Джоан Роулинг - Гарри Поттер и философский камень
Флоренций, неожиданно обозлившись, встал на дыбы, так что Гарри пришлось ухватиться за его плечи, чтобы не упасть.
— А ты — видишь ли ты этого единорога? — загремел он, обращаясь к Бэйну. — Известно ли тебе, почему он погиб? Или, быть может, планеты держат это от тебя в секрете? Я восставил себя против мерзости, ползающей теперь по этому лесу; да, я встану против неё плечом к плечу с людьми, если потребуется!
Флоренций прянул и помчался прочь; Гарри держался за него из последних сил. Они устремились в лес, оставив позади Ронана и Бэйна.
Гарри так и не понял, что произошло.
— Почему Бэйн так рассердился? — спросил он. — И всё-таки, от чего это вы меня спасли?
Флоренций перешёл на шаг, предупредив Гарри держать голову пониже — на случай низко висящих ветвей — но на его вопрос так и не ответил. Они молча пробирались сквозь лес — так долго, что Гарри успел решить, что Флоренций с ним больше разговаривать не желает. Когда они подошли к одной особенно густой заросли, он неожиданно остановился.
— Знаешь ли ты, Гарри Поттер, зачем используют кровь единорога?
— Н-нет, — сказал Гарри, озадаченный странным вопросом. — Мы на уроках зелий только кусочки рога и волосы из хвоста брали.
— Это оттого, что убийство единорога — чудовищное злодеяние, — сказал Флоренций.
— Только те, кому нечего терять, но есть что приобрести, решаются на подобное преступление. Кровь единорога помогает остаться в живых, даже если ты на волосок от смерти, но дорогой ценой заплатишь ты за это. Чтобы спасти себя, ты умертвил создание столь чистое и беззащитное, что проживёшь ты жизнь после этого лишь наполовину. Вся жизнь твоя проклята с того мига, как первая капля коснулась твоих губ.
Гарри уставился на затылок Флоренция, отливающий серебром в лунном свете.
— Но кто же это может быть в таком отчаяньи? — думал он вслух. — Уж лучше смерть, чем вечное проклятие. Ведь правда?
— Да, — согласился Флоренций, — но что, если тебе нужно всего лишь протянуть немного, пока ты не сможешь выпить нечто другое — что восстановит в тебе былую власть и силу, принесёт тебе бессмертие? Известно ли тебе, Поттер, что таится сейчас в подвале школы?
— Философский камень! Ну конечно — эликсир жизни! Но я всё равно не понимаю, кому…
— Подумай — не знаешь ли ты, кто ждал многие годы возвращения своей силы, своей славы, кто цеплялся за жизнь, ловя любую возможность?
Сердце Гарри как будто стянуло железным обручем. В шорохе листьев вокруг он различил те слова, которые сказал ему Хагрид в ночь их первой встречи: «Кое-кто говорит, будто он умер. Брехня собачья, я так скажу. В нём, чтобы умереть, уже недостаточно человеческого было».
— Значит, — прохрипел Гарри, — это был Воль…
— Гарри! Гарри, ты жив? Ты ранен?
Гермиона со всех ног бежала к ним по тропинке; позади неё пыхтел Хагрид.
— Я-то в порядке, — крикнул Гарри, едва соображая, что он говорит. — Хагрид, единорог убит — он лежит там, на поляне.
— Пришло время мне тебя покинуть, — промурлыкал Флоренций, провожая глазами Хагрида, спешащего к единорогу. — Теперь ты вне опасности.
Гарри соскользнул с его спины.
— Желаю тебе удачи, Гарри Поттер, — сказал Флоренций. — Прежде случалось, что движение планет было истолковано неверно, в том числе и кентаврами. Я льщу себя надеждой, что мы ошиблись и на этот раз.
Он повернулся и ускакал обратно в чащу леса, а Гарри, дрожа, остался стоять на тропе.
Рон, не дождавшись их, уснул в тёмной общей комнате. Во сне он выкрикивал что-то о квиддиче и штрафных. Гарри грубо потряс его за плечо. Как только он начал свой рассказ о том, что произошло в лесу, сна у Рона не осталось ни в одном глазу.
Гарри не мог усидеть на месте. Он мерил шагами площадку перед камином; его всё ещё трясло.
— Снейпу нужен камень для Вольдеморта… Вольдеморт притаился там, в лесу… А мы-то думали, Снейп просто разбогатеть хочет…
— Перестань произносить это имя! — испуганно шептал Рон, словно опасаясь, что
Вольдеморт мог их услышать.
Но Гарри не обратил на него внимания.
— Флоренций меня спас, хотя ему и не стоило этого делать… Бэйн — он просто в ярости был… Он всё говорил про планеты, и что нельзя вмешиваться в то, чему суждено произойти… Должно быть, планеты предсказывают, что Вольдеморт вернётся… Бэйн считает, что Флоренций должен был позволить Вольдеморту меня убить…
Наверное, они и это тоже в звёздах увидели…
— Да хватит тебе имя-то говорить! — зашипел Рон.
