да сиди ты спокойно. Она сегодня не придёт.

— Сегодня? — переспросил я, потому что ничего не смог с собою поделать.

— Ну тебя к лешему, — сказал Лаврик и вышел в переднюю.

Раздался телефонный звонок.

— Видишь, телеграмма отцу, — Лаврик вошёл в комнату и взял трубку. — Квартира доктора Корнильева. Нет, это его сын. Если он велел по одной — значит, по одной… Хорошо, хорошо. Живите и радуйтесь — Он бросил трубку и заорал — Ну что ты смотришь на меня прошлогодними глазами! В чём я виноват?

— Ни в чём. Просто мне Клавы и в школе хватает. Её сногсшибательных успехов в среднем образовании. Ты насчёт переоценки говорил.

— Да. Ты можешь себе представить, что «Джоконда» или Венера Милосская могли быть созданы из одного только стремления утереть Кому-нибудь нос? Клава мне много о тебе рассказывала…

— Спасибо, — поблагодарил я учтиво Лаврика.

— И я подумал… — хотел продолжить он, но в передней опять раздался звонок.

— Третья телеграмма. Заметь — так каждый день, — сказал Лаврик и побежал открывать дверь.

Но это была не телеграмма. Это пришла Клава. Я услышал её голос и вскочил с дивана. Потом несколько секунд в передней стояла тишина, и наконец комната озарилась Клавиным присутствием. Лаврик вошёл за ней.

— Здравствуй, Серёжа, — сказала Клава.

— Здравствуй! — ответил я бодро.

В школе мы с ней не здоровались.

— Вы сидите в душной комнате, когда на дворе такая погода! Пошли гулять.

На этот раз прогулка выглядела так: я с Клавой шёл рядом, и дистанции между нами не было никакой; Лаврик отстал от нас метров на пятнадцать.

— Я хотела попросить у тебя прощения, Серёжа… — сказала Клава.

— За что?

— За всё. Я была очень дрянной девчонкой.

— Не надо, Клава. Я тоже был не сахар.

— Мне очень важно, чтобы ты простил меня. И не вспоминал обо мне плохо… — Она помолчала, а потом произнесла неуверенно — Понимаешь…

И снова умолкла.

— Что?

— Это трудно объяснить… У нас всё не так получилось. Мы оба не виноваты.

— В чём?

— Я хочу, чтобы ты понял… Ведь могло быть иначе… Ну, в общем… Ты всё время дарил мне… себя… а Лаврик… он…

— Что Лаврик?

— Подарил мне… меня. Понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Клава. — Ты простил меня, правда?

— Мне нечего тебя прощать. Ты же ни в чём не виновата.

— А Лаврик говорит, что очень.

— Много он понимает. А теперь иди к нему.

— Ты не хочешь с нами погулять немного?

— В другой раз, Клава.

— Но ты меня простил?

— За что? Так ведь можно до бесконечности!

Клава сказала тихо-тихо, не для того, кто шёл сзади, а для меня:

— За ангину, Серёжка. Я её никогда не забуду. Имей в виду.

— Иди к Лаврику.

— До свиданья, — сказала Клава, повернулась и пошла к своему Лаврику.

Лаврик остановился и ждал её. Клава притронулась пальцами к рукаву его куртки, но он сделал неуловимое движение, означавшее «не надо», и эта девчонка, чью железобетонную уверенность в себе я узнал ещё в детском саду, послушно пошла с Лавриком по переулку, соблюдая установленную им дистанцию в один метр. Они скрылись за поворотом и, вероятно, там Лаврик разрешил Клаве взять его под руку. Спорю на что угодно — всё было именно так.

Вот я и выдержал проверку. Да ещё какую.

— «Не бывает любви несчастной…» — сказал я заколоченным на зиму воротам горсада… — «Не бывает любви несчастной…» — я знал эту лазейку в заборе, но не мог вспомнить следующую строчку стихотворения.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*