Кейт Коннолли - Чудовище
Я тащу его к себе и прижимаю лицом к прутьям, так близко, что чувствую у него изо рта запах кролика, которого Дэррелл ел на обед.
— Ты нам расскажешь, куда увозил девочек. А нет — так вскрою тебе череп. — Я постукиваю ему по лбу, на коже выступает капля крови и катится по лицу. — Или выжму из тебя все, что мне нужно. — Я чуть сжимаю хвост, и Дэррелл цепляется за него скрюченными пальцами. — Выбирай.
— Ничего ты мне не сделаешь, — хрипит он.
Он мне не верит. Противно, но ничего не поделаешь — это ради Рена. И ради меня самой. Я давлю сильнее. Еще сильнее. Он давится. Хрипит. Лицо приобретает синеватый оттенок. Я отвожу взгляд, но хвост сжимаю по-прежнему.
В конце концов Дэррелл через силу кивает, и я его отпускаю. Он долго кашляет и лежит плашмя на полу клетки, хватая ртом воздух. Рену, наверное, противно видеть, какая я жестокая. Но он был прав. Без этого не обойтись. Если мы не остановим Барнабаса и Дэррелла, очень скоро очередное наивное создание колдуна вновь примется таскать из города девочек.
Я этого не допущу.
— Я отвозил их к королю Энселю Белладомскому. — Дэррелл сплевывает кровь. Уж не повредила ли я ему ребра? Так ему и надо.
Рен бледнеет.
— Зачем ему девочки?
На лице Дэррелла странная гримаса — будто он хочет улыбнуться, но улыбаться больно.
— А ты как думаешь? Не слыхал, о чем болтают?
Рен задыхается, на его лице проступает догадка. Он наставляет меч на плечо Дэррелла, острие останавливается в миллиметре от кожи.
— Ты продал их на корм Сонзеку?
Дэррелл поднимает руки.
— Это все Барнабас придумал, светлая голова. А меня просто нанял. Он хорошо платит, ну а мне денежки всегда нужны. Да и какой дурак откажет колдуну? А ему это зачем-то надо было. Личное дело, понимаешь. — Он смотрит на меня. — Вот вроде как тебя убить.
Рен шагает туда-сюда перед клеткой.
— Всех девочек, и совсем маленьких тоже? И Делию!
— А Сонзек — это что? — спрашиваю я, окончательно потеряв нить беседы.
Рен оборачивается. Лицо у него бешеное.
— Ты что, вообще ничего не знаешь? Нет в Белладоме никаких цветов и фонтанов. Это город торговцев и купцов. А под утесами на берегу у них живет древнее морское чудовище, и их идиот-король его разозлил. И теперь он каждое полнолуние должен сбрасывать с утеса по девушке, не то Сонзек затопит город. Энсель потому и полез в Брайр, тогда у нас и случился этот кошмар с колдуном.
Рен бьет ладонью по стволу дерева, потом трясет рукой. Дэррелл хрюкает и в награду получает тычок рукоятью меча.
— Это ты виновата, — говорит Рен и идет ко мне. — Все твоих рук дело.
Я смотрю в землю. Под ногами у меня пробиваются травинки.
— Знаю.
Рен останавливается. Он ждал, что я буду возражать. Мог бы уже узнать меня получше, почти разочарованно думаю я.
Во мне поднимается решимость, смывающая на своем пути все — и грусть, и жалость к себе. Да, это я во всем виновата. Но я все исправлю. Я придумаю, как сделать, чтобы Барнабас, Энсель, Дэррелл и все их подручные пожалели о том дне, когда впервые услышали про Брайр.
Я расправляю плечи и иду к запряженной в повозку лошади. Она ржет и тычется мне носом в шею. Я отвязываю поводья.
— Ты что делаешь?
— На. — Я сую ему поводья. — Мы едем в Белладому. Мы вернем Делию и остальных девочек домой.
День шестьдесят второй
Я лежу у костра и гляжу, как бледнеют звезды в рассветном небе.
После того как я изложила свой план, Рен не сказал мне ни слова. Но он пошел со мной, и мы вместе спрятали повозку в рощице и накрыли холстиной. Чем дольше Дэррелл просидит незамеченным, тем лучше. Если он выберется, то побежит прямиком к Барнабасу.
Я вздрагиваю. Только колдуна нам сейчас и не хватало. А вдруг он уже идет по нашему следу?
Рен спит, завернувшись в позаимствованное у Дэррелла одеяло. Видно, что ему холодно, он напуган, и мне так хочется обнять его и сказать, что все будет хорошо.
Но мне нельзя к нему прикасаться. Прошлым вечером, передавая жареную крольчатину, я случайно коснулась его руки, и он отпрянул.
Противно.
Я чужая в Брайре. И в Белладоме тоже, пусть даже Рен в это не верит. Я чужая для Барнабаса, моего лжеотца, и для Оливера, который был отцом мне-прежней, девочке по имени Розабель.
Я чужая везде.
Рен зевает.