— Теперь мне только ждать, пока Снейп украдёт камень, — горячо продолжал Гарри, — и тогда Вольдеморт придёт и меня прикончит… Ну что ж, хоть Бэйну будет какая-то радость…
У Гермионы вид был очень перепуганный, но говорила она разумно и даже утешительно:
— Гарри, все говорят, что Дамблдор — единственный, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Пока Дамблдор здесь, Сам-Знаешь-Кто не посмеет тебя тронуть. И потом, кто знает, правы ли кентавры? Всё это очень напоминает ясновидение, а профессор Макгонагелл всегда говорит, что это исключительно неточная область чародейства.
Они не могли угомониться до самого рассвета, и в постель пошли, только когда окончательно вымотались, наговорившись до хрипоты. Но эта ночь преподнесла Гарри ещё одну неожиданность.
Когда Гарри откинул одеяло, под ним обнаружилась аккуратно сложенная накидка-невидимка. К ней была приколота записка:
На всякий случай.
Глава шестнадцатая. Через люк в подвал
Впоследствии Гарри никак не мог припомнить, каким образом ему удалось пережить экзамены, когда он с минуты на минуту ожидал, что в дверь ворвётся Вольдеморт. Однако шёл день за днём, а Пушистик несомненно всё ещё сидел за запертой дверью, живой и невредимый.
Стояла страшная жара; особенно душно было в больших кабинетах, где их всех собирали для письменных контрольных. На каждый экзамен им выдавали особые перья, заговоренные против списывания.
Кроме контрольных, надо было сдавать ещё и практические экзамены. Профессор Флитвик вызывал их по одному в свой класс — с тем, чтобы они заставили ананас отплясывать на парте чечётку. Профессор Макгонагелл наблюдала, как они превращают мышей в табакерки; оценка была тем выше, чем красивее получалась табакерка, но снижалась, если на ней оставались усы. Снейп нагнал на них страху, стоя за их спинами, пока они пытались вспомнить, как готовится зелье от забывчивости.
Гарри старался, как мог. Он пытался не обращать внимания на острую боль во лбу, не оставлявшую его с самого ночного путешествия в лес. Невиль думал, что Гарри просто очень волнуется перед экзаменами, потому что Гарри почти не спал. На самом же деле, стоило ему сомкнуть глаза, как к нему снова являлся его знакомый кошмар, только во много раз хуже — теперь в нём была ещё тёмная фигура под капюшоном, залитая кровью.
Оттого ли, что они не видели того, что в лесу пришлось увидеть Гарри, или оттого, что у них во лбу не горел шрам, но Рон и Гермиона не так уж беспокоились о философском камне. Конечно, они боялись появления Вольдеморта, но всё же он не являлся к ним во сне, а учёбой они были заняты так плотно, что на мысли о том, что задумал Снейп (или кто бы то ни было другой) у них просто не оставалось времени.
Самым последним экзаменом была история магии. Ещё один час — который они провели, отвечая на вопросы о спятивших старых колдунах, которые изобретали что-нибудь наподобие котлов с самоперемешиванием — и они будут наконец свободны, на целую блаженную неделю, пока не объявят результаты экзаменов. Когда призрак профессора Бинса велел им положить перья и свернуть пергаменты, Гарри присоединился к общему ликованию.
— Даже легче оказалось, чем я думала, — сказала Гермиона, когда они вышли на залитый солнцем двор, где, похоже, собралась вся школа. — Про кодекс оборотней 1637 года[50] и восстание Эльфрика Жадного можно было и не учить.
После каждого экзамена Гермиона обычно садилась разбирать свои ответы, но на этот раз Рон заявил, что его от этого стошнит, так что они направились к озеру и плюхнулись на берегу в тени от большого дерева. Неподалёку братья Уизли и Ли Джордан щекотали под щупальцами гигантского спрута, который выплыл погреться на мелководье.
— Всё, конец занятиям, — радостно вздохнул Рон, растянувшись на траве. — Эй, Гарри, гляди веселей — у нас впереди ещё целая неделя. Пока мы не узнаем, что завалили экзамены, беспокоиться не стоит.
Гарри тёр свой лоб.
— Хоть бы знать, что это означает, — не выдержал он. — Мой шрам всё болит и болит. Раньше так тоже бывало, но чтобы так часто — никогда.
— Сходи, покажись мадам Помфри, — предложила Гермиона.
— Да я не болен, — сказал Гарри. — Я так думаю, это предупреждение какое-то… Грядёт что-то ужасное…
Рону было слишком жарко для того, чтобы серьёзно испугаться.
— Ладно тебе… Гермиона правильно говорит — пока Дамблдор здесь, камень будет цел. К тому же, никто не сказал, что Снейп знает, как Пушистика обойти. Он уже один раз чуть без ноги не остался — что-то мне кажется, что ему не особо хочется ещё раз пробовать. А уж чтобы Хагрид Дамблдора подвёл — да Невиль раньше за сборную Англии в квиддич играть будет.
