Невероятные создания - Ранделл Кэтрин

Но я отказался становиться похожим на них. Я научился впитывать гримур и управлять им. Древо – источник гримура, оно делится им со всем миром. Но теперь я поглощаю гримур, а скоро сам стану его источником. Поначалу я плутал в темноте, но все же нашел истинный путь. С каждым днем я становлюсь сильнее, а дерево – слабее. Гримур – вся магия мира – почти мой. Мое дыхание обладает силой, способной одурманить любого и подчинить его моей воле. Оно способно убивать!

Кристофер сделал шаг назад. Ветер усилился, потоки воздуха носились по пещере.

– Ты должен меня понять, – сказал мужчина. Его голос осип, и он еще больше растягивал слова. – Ко мне никто ни разу не приходил. Некоторые пытались, но ни один из них так и не добрался до центра. Поэтому у меня не было возможности убить кого-то и испытать свою силу.

В голове у Кристофера поплыл туман. Он заставил себя встряхнуться, как собака. Как Гелифен.

Надо бороться. Даже если предстояло умереть, он должен был атаковать первым. Он выхватил нож и кинулся вперед.

Существо вытянуло огромную руку-ветку и оттолкнуло Кристофера. Он упал, ударившись головой о камни, потом перевернулся, чувствуя головокружение, но все же встал и снова бросился на мужчину.

На этот раз тот не двигался. Его глаза сверкнули, а изо рта вырвалось облачко тумана. Дымка окутала Кристофера, и он почувствовал, как холодная мертвая тяжесть давит ему на голову и грудь. Он упал на колени.

– Хватит, – сказал Сфорца. – Хватит.

Кристофер отполз в сторону, прочь от тумана. Ему потребовались все силы, чтобы подняться на ноги. Губы пересохли, во рту горело. Пошатываясь, он вновь бросился на мужчину.

– То, что ты делаешь, – бессмысленно, дитя. Спектакль, который ты разыгрываешь, лишен главного – зрителей. Никто так и не узнает, сражался ты или нет. Никто не узнает и не спросит, что ты делал перед тем, как умереть.

Кристофер заставил себя заговорить.

– Это не так, – ответил он, задыхаясь. Слова с трудом слетали с его губ. – Я буду знать.

Кристофер собрал все силы и вырвался из плена усталости и страха. Он уклонился от руки-ветки, которая попыталась его удержать, и оказался у самого Древа. Ярость придала мальчику сил, и он действовал быстро. Сфорца взмахнул другой веткой, но Кристофер присел и атаковал, направив лезвие вверх. Нож вонзился в дерево и застрял в нем. Сфорца зашипел, вырвал оружие и отбросил его в сторону. Нож с лязгом упал на каменный пол, а чудовище ударило мальчика по голове.

Кристофера отбросило назад, и он упал, расцарапав ладони о камни. Мальчик поднялся на колено – что ж, значит, он будет сражаться голыми руками. Он был готов рвать чудовище зубами, пока его не поглотит тьма. Он вспомнил о Мэл, которая изо всех сил укусила убийцу, и приготовился к атаке.

По пещере разнесся крик:

– Кристофер!

Мальчик сразу узнал голос, но это было невозможно. Ему показалось, так ведь?

Но тут крик раздался снова, и Сфорца уставился на вход в дальнем углу пещеры.

Кристофер повернулся, и железный шип, который торчал в его сердце, превратился в флагшток, на котором развернулся победный флаг.

В жизни человека случается много хорошего. Но то, что увидел Кристофер, было неповторимым: очень низко, почти касаясь ногами пола, навстречу ему летела Мэл. В руке она держала гримурный клинок Найтхэнда.

От этого зрелища Кристофер засиял, как золотой самородок.

Мэл бросила оружие к его ногам, и мальчик его подхватил. Он бросился вперед, лезвие вонзилось глубоко в кору: попался! Вопль чудовища разнесся по пещере. Кристофер наносил удар за ударом по линии, где человек и Древо срослись, пока наконец не разъединил их.

Франческо Сфорца стоял, пошатываясь из стороны в сторону. Он был маленьким, исхудавшим и очень старым, ведь бо́льшую часть жизни провел здесь, в темноте пещеры. Коричневый оттенок быстро покинул его кожу, уступив место мертвенно-бледному. Обессиленный, Сфорца опустился на землю, и дети связали ему руки и ноги веревкой.

