Кэтрин Эпплгейт - Секрет
Я подняла голову и увидела в небе Тобиаса. Взмахнув крыльями, он заложил крутой вираж и легко опустился на ветку, вонзив острые когти в мягкую древесину.
— Ничего особенного, — сказала я.
— Я слышал, прошлой ночью вам здорово досталось.
— Да? Интересно, от кого?
— От Акса, само собой. От кого же еще? Все эти ваши приключения совершенно выбили беднягу из колеи.
Я вдруг словно споткнулась. То, как он это сказал… в его голосе мне вдруг почудилось что-то странное.
— Тобиас, а ты с кем-нибудь еще говорил?
— Ну… может быть, с Марко, — протянул он.
— Значит, это Марко рассказал тебе, что у меня съехала крыша?
— Ну, сказать по-честному, он выразился по-другому. М-м-м… сказал, что ты спятила. Что тебя закоротило. Ну, и кое-что еще… м-м-м… по этому поводу. Только учти: Марко высказал все это гораздо мягче.
Я горько рассмеялась.
— Что ж, в какой-то степени он прав, Тоби-ас. Меня и в самом деле закоротило, — вздохнула я.
— Тогда добро пожаловать в наш клуб, — радушно заявил Тобиас. — Так ты, выходит, надеялась пройти через все это и остаться нормальным человеком ? Вот это напрасно. На это можешь не рассчитывать, Кэсси — слишком много страха выпало на нашу долю.
— Да, похоже, я здорово устала от всего этого, — созналась я. — Мне ведь пришлось убить королеву термитов. Знаю, что ты сейчас скажешь, что она была обычным жуком, и все такое. Но скажи, кто я такая, чтобы решать, кого можно убить, а кого нет? Вот она я, Всеобщая Мать-Хранительница, как сказал бы Марко, защитница всех животных, и вот когда дело зашло так далеко, вдруг выяснилось, что я всего лишь…
— Не лучше меня ? — подсказал Тобиас.
— Всего лишь обычный хищник, — с горечью сказала я.
— Тебя мучает совесть, потому что ради того, чтобы выжить самой, тебе пришлось убить королеву термитов?
— Мне вообще не следовало соваться туда. Это их мир, а не мой. Эти крошечные тоннели, которые они прогрызают в древесине, — для них это целая вселенная. А я вторглась туда без приглашения. И когда они встали у меня на пути, я нанесла удар. Тебе это никого не напоминает, а, Тобиас?
— Что за глупости! Ты ведь не йерк, да и они не люди! — возмутился Тобиас. — Разве тут вообще можно сравнивать?!
Мне и в голову не пришло спорить.
— Послушай, мне нужно превратиться. Надо сделать одну вещь.
— А именно ? Я вздохнула.
— Только не говори мне, что это глупо, ладно? Это касается одной самки-скунса, которую мы подобрали раненой. У нее в лесу остался выводок, а детеныши без нее неминуемо погибнут. Мне кажется, я более или менее представляю, где они, но ни за что не доберусь туда в своем человеческом виде.
Некоторое время Тобиас молчал.
— Детеныши скунса ? Это, случайно, не их нора поблизости от лагеря йерков ?
— Да.
— Я могу тебе показать, где они.
Несколько самых страшных в моей жизни минут я просто отказывалась понять, что он только что сказал. Мне не хотелось думать о том, откуда Тобиас… откуда краснохвостый канюк может точно знать, где находится нора скунса, в котором остались голодные осиротевшие детеныши.
Я несколько раз глубоко вздохнула, а потом спросила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более ровно:
— Они все еще живы?
— Четверо живы, — ответил Тобиас.
И тогда со мной вдруг случилось то, что бывало нечасто. Я вдруг почувствовала, как все во мне заклокотало от ярости. Ненавидящим взглядом я посмотрела прямо в глаза Тобиасу, потом опустила глаза и увидела острые, как кинжалы, когти. И долго не могла отвести взгляд от его хищно изогнутого клюва.
Перед моим мысленным взором вдруг ярко вспыхнула картина. Я почти видела, как все это было. Видела, как Тобиас, сложив крылья, вытянул когти и камнем упал вниз, а потом, подняв беззащитного малыша вверх, швырнул его об землю…
Меня била дрожь. Я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладонь, чтобы они не дрожали.
— Тогда мне нужно спасти хотя бы остальных, — заявила я, не узнавая свой собственный голос.
— Я тебе помогу, — глухо сказал Тобиас.
Глава 15
Наскоро обернувшись скопой, я вслед за Тобиасом поднялась в воздух. Он уверенно летел впереди меня, направляясь к прогалине, которую я заметила еще накануне ночью.
В когтях у меня болтался замороженный кузнечик. Я не задала Тобиасу ни одного вопроса. Он тоже хранил упорное молчание.
Добравшись до места, он указал мне почти совершенно незаметный вход в нору скунсов, потом молча улетел. Конечно, я догадывалась, что он прямиком отправится к Джейку, чтобы рассказать ему о моей сумасшедшей затее. Догадывалась я и о том, что своим ледяным презрением безумно обидела беднягу Тобиаса.
Но, если честно, в тот момент меня это не слишком волновало. Мне просто хотелось как можно скорей отыскать детенышей скунса. Сама не знаю почему, но для меня в тот момент не было ничего важнее этого.
Как только Тобиас скрылся из виду, я начала превращаться.
Это оказалось не так уж трудно. Не то что превращаться в каких-то жуков. На этот раз у меня остались и глаза, и уши, и рот.
Началось все, как обычно, с уже знакомого ощущения того, что все мое тело съеживается и как бы усыхает. Приятной неожиданностью оказался громадный пушистый хвост, появившийся там, где ему и положено — в нижней части спины. Впрочем, мне уже и раньше приходилось превращаться в белку, а они со скунсом очень похожи.
Но вот мех у них совсем разный. Да, конечно, мне и прежде случалось покрываться шерстью с головы до ног, но никогда еще она не бывала такой роскошной, мягкой и длинной. Настоящая меховая шубка, честное слово! Она была почти сплошь черная, кроме характерной белой полоски, что тянулась вниз по спине и вдоль пушистого хвоста.
Что касается органов чувств скунса, то в них для меня не было ничего необычного. Ну, может быть, слух у них был чуть острее, чем у человека. Обоняние, во всяком случае, было явно острее. А вот зрение намного уступало человеческому.
Да и тело скунса не обладало ни особой силой, ни стремительностью. Сделав первые неуверенные шаги, я обнаружила, что хожу довольно-таки неуклюже, как бы вперевалочку. Потом я попыталась бежать и тут же обнаружила, что бегаю точно так же, как хожу, разве что немного быстрее.
Передними лапками я могла поднимать и удерживать какие-то предметы, но, конечно, до человеческих рук им было далеко.
Но больше всего меня поразили инстинкты и сознание скунса. До этого я проникала в сознание многих непохожих друг на друга животных, и каждый раз чувствовала, что ими правят либо страх, либо голод. В кровь этих животных то и дело мощной струей выбрасывался адреналин.
Но на этот раз… все инстинкты, сознание скунса были… как это сказать… какими-то мягкими, безмятежными. Он явно ничего не боялся. И это не было высокомерным ощущением своей силы, как это бывает у крупных, хищных кошек. Просто ему некого было бояться, вот и все.
Я превратилась в животное размером с крупную домашнюю кошку. У скунса нет ни острых когтей, ни зубов. И тем не менее я твердо знала, что ни одно существо в этом лесу не осмелится заступить мне дорогу. Я упивалась восхитительным ощущением собственной безопасности.
Откуда-то из-под корней дерева до меня донеслось чуть слышное жалобное мяуканье голодных детенышей.
Склонившись над входом, я осторожно просунула внутрь голову. Там было темно, но я легко заметила, что их четверо. Крохотные, беспомощные, беззащитные малыши. Не новорожденные, конечно, но пока еще они были слишком малы, чтобы защитить себя или охотиться наравне со взрослыми.
Знаю, многие люди свято верят в то, что у животных нет и не может быть никаких чувств. Но эти малыши явно были счастливы, увидев меня. Да и в сознании скунса я вдруг почувствовала нечто вроде радости и облегчения.
Вытащив голову, я вернулась за своим кузнечиком. Он разморозился и был уже мягким и съедобным. Забравшись в нору, я устроила внутри небольшое углубление и легла, а детеныши тут же прижались ко мне. Потом я осторожно скормила им кузнечика.
Конечно, я помнила, что у меня в запасе всего лишь два часа. Только на меня вдруг накатила страшная усталость. Я буквально клевала носом. Есть больше было нечего. Детеныши перестали скулить от голода. А у меня слипались глаза. Я вдруг ощутила какое-то странное спокойствие, и меня тут же сморил сон.
Но даже во сне я понимала, что со мной происходит. Видите ли, я всегда очень любила животных. Всю свою жизнь. Но сейчас, похоже, этой бездумной, всеобъемлющей любви пришел конец.
Я начала понимать, что в природе не всегда правят доброта и любовь. Мир устроен так, что сильный всегда поедает слабого. А слабый в свою очередь того, кто еще слабее. Именно это и делали йерки — пытались превратить в добычу того, кто всегда до этого был хищником — человека.
