Невероятные создания - Ранделл Кэтрин

Далее шли кентавры. В черных нагрудных пластинах, они маршировали в ногу. В их числе были трубачи, мужчины и женщины, но они не поднимали инструменты, ожидая сигнал.

За кентаврами бесшумно, на мягких лапах, бежали рататоски, которые подпевали дриадам тонкими голосами. Следом, опустив головы с золотыми рожками, прыгали аль-мираджи. После них семенили кинко, роняя алые слезы, блестевшие на их мохнатых мордочках, как огненные искры.

Из леса выступили сотни разномастных единорогов: серебристых, белых, жемчужных. Они не присоединились к шествию, но остались на краю чащи, встряхивая гривами и сотрясая воздух громким ржанием.

Процессия остановилась.

Кристофер одной рукой сжимал рукоять кинжала, висевшего на поясе, а другой – касапасаран. Наравирала опустилась на песок, и мальчик соскользнул с ее спины. Она наклонилась и прикоснулась лицом к его лицу.

– Мужайся, – сказала она. – Тебе придется вынести это, потому что другого выхода нет. Мужайся, мой храбрый мальчик.

Затем Наравирала повернулась и обратилась ко всем существам, собравшимся на берегу:

– Малум Арвориан погибла, но она не умерла. Она – Бессмертье. За смертью следует возрождение. И потому мы оплакиваем не ее, а себя. Наша печаль есть дитя нашей любви. Мы плачем, потому что больше не увидим ее лица. Мы поем о храбрости ее славного сердца. Наш ужин пройдет в печали, но уже завтра мы будем благодарны ей за то, что она совершила.

Наравирала повернулась к кентаврам и приказала:

– Трубите в честь летающей девочки!

Музыканты протрубили один раз, другой, третий.

Кристофер почувствовал, как по его лицу вновь потекли слезы. Существа, выстроившись в ряды, издали клич – каждый на своем языке. Они кричали от горя и в знак благодарности, они славили девочку, и их возгласы пронеслись по небу и океану.

За много миль от траурного шествия берсерк и нереида-полукровка рыдали, испытывая неимоверную радость и скорбь.

Благодарность сфинксов

На следующий день Наравирала навестила Кристофера в пещере сфинксов. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и рассказывал о человеке из лабиринта и его неутолимом желании не оказаться под властью мира, судьбы и других людей.

Она кивнула:

– Вот почему великая власть не должна оказываться в руках одного человека. Она должна принадлежать всем. – Ее голос звучал грубее, чем обычно. – Власть следует рассредоточить между многими достойными людьми, и не потому, что это хорошо или справедливо, а лишь потому, что это единственный способ противостоять подобному злу.

Наравирала ушла, но вскоре вернулась и поставила у ног Кристофера миску с кусками вареного мяса.

– Ты понимаешь, почему она сделала то, что сделала?

Мальчик кивнул.

– Можешь мне сказать?

Он покачал головой:

– Не могу, но точно знаю почему.

– Думаю, я догадываюсь почему. Это было доказательством того, что мир достоин любви. Сфинксы уже слагают о ней стихи. И о тебе тоже. Мы высечем оды на горных склонах.

Кристофер поднял голову и посмотрел на мудрое морщинистое лицо Наравиралы. Сфинкса, оказывается, можно ранить: для этого нужно разбить ему сердце.

Следующим утром Кристофер проснулся, впервые не чувствуя расползающейся по телу боли. К его лицу прижималась зеленая мордочка. Это была Рэтвин.

Мальчик радостно вскрикнул, и рататоска уткнулась носом в ладонь мальчика – это был высший знак доверия.

– Вот, – невнятно пробормотала она и что-то выплюнула. – Это для тебя.

– Спасибо! – Кристофер сел. – Но в следующий раз было бы неплохо проснуться без шерсти на лице.

В его руке лежал крохотный сверток из коричневой бумаги, перевязанный зеленой нитью. Внутри оказался лоскут мягкой белой ткани, а в нем – золотая серьга в виде кольца. Сердце Кристофера упало, кровь отхлынула от лица.

– Что? Найтхэнд! Он?..

– Нет! Нет. Это в знак благодарности.

– Вот же… Он не мог как-то иначе выразить благодарность? Сам же говорил, что это гробовые!

– Ириан так и сказала, что ты испугаешься, но он настоял. – Резкий голос рататоски стал тише. – Он жив. Его отвезли на остров Кентавров, где проживает целительница Кентавира. Она лечит его, наносит на рану мазь, которую изготавливает из почвы. Кентавира трижды меняла состав, и подействовала только последняя мазь! Она нанесла ее как раз тогда, когда земля содрогнулась! Если бы ты и дитя-Бессмертье не спасли гримур, я думаю, берсерк был бы уже мертв.

– Как его рука?

– Пока еще зеленая и похожа на испорченное мясо, но он заявил, что в этом есть свой шик.

– А как ты?

Глаза рататоски загорелись:

– Ну, я здорово повеселилась. Отравила жизнь кентавру-убийце! Выкинула припасы за борт, погрызла паруса. Кусала его, когда он спал. Этот болван пытался поймать меня и выбросить в море, но я забралась на верхушку мачты. Туда-то ему ни в жизнь не допрыгнуть! Когда он подошел к одному из островов, я нырнула в воду и доплыла до суши. Не знаю, где эта отвратительная морда бродит сейчас, но от нас, рататосок, он нигде не скроется!

– А как Ириан?

– У нее все хорошо. – На несколько секунд повисла тишина. – И она влюблена. Чувства не так-то просто ей даются, но я уверена, что теперь она в полном порядке.

– Она влюбилась в Найтхэнда?

Рэтвин кивнула:

– Нелегкий выбор, но зато нескучный.

Она рассказала ему и другие новости: о ростках, которые начали пробиваться из земли, и о том, что кракены возвращаются в свои места обитания, где теперь достаточно пищи. Нереида по имени Галатия просила передать Кристоферу послание:

– «Скажи ему: вода прибывает. Вода живет».

– И это… правда? Все-все?

Рататоска подняла маленькую, покрытую мехом мордочку.

– Да, – сказала она. – Правда.

Позже Наравирала взяла Кристофера с собой на прогулку, усадив на свою широкую мускулистую спину. Жак летел рядом. Вместе они направились к месту, где из скалы бил ручей.

– Это наша лучшая вода. Выпей, и ты долго не будешь испытывать жажды.

Они вместе попили из ручья.

– Где она? – спросил Кристофер. – Мэл… Когда она… вернется?

Наравирала покачала огромной головой:

– Мы пока не знаем. Но она уже где-то здесь, в этом я уверена. И мы узнаем, где именно; думаю, рататоска мне сообщит. Я знаю, что придет время, когда новое Бессмертье найдет тебя. Помни, мальчик: все, что знала и видела Мэл, все, что она любила, все это знает, видит и любит новое Бессмертье. Мэл не ушла по-настоящему: она стала частью бесконечной души. Однажды Бессмертье придет к тебе, оно обязательно подбежит и радостно позовет тебя по имени. Это будет великий день. Но сейчас настало время возвращаться домой.

– Здесь есть проход?

– Да, но очень далеко. Придется обогнуть половину Архипелага. На лодке туда не добраться: помешают скалы и коралловые рифы. Мы охраняем проход с того момента, как он открылся. Скорее всего, это произошло, когда чудовище умерло.

– И как мне туда попасть? Я не Мэл, летать не умею.

– Ты полетишь, – вмешался Жак. – На драконе.

Кристофер с сомнением посмотрел на джакулуса: использовать его было бы негуманно. Все равно что попытаться сесть на спину колибри.

– Только не обижайся… Это очень любезно с твоей стороны… но я не уверен, что тебе самому это понравится. Или что это возможно с научной точки зрения.

Жак обиженно надулся и поджег ближайший куст.

– Да не на мне! Я послал весточку дальней родственнице.

Дракон, о котором шла речь, оказался размером с небольшой замок. Он выглядел знакомо: его туловище было черным, с бликами зеленого, пурпурного и темно-синего, а нижняя часть крыльев сияла алым.

– Я вас уже видел!

– Она говорит только на своем языке, – сказал Жак. – На самом древнем языке! Он древнее всего, что придумали люди.