Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 5. Мы — на острове Сальткрока. Мадикен. Мадикен и Пимс из Юнибаккена
— Лифчиков? — переспросила Чёрвен. — Мы же не в каменном веке!
Так обычно говорила Тедди, когда речь шла о чем-то старомодном.
Мелькер уже не слушал, потому что мотор снова фыркнул «фьют, фьют», и Мелькер умоляюще посмотрел на него. Но напрасно. Фыркнув в последний раз «фьют», мотор совсем заглох.
— Дядя Мелькер, знаешь что? — сказала Чёрвен. — С книгами, может, у тебя и получается, но в этом деле ты ничегошеньки не смыслишь. А где Пелле?
— Вероятно, у клетки с кроликом, — прошипел Мелькер и, молитвенно сложив руки, добавил: — Дал бы Бог, чтоб он был у клетки с кроликом и чтобы ты тоже отправилась туда.
— Ты хочешь, чтобы Бог был у клетки с кроликом? — с любопытством спросила Чёрвен.
— Пелле! — закричал Мелькер. — Пелле должен быть у клетки с кроликом… и ты тоже. В первую очередь ты!
— Нет, но ты же сам сказал, что молишь Бога, чтобы он был у клетки с кроликом… — начала было Чёрвен, но дядя Мелькер так дико сверкнул глазами, что она, желая успокоить его, поспешно добавила: — Да, да, я пошла, пошла!
Молитва Мелькера была услышана. Пелле был как раз у клетки с кроликом, и туда-то, переодевшись, отправилась и Чёрвен.
Юкке жил в роскошной клетке.
— Сам Мелькер сделал, собственноручно, — хвастался Мелькер, когда клетка была готова.
Пелле помогал отцу забивать гвозди, хотя Мелькер предупредил его:
— Кончится тем, что ты отобьешь себе пальцы.
— Не-а, — возразил Пелле, — если только Чёрвен будет держать гвозди.
До такой хитрости Мелькер не додумался.
— Почему ты все время лупишь себя по большому пальцу? — спросила Чёрвен, после того как Мелькер дважды ударил себя молотком.
Пососав палец, Мелькер ответил:
— Потому что ты, Чёрвен, не держишь мне гвоздь.
Но клетка, когда ее смастерили, все же вышла хоть куда. «Вот обрадуется кролик, когда переедет в нее!» — подумал Пелле.
Сияя от счастья, он притащил Юкке на скотный двор Янссона и спустил его на землю возле нового жилища.
Это сооружение было спрятано за кустом сирени, в укромном местечке, где Пелле мог сидеть наедине с Юкке и чувствовать себя счастливейшим в мире обладателем кролика. Клетка была сделана из кусков металлической сетки, оставшейся от курятника. С одной стороны клетки была дверца с небольшой защелкой, так что Пелле нетрудно было вынуть кролика из клетки, когда хотелось подержать его на руках. В глубине клетки стоял ящик с круглым отверстием, служивший маленьким домиком для Юкке.
— Прыгай туда, когда пойдет дождь или похолодает, — советовал кролику Пелле.
Когда пришла Чёрвен, он сидел с Юкке на руках. Она помогла накормить Юкке, а потом Пелле принялся наставлять Чёрвен, как ухаживать за кроликом. Ведь Чёрвен придется заботиться о Юкке, когда Пелле уедет обратно в город.
— Я никогда не прощу тебе, если не будешь его как следует кормить, — сказал Пелле. — И смотри, чтоб он не сбежал.
Не мешало бы самому Пелле быть повнимательнее, потому что не успел он произнести эти слова, как Юкке, выскочив у него из рук, скакнул прямо в заросли сирени.
Пелле с Чёрвен вскочили и бросились вслед за ним. Легонько тявкнув, помчался за ними и Боцман.
— Эй, Боцман, не тронь Юкке! — испуганно крикнул на бегу Пелле.
Глупее этих слов Чёрвен давно не приходилось слышать.
— Боцман никогда никого не трогает, пора бы знать. Он думает, что мы просто играем.
Пелле стало совестно. Но ему некогда было просить прощения у Боцмана, ему надо было ловить Юкке.
На задворках Столяровой усадьбы Малин вместе с Юханом и Никласом выбивали подушки и одеяла, и, когда прискакал Юкке, Юхан набросил на него шерстяное одеяло. Юкке яростно бился под одеялом, оно вздымалось, точно бушующее море. Под конец кролику все же удалось вырваться из плена. Прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок — и он скрылся за углом дома.
Лишь Стине удалось схватить его. Она сидела на крыльце с Попрыгушей Калле и, увидев, что мимо мчится кролик, ловко схватила его. Тут же подбежали запыхавшиеся Пелле с Чёрвен.
— Как хорошо, что ты поймала его, — сказал Пелле.
Облегченно вздохнув, Пелле сел на крыльцо возле Стины. Держа Юкке на коленях, он смотрел на него с такой же нежностью, с какой смотрит мать на своего ребенка.
— До чего приятно иметь собственную зверюшку, — сказал он.
Чёрвен и Стина согласились с ним.
— Лучше всего ворона, — уверяла их Стина. И торжествующе добавила: — Он уже умеет…
— Что он умеет? — спросила Чёрвен.
— Он умеет говорить «Пошел прочь!». Я его научила.
Похоже, что Пелле и Чёрвен не поверили ей, и Стина рассердилась:
— Погодите-ка, сейчас сами услышите! Калле, скажи: «Пошел прочь!» Ну-ка, скажи!
Склонив голову набок, ворон упорно молчал. Только после долгих надоедливых приставаний Стины он коротко и недовольно каркнул несколько раз. Лишь человек, обладающий живым воображением, мог принять это карканье за «Пошел пр-рочь!». Таким живым воображением обладала Стина.
— Слыхали?! — ликующе сказала она.
Чёрвен и Пелле расхохотались, а Стина таинственно кивнула.
— Знаете, что я думаю? Я думаю, Калле — заколдованный принц, раз он умеет разговаривать.
— Хм-хм! — возмутился Пелле. — А ты видала когда-нибудь принцев, которые говорят «Пошел прочь!»?
— Да, — ответила Стина и показала на Калле: — Вот этот принц так говорит.
В сказке, которую она только что рассказывала дедушке, было не менее трех заколдованных принцев. И все они обернулись кто диким вепрем, кто акулой, кто орлом. Так почему бы ворону тоже не быть заколдованным принцем?
— He-а, только лягушки бывают заколдованными принцами, — уверяла ее Чёрвен.
— Это ты так говоришь, да? — презрительно спросила Стина.
— Да, про это мне читала Фредди. Это была сказка про принцессу, которая поцеловала лягушку, и та превратилась в принца. Бах — и он тут как тут.
— Придется как-нибудь попробовать, — задумчиво сказала Стина.
Пелле сидел на крыльце и посмеивался.
— А на что тебе расколдованный принц? — спросил он.
— Он может выйти замуж за Малин, — ответила Стина.
«Вот здорово!» — подумала Чёрвен.
— И ей не придется больше быть неженатой, совсем одной, без мужа! — воскликнула она.
Вряд ли какая другая выдумка девчонок могла привести Пелле в большую ярость, чем эта.
— Да ну вас! Катитесь вы вместе со своими заколдованными принцами! — закричал он. — Идем, Юкке!
Чёрвен и Стина долго смотрели ему вслед.
— Ясно, он не хочет, чтобы Малин когда-нибудь женилась, — сказала Чёрвен. — Верно, потому, что у него нет мамы.
Стина, сразу став серьезной, глубокомысленно наморщила лобик.
— А почему его мама умерла? — спросила она.
Нелегко ответить на такой вопрос. Чёрвен задумалась — она не знала, отчего люди умирают.
— Может, как в этой песне, ну, ты знаешь, в какой, — сказала она наконец. — Да, может, это так и есть.
И она запела:
Мир — это остров печали,
Не успел свой век прожить,
Тут и смерть пришла,
Поминай как звали…
— Да-a, грустная песенка, и-эх, — вздохнула Стина.
Водворив Юкке в клетку, Пелле провел прекрасный вечер в одиночестве. Он занялся весенней канавой. Он очень любил разные канавы, особенно весной, — чего там только не было: и насекомые, и всякие растения! Хотя, пожалуй, интереснее всего было перепрыгивать ее одним махом. Иногда это не удавалось, и поэтому Пелле вернулся в тот вечер домой, с ног до головы облепленный грязью.
Мелькер как раз сидел на кухне Столяровой усадьбы, разложив перед собой на столе разобранный мотор. Он надеялся отучить его хотя бы фыркать «фьют, фьют», ничего больше он не хотел и считал, что основательная чистка настроит мотор на нужный лад. Но, странное дело, все маленькие гайки и винтики обладали поразительной способностью исчезать именно в тот момент, когда были нужны, и Мелькер всякий раз страшно сердился.
— Глотаете вы, что ли, эти гайки? — спрашивал он Юхана и Никласа, которые торчали у стола, внимательно наблюдая за работой отца. После нескольких таких же несправедливых обвинений Юхан сказал:
— Пошли, Никлас, спать. А папа пусть сидит и жует свои гайки сам.
Стоило сыновьям исчезнуть, как Мелькер тотчас обнаружил все, что искал.
— Погляди-ка, вот она, эта крошка, которую я искал, — сказал он.
Тут появился Пелле, весь в грязи; он устало вошел на кухню, а Малин сказала:
— А вот и другая крошка, которую искала я. Пелле, что у тебя за вид?!
В тот вечер на кухне Столяровой усадьбы чистили не только мотор. Малин вытащила огромную лохань, усадила в нее Пелле и основательно отскребла с него щеткой грязь.
— Уж уши-то могла бы оставить в покое, — проворчал Пелле, — я мыл их в субботу.