Я переворачиваюсь на спину. Он рассердится, если увидит, что я на него глазею. Солнце уже встало, и на небе гаснут последние звезды. Мы не знаем, далеко ли еще до Белладомы, но нам надо идти. Дэррелл обычно отсутствовал не больше нескольких дней, так что, думаю, город уже близко.
Меня беспокоит другое: как мы вытащим девочек из замка. Даже если мы придумаем, как проникнуть внутрь, и доберемся до них, они ни за что не пойдут за чудовищем, которое их в эту Белладому притащило. А ведь чтобы помочь им бежать, мне наверняка понадобятся и хвост, и когти, и крылья.
Придется их как-то убедить, что я хочу помочь. Но это будет нелегко.
Рен встает и, не оглядываясь, идет в лес. Не желает меня замечать. Что ж, пусть не замечает сколько душе угодно; я все равно помогу ему, что бы он там ни говорил.
После исчезновения Делии он стал другим. На мягком лице проступили морщинки, и теперь оно выглядит усталым и печальным. Глаза у него по-прежнему блестят, но уже не от готовности к проказам, а от жажды мести.
Это я виновата.
Наверное, после того как Розабель — я — умерла, он решил, что отвечает за Делию. А теперь потерял их обеих.
Я собираю в мешок вещи, которые мы забрали у Дэррелла, и тут меня окатывает ужасом. А вдруг Барнабас отправил Розабель в Белладому? Вдруг на самом деле я умерла там? Он ведь так и не сказал, куда унес мое тело, когда исчез из дворца. Он столько мне лгал, что россказни насчет быстрой смерти тоже кажутся более чем сомнительными. Плащ у меня теплый, но я вздрагиваю.
Рен возвращается, на ходу вытаскивает из кармана ломоть вяленого мяса и, жуя, садится на лошадь и выезжает на дорогу.
Я изо всех сил стараюсь за ним поспевать, но всякий раз, как я оказываюсь рядом, он пришпоривает лошадь.
Что ж, выбора у меня нет — придется лететь, иначе отстану. Я раскрываю крылья и отрываюсь от земли. Люблю летать — но, боюсь, теперь Рен окончательно поверит в то, что я чудовище.
Но он на меня не смотрит.
— Рен.
Молчание. Ни движения губ, ни взгляда. Он молчит и глядит на дорогу перед собой, а я знай машу крыльями рядом. Я загораживаю лошади дорогу. Она ржет и пятится, Рен подпрыгивает в седле.
Я умоляюще протягиваю руку:
— Нам надо поговорить. Нужен план.
Он успокаивает лошадь и пытается объехать меня. Я снова встаю у него на пути.
— Мы должны быть заодно, иначе ничего не выйдет.
На этот раз я удостаиваюсь враждебного взгляда.
— Ты ведь и сам все прекрасно понимаешь. Мы справимся, только если будем делать дело вместе. Иначе у нас ничего не получится.
Он пришпоривает лошадь.
— И Делию мы не спасем.
Он заворачивает лошадь. Доброе лицо излучает холод.
— Ну и? Что ты хочешь от меня услышать? Как прекрасно, я еду вместе с чудовищем выручать принцессу из лап злого короля, который живет в грязном вонючем городе?
Я вздыхаю.
— Я понимаю, что ты меня терпеть не можешь. Но я делаю это не только для тебя и для девочек, но и для себя тоже.
— Для себя? А ты-то тут при чем?
Сердце у меня падает. Он же не знает, кто я. Да и поверит ли он мне? В глубине души я надеялась, что он сам обо всем догадается. Я делаю глубокий вдох.
— Я раньше жила в Брайре. Меня тоже убил колдун.
Рен фыркает.
— И как тебя звали?
Он складывает руки на груди и сжимает поводья побелевшими от напряжения пальцами.
Я собираюсь с духом. Ненавидеть меня больше ему, наверное, уже просто некуда, но все равно утешение слабое.
— Розабель.
Он чудом не падает с лошади.
— Врешь! — Он хлещет лошадь по крупу, она приседает на задние ноги, а потом пускается стрелой.
Я лечу следом, охваченная страхом — вдруг он утратит и те крохи доверия, что, возможно, у него еще сохранились.
— Я не вру. Почему при первой встрече тебе показалось, что ты меня знаешь? Почему Оливер узнал мои глаза?
Рен разворачивает лошадь.
— Хватит!
— Потому что мои глаза — это глаза Розабель.
— Хватит, я сказал!
Лошадь перебирает ногами. Угрожающие нотки в голосе Рена пугают ее. Я уже жалею о сказанном, но, увы, поздно.
— Да, в остальном я никакая не Розабель. Но у меня ее мозг и глаза. И иногда ко мне возвращаются ее воспоминания. — Я нерешительно делаю шаг вперед. Рен смотрит на меня с непроницаемым лицом. — Наверное, поэтому я тебе поверила, хоть Барнабас и приучал меня не доверять людям. Ты ведь хорошо знал Розабель, правда?
— Она была славная и добрая. Ты на нее совсем не похожа. Она ни за что не стала бы помогать колдуну. Она защищала бы город!