– Я знаю обратную дорогу, – сказала Мэл. – Я здесь как дома. Следуй за мной.

Волочить за собой пленника оказалось довольно выматывающим занятием, хотя он казался очень легким. Дети остановились перед ямой.

– Может, бросим его в пропасть? – спросил Кристофер.

Мэл покачала головой. Она стиснула зубы, взгромоздила Сфорцу себе на спину и перелетела с ним через пропасть. На последних вздохах ветра она перенесла и Кристофера: они наполовину перепрыгнули, наполовину перелетели сквозь тьму. Когда дети оказались наконец на свежем воздухе, по их лицам струился пот. Дыхание ветра показалось им невероятно сладким.

Бессмертье

Кристофер и Мэл оттащили изможденного, худого и бледного, как утопленник, Сфорцу на солнце. Связанный, он лежал без сознания под деревом с шипами. Они отошли от него достаточно далеко, чтобы пульсирующая в этом человеке злоба ощущалась не так сильно.

– Ты ранена? – спросил Кристофер.

Мэл покачала головой:

– Я так много видела, Кристофер.

Во взгляде Мэл больше не светились искры детства. У нее было лицо человека, который познал древние, не сулящие ничего хорошего истины.

– Расскажешь мне?

– Не все. Кое-что. То, что могу. Нам нужно сесть, а то мы свалимся.

Дети сели на песок плечом к плечу. Было жарко, но девочка дрожала. Она закуталась в плащ. Ее волосы спутались, а лицо покрылось слоем грязи и крови, но, сидя здесь, она излучала удивительное сияние. Казалось, так сверкает сама вечность. Она выглядела как королева – или нет, не королева, подумал Кристофер. Мэл выглядела как та, перед кем королева преклонила бы колени.

– У нас есть вода?

– Я оставил у входа в пещеру.

Кристофер дошел до пещеры и взял воду. Он шагал по песку медленно, борясь с головокружением.

Мэл выпила половину, а затем, улыбнувшись, глотнула еще немного. Кристофер допил остатки.

– Расскажи мне, – снова попросил он. – Что можешь.

Девочка начала:

– Я увидела куда больше, чем могла представить. – Ее голос был лишен эмоций, она едва слышно выговаривала слова. – Я видела ужасные вещи. Невыносимое зло. Зависть, ярость и жадность, которые скрывались под маской добрых намерений. Я видела, как миллионы мужчин и женщин используют незнание как оправдание своим поступкам. Я видела горы трупов, брошенных в ночи.

Я понимаю, почему последнее Бессмертье – Марек – сказало: «Я не могу. Нет. Нет миру, нет человечеству. Люди не стоят того, через какие страдания мне приходится проходить по их вине. Я твердо заявляю: „Меня это больше не волнует“. Я говорю: „Я больше не взгляну в глаза человечеству“. Я говорю: „Нет“».

Я видела тьму и тьму в еще большей тьме. Я видела столько бессмысленных страданий, столько страха и боли. Я видела смерть. Да, Кристофер, смерть!

Мэл содрогнулась всем телом:

– Я теряла детей. Но я видела красных драконов, летящих над горами в лучах заходящего солнца. Видела, как один человек отдает жизнь, чтобы спасти другого, – так просто и естественно, словно делал вдох. Видела, как люди находят любовь во время войны и голода. Видела, как люди дают обещания и исполняют их, даже если на это уходит вся жизнь. Видела львов, встречающих полночь. Я видела столько чудес! Я видела, до чего прекрасен этот мир. Я видела, как люди пытаются учиться – рисованию, садоводству, языкам, ремеслам – и как они достигают успеха. Видела жесты доброты, такие широкие, что они изменяли все вокруг. Я смеялась над лучшими в мире шутками и слушала такую чудесную музыку, что мне казалось, я сейчас упаду в обморок от восторга. Я видела, сколько всего делается во имя любви и сколько людей живут ради нее. Видела рождение – одно за другим. Я познала такую радость, Кристофер!

Он смотрел на нее, не отрываясь, вдыхая теплый воздух, в котором растворились запах горячего песка и бесконечная красота моря.