Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
— Нет! — простонал он. — Что ты наделал?
— Я нечаянно, — с улыбкой сказал Юлиан, хотя в душе обмирал от страха. — Но ведь осколки приносят счастье.
— Да ты хоть представляешь, что ты наделал?
— Не совсем, — признался Юлиан. — Но ты мне, наверное, сейчас объяснишь?
— Я был прав, — прошептал Кожаный. — Ты унаследовал его магическую силу. Эти зеркала небьющиеся!
— Я бы не сказал, что они небьющиеся, — радостно ответил Юлиан. — А что касается твоего предположения — да, ты прав.
Глаза Кожаного окрасились в огненный цвет, и через несколько секунд его лицо превратилось в морду тролля.
Взять его!
К нему бросился тролль. Его мохнатое тело отражалось в стекле позади него, и именно на этом зеркале Юлиан сосредоточился. Он выплеснул в направлении зеркала всю свою ярость, весь гнев и волю к разрушению и молился, чтобы все это не оказалось обманом.
Зеркало разбилось, а вместе с ним и тролль, отражавшийся в нем.
Юлиан рывком закрыл лицо руками, когда это существо разлетелось на тысячи мелких кусочков, которые со звоном падали на пол. Ни плоти, ни крови, одно только острое стекло. Юлиан, собственно говоря, и надеялся, что произойдет нечто в этом роде. Но все-таки происшедшее ужаснуло его.
Кожаный тоже был в ужасе. Лицо его дрожало, и впервые Юлиану пришло в голову, что, может быть, смерть одного из своих означает для этих тварей то же самое, что для людей гибель друга.
— Я думаю, нам надо понемногу переходить к переговорам, — сказал Юлиан.
К Кожаному в это время подтягивались тролли, и их набралось до дюжины.
— Чего ты хочешь? — спросил Кожаный. — Образумься. Ведь всех нас тебе не уничтожить!
— А это и не потребуется, — сказал Юлиан.
Он не произнес больше ни слова, но Кожаный обернулся и глянул в то зеркало, на которое в это время был устремлен взгляд Юлиана. Зеркало отражало его самого.
— Я не стал бы на твоем месте делать какие-нибудь глупости, — серьезно сказал Юлиан. — Или бежать. Здесь достаточно много зеркал. Я уверен, что успею достать хотя бы одно из них, даже если твои тролли ринутся на меня все сразу. Но ты, конечно, можешь рискнуть.
Кожаный неотрывно смотрел на него. По его лицу была заметна лихорадочная работа мысли.
Видимо, он понял, что ситуацией владеет Юлиан. Они были окружены зеркалами, и вряд ли нашлось бы такое, в котором он не отражался.
— Ты выиграл, — выдавил Кожаный. — Я тебя недооценил. Опять недооценил. Но в следующий раз это уже не повторится, клянусь тебе!
— Будь я таким, как ты, — зло сказал Юлиан, — я бы сейчас разом со всем покончил, чтобы уже не думать ни о каком следующем разе. Просто так, ради собственной безопасности. Скажи спасибо, что я не такой, как ты.
— О'кей, мы все прекрасно поняли, какой ты великодушный парнишка, — буркнул Кожаный. — А теперь скажи, наконец, чего тебе надо.
— Не так уж много, — ответил Юлиан. — Я хочу домой, и больше ничего. И твое обещание, что ты оставишь меня в покое.
Кожаный только смотрел на него. И молчал.
— Отведи меня назад, и я даю тебе слово, что больше никогда сюда не вернусь, — сказал Юлиан.
— Ну, хорошо, — пробормотал Кожаный. Юлиан видел, как трудно ему дались эти слова. Но, как ни странно, он ему поверил.
Дальнейшее проистекало без всякого драматизма. Кожаный только поднял руку, и зеркало перед Юлианом стало прозрачным. За ним находился не лабиринт, а ярко освещенный зал, полный народу. Вокзал, на который, собственно, и должен был прийти его поезд.
— Иди, — сказал он. И, поскольку Юлиан медлил, добавил с пренебрежительной усмешкой: —Да не бойся, это не ловушка. Уж на сей раз можешь мне поверить.
Юлиан шагнул к зеркалу. Но Кожаный окликнул его еще раз:
— И вот что. Все будет, как мы договорились. Но я с тебя глаз не спущу, помни об этом. И если нам, не приведи Господь, придется свидеться еще, то знай: это не я, а ты нарушил правила игры. И тогда пеняй на себя.
Кожаный сказал правду: это была не ловушка. Зеркало вывело его прямиком на вокзал, и когда Юлиан взглянул на большие часы у выхода, они минута в минуту показывали время прибытия его поезда. На перроне толпились встречающие, но поезд-экспресс еще не прибыл. Юлиан оказался точнее железной дороги.
Обернувшись, он не поверил своим глазам. В толпе встречающих стоял мужчина с коротко подстриженной бородой, опираясь на трость, набалдашник которой был вырезан в форме головы собаки...
— Мартин? — пролепетал Юлиан.
Гордон поднял брови и некоторое время смотрел на Юлиана так, что тому стало жутко. Гордон не узнавал его. Во всяком случае, узнал не сразу:
— Юлиан? Это ты?
— Ну разумеется я! Кто же еще!
Гордон продолжал смотреть на него все тем же пугающим взглядом человека, который откуда-то знает, что лицо напротив должно быть ему знакомо.
— Юлиан? — спросил он еще раз.
— Да.
Гордон скорбно улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Юлиана по голове, но тут же смущенно отдернул ее.
— Это было так давно, — тихо произнес он. — Бог весть как давно.
Юлиан молчал. Когда он понял, что означают слова Гордона, его охватило странное, иррациональное чувство. Для него, Юлиана, минуло, может быть, всего несколько дней с тех пор, как он последний раз видел Гордона и своего отца, а человек, стоящий перед ним, видел Юлиана в последний раз девяносто лет назад!
— Ты... совсем нисколько не постарел, — неловко произнес Юлиан. Вдруг оказалось, что Юлиан не знает, что говорить. Все те вещи, которые он должен был обсудить с Гордоном, как будто стерлись из его памяти.
С Гордоном, кажется, происходило то же самое, потому что он ответил не сразу и тоже от смущения не смог найти верные слова.
— Ты тоже не постарел.
— Постарел, — возразил Юлиан. — На десять или двенадцать дней.
Гордон мельком улыбнулся, потом взглянул в сторону железнодорожных путей и глубоко вздохнул:
— Что-то ты рано.
— Я пересел по дороге, — сказал Юлиан.
Гордон уточнять не стал и молчал, тяжело опираясь на свою резную трость.
— Значит, вы действительно там оставались, — наконец сказал Юлиан. — Все эти годы.
— Да.
— А мой отец... тоже здесь? — спросил Юлиан.
— Он ждет в машине, — ответил Гордон. — Просто я хотел сперва поговорить с тобой один. К тому же я не был уверен, что встречу тебя. Вот уже три дня мы наступаем тебе на пятки и все не могли пересечься с тобой. Мы немного не застали тебя на ярмарке, потом на вокзале. Я даже успел увидеть, как ты садился в поезд. Но поезда до сих пор нет. Как ты здесь очутился?
— Это долгая история, — сказал Юлиан.
— Тогда расскажешь в машине, — предложил Гордон. — Идем.
Они шли медленно, и Юлиан заметил, что хромота Гордона усилилась.
— Я очень сожалею о том, что сделал с твоей ногой, — виновато сказал Юлиан.
— При чем здесь ты? — Гордон захлопал глазами, но потом вспомнил. — Забудь об этом. Прошло так много времени. Хоть это было и не очень корректно с твоей стороны.
— Мне приходилось спасать свою жизнь, — напомнил Юлиан. — Ведь у тебя был нож.
— В самом деле? Нож? — Удивление Гордона было непритворным. — Но теперь это не имеет значения. До сих пор я прекрасно справлялся. Но когда у тебя за спиной две сотни лет, подагра начинает давать о себе знать.
Они вышли из здания вокзала, медленно спустились по ступеням, и Гордон указал на большой белый автомобиль у подножия лестницы.
Юлиан ахнул. Это был «Мерседес-650», специальная удлиненная модель с отдельной кабиной для шофера — такие он видел только в кино.
— Похоже, опережать свое время — выгодное дело, — сказал он.
Гордон улыбнулся:
— Это принесло нам гораздо больше неприятностей, чем пользы. — У машины он остановился и вполголоса сказал: — Только не пугайся, Юлиан. Твой отец изменился.
Юлиан с колотящимся сердцем влез внутрь и опустился на одно из двух сидений, расположенных друг против друга. Гордон закрыл за собой дверцу, и под потолком загорелся свет.
Несмотря на предупреждение Гордона, Юлиан испугался, увидев лицо человека, сидящего напротив.
Это был его отец. То есть, должно быть, отец.
Лицо, которое увидел перед собой Юлиан, не было ни дряхлым, ни обвислым, как у многих стариков, но оно было более чем древнее.
Волосы были совершенно седые, но возраст выдавала главным образом светившаяся в глазах сила ума.
— Отец? — неуверенно спросил Юлиан и повернулся к Гордону, облика которого время совершенно не коснулось. — Но как же...
— Я все тебе объясню, Юлиан, — сказал отец. — Но только не сразу. Сначала ответь мне на один вопрос: кто-нибудь заметил, как ты садился в машину?
— Нет, — уверенно ответил Юлиан. Но в следующую же секунду поправился: — Я никого не видел. Но Кожаный сказал, что не будет спускать с меня глаз.
