Филип Джолович - Стены молчания
— Ты чертов британец. Ты же не хочешь сказать, что мы пойдем в дом Макинтайра?
— Просто дай мне ключи, Пабло. Я пойду сам. Вернусь через пару секунд.
Он поболтал ими в воздухе перед моим носом, а потом резко отдернул руку, когда я пытался выхватить их.
— Еще не родился такой человек, который может войти в мой дом, если он закрыт. Пошли.
Когда мы подъехали к будке офицера Миллера, уже стемнело. Я спрятался за передними сиденьями под двумя или тремя пальто и свитерами. Там было жарко, как в аду.
Я услышал голос Миллера. Веселый, но любопытный.
Пабло объяснил, что он едет в яхт-клуб. Там собирали старую одежду для благотворительности. Пабло еще добавил, что это было для детей.
Я надеялся, что офицер Миллер не обратит внимания на то, что одежда на задних сиденьях была для довольно больших детей.
Миллер и Пабло поговорили о погоде, о делах в яхт-клубе, о том, что дети бегают без присмотра, об обезглавленных трупах в «тойотах». Миллер сказал, что он сожалеет, что это произошло вне его юрисдикции, и добавил, что машина не доехала всего нескольких футов до его будки. Казалось, что это будет тяжелое лето. Он будет счастлив, когда наступит первое сентября — День Труда, и все поутихнет.
Пабло принялся рассказывать о его лодке.
Я услышал, как открылась дверь будки, затем приближающиеся шаги.
Черт, только не это.
— Да вот и она, — услышал я голос Пабло, очевидно, он показывал фотографию лодки.
— Красивая, — сказал Миллер. — Мне бы никогда не захотелось сходить на берег, если бы у меня была такая лодка.
Опять послышались шаги и обмен приветствиями. Затем я почувствовал, как машина поехала вперед.
— Тебе нравится твоя лодка, — сказал я, выползая, как медведь после зимней спячки, весь покрытый потом.
— Я люблю ее, — сказа он и быстро добавил: — практически так же сильно, как и Джулию. Он положил фотографию на руль. «Джулия I». В глазах Пабло была видна страсть. — Знаешь, — сказал он, — когда Макинтайр узнал, что у меня есть лодка, он сказал, что мне не доведется воспользоваться ею. Я буду работать слишком много. Во всяком случае, он признался, что он ненавидел лодки. Какого черта он держит здесь дом, если он не любит лодки? — Он убрал фотографию в бумажник. — Ублюдок.
— Можно спросить тебе кое о чем, Пабло?
— Вперед, — мило сказал он.
— Когда Макинтайр заставил тебя взяться за мое дело, что было тогда у тебя на уме?
К моему удивлению, он не стал колебаться. Никакого «О Боже», никакой брани.
— Сотрудничество, Фин. Чистое и простое. Я первый человек в семье, который чего-то добился. Не просто имею деньги, но являюсь важным человеком. — Он снял руки с руля и потер лицо. — Это немного затуманило мой ум.
Мы проехали яхт-клуб Сиванака. Пабло вывернул шею, чтобы полюбоваться видом.
— Это должно быть превосходно, — прошептал он.
— Почему ты не присоединишься к ним? — спросