Филип Пулман - Янтарный телескоп
Когда Лира смогла двигаться, она протянула дрожащую руку к гарпии и обняла её за шею, целуя и целуя её изуродованное веками лицо. Она не могла говорить. Страх вышиб из неё все слова, всю самоуверенность, всё тщеславие.
Несколько минут они лежали неподвижно. Когда ужас поутих, они снова пошли; теперь Уилл крепко держал Лиру за руку своей здоровой рукой. Они пробирались вперёд, проверяя каждое место, в которое собирались ступить, им это было так медленно и утомительно, что им казалось, они вот-вот умрут от усталости; но им нельзя было отдыхать, нельзя было останавливаться. Как можно было отдыхать, когда под ними была эта жуткая пропасть?
И через час тяжёлого пути он сказал ей:
— Посмотри вперёд. По-моему, там выход…
Так и было: склон стал более пологим, и по нему даже можно было взобраться чуть выше, подальше от края. А впереди: может, это просто складка скалы? Неужели это и правда выход?
Лира посмотрела в зоркие, ясные глаза Уилл и улыбнулась.
Они взбирались дальше, выше и выше, с каждым шагом удаляясь от бездны. И чем выше они поднимались, тем прочней становилась почва у них под ногами, тем надёжней можно было держаться, тем меньше было камней, готовых покатиться под ними и вывернуть им ногу.
— Мы, наверное, уже далеко забрались, — сказал Уилл. — Можно попробовать разрезать и посмотреть, что там будет.
— Не здесь, — сказала гарпия. — Ещё дальше. Здесь открывать плохо. Выше будет лучше.
Они тихонько двинулись дальше: рука, нога, ступить, убедиться, рука, нога… они ободрали пальцы в кровь, дрожали натруженные ноги и колени, гудели и болели от утомления головы. Они преодолели последние несколько футов до подножья скалы, откуда узкий проход вёл куда-то во тьму.
Воспалёнными глазами Лира смотрела, как Уилл вынул нож и стал нащупывать в воздухе пустоту: трогая, убирая нож, ища и снова трогая.
— А! — сказал он.
— Нашёл открытое место?
— Кажется, да…
— Уилл, — сказал дух его отца, — погоди минутку. Послушай меня.
Уилл опустил нож и обернулся. Из-за усталости и напряжения он не мог думать об отце, но ему приятно было знать, что он рядом. Он вдруг понял, что сейчас они расстанутся навсегда.
— Что случится, когда вы выйдете? — спросил Уилл. — Вы просто растаете?
— Пока нет. У нас с мистером Скорсби есть идея. Некоторые из нас ещё ненадолго останутся здесь, и нам нужно, чтобы ты провёл нас в мир лорда Азраила, потому что ему может понадобиться наша помощь. Более того, — мрачно продолжил он, взглянув на Лиру, — вам и самим нужно попасть туда, если вы хотите найти своих дэмонов. Потому что они ушли туда.
— Но мистер Перри, — спросила Лира, — откуда вы знаете, что наши дэмоны ушли в мир моего отца?
— При жизни я был шаманом. И научился понимать. Спроси свой алетиометр, он подтвердит то, что я сказал. Но запомните о своих дэмонах вот что, — настойчиво и подчёркнуто сказал он, — человеку, известному вам как сэр Чарльз Лэтром, приходилось время от времени возвращаться в свой мир, в моём он жить постоянно не мог. Философы гильдии Торре дели Анхели, путешествовавшие между мирами триста или больше лет, тоже это поняли, и в результате их мир постепенно захирел и пришёл в упадок.
— И вот что случилось со мной. Я был солдатом, офицером морской пехоты, а потом зарабатывал на жизнь исследованиями; я был так здоров и крепок, как только может быть человек. А потом я случайно вышел за пределы своего мира и не смог найти дорогу назад. Я многое сделал и многое узнал в мире, где я очутился, но через десять лет после того, как я туда попал, я был смертельно болен.
— А причина этого вот в чём: дэмон может прожить полную жизнь только в том мире, в котором он родился. В любом другом месте он в конце концов заболевает и умирает. Мы можем путешествовать, если есть окна в другие миры, но жить мы можем только в своём. По этой же причине великие планы лорда Азраила рухнут: Небесную Республику нужно строить там, где мы есть, потому что для нас нет другого места.
— Уилл, мальчик мой, вы с Лирой теперь можете выйти и немного отдохнуть; вам это нужно, вы это заслужили; но потом вы должны вернуться во тьму со мной и мистером Скорсби, чтобы совершить ещё одно, последнее путешествие.
Уилл и Лира переглянулись. Потом он прорезал окно, и ничто в жизни так не радовало их, как то, что они в нём увидели.
Их лёгкие наполнил ночной воздух, свежий, чистый и прохладный; взору их открылся полог мерцающих звёзд и блеск воды где-то внизу; среди широкой саванны то тут то там виднелись рощи больших, высоких, как замки, деревьев.
Уилл, двигаясь по траве вправо и влево, увеличил окно, насколько это было возможно, чтобы через него шесть, семь, восемь человек в ряд смогли выйти из мира мёртвых.
Духи в передних рядах затрепетали в надежде, и их возбуждение передалось, как волна назад по длинной колонне. Маленькие дети и пожилые родители с радостью и изумлением смотрели вверх, вдаль, на звёзды, по которым их бедные глаза тосковали столетиями.
Первым из духов из мира мёртвых вышел Роджер. Шагнув вперёд, он оглянулся на Лиру и удивлённо засмеялся, вдруг увидев, что превращается в ночь, в свет звёзд, в воздух… а потом он исчез, оставив после себя маленький яркий всплеск счастья, напомнивший Уиллу пузырёк в бокале шампанского.
Остальные духи последовали за Роджером, а Уилл с Лирой в изнеможении упали на росистую траву, каждым нервом своего тела благословляя хорошую землю, ночной воздух, звёзды.
Глава двадцать семь. Платформа
Строительство платформы продвигалось быстро. Мэри любила наблюдать за мулефа, потому что они умели спорить без ссоры и не пытались упрямо настаивать на своем, да и смотреть за тем, как они работают с деревом было одно удовольствие.
Не прошло и двух дней, как платформа была разработана, построена и поднята на место. Она была устойчивой, просторной и удобной, и когда Мэри забралась на нее, ее охватил неописуемый восторг. Сквозь плотную зелень кроны просвечивала яркая синева неба, прохладный ветерок овевал кожу, с земли то и дело доносился восхитительный легкий аромат цветов, шелест листьев смешивался с песнями сотен птиц и отдаленным ропотом волн на побережье. Все чувства Мэри пребывали в блаженстве, и если бы она еще могла не думать, то счастье было бы полным.
Но, к сожалению, приходилось думать о цели ее мероприятия.
Когда она посмотрела в подзорную трубу и увидела непрестанный исход сраф, теневых частиц, ей показалось, что счастье, жизнь и надежда уходят вместе с ними.
Но она не смогла бы объяснить, почему ей так кажется.
Триста лет, сказали мулефа: именно столько времени слабели деревья. Учитывая, что теневые частицы пронизывали все миры, возможно что-то подобное случилось и в ее вселенной, и во всех остальных. Триста лет назад, было основано Королевское Общество: первое истинно научное общество в ее мире. Ньютон сделал свои открытия в оптике и теории земного тяготения.
Триста лет назад в мире Лиры, кто — то изобрел алетиометр.
В то же самое время в том странном мире, через который она добиралась сюда, изобрели призрачный нож.
Мэри лежала на досках, чувствуя как платформа слегка раскачивается в такт большому дереву на морском бризе. Держа подзорную трубу у глаз, она наблюдала несметное число крошечных искорок, плывущих через листья, мимо раскрытых цветов, через массивные ветви, перемещающихся против ветра в неторопливом потоке, которому не было объяснения.
Что случилось три сотни лет назад? Стало ли это причиной потока Пыли, или нет?
Или и то и другое были следствием еще какого-то события? Или они никак не были связаны?
Движение частиц завораживало. Как легко было впасть в транс, и позволить разуму плыть вдаль вместе с ними…
Видимо потому, что ее тело погрузилось в дрему, именно так и случилось. Прежде, чем Мэри осознала, что делает, она внезапно обнаружила себя вне своего тела, и ее охватила паника.
Она была над платформой, в нескольких футах в стороне от нее среди ветвей. И кое-что случилось с потоком Пыли: вместо медленного дрейфа, теперь он несся подобно реке в половодье. Он и вправду ускорился, или теперь время текло для нее по-другому, когда она была вне своего тела? И этот необъятный поток угрожал поглотить ее полностью.
Мэри раскинула было руки, пытаясь ухватиться за что-нибудь неподвижное, но у нее не было ни рук ни ног. Она поднималась все выше и выше, и ее тело удалялось от нее все дальше и дальше, беспечно спя внизу. Она попробовала кричать, чтобы разбудить его: ни звука. Тело продолжало пребывать во сне, а ее саму уносило все дальше в открытое небо.
Как ни пыталась Мэри бороться, у нее ничего не получалось. Подобно воде упруго и мощно стремящейся к обрыву, чтобы низвергнуться водопадом, частицы Пыли струились так, как будто тоже текли к какому-то невидимому краю.
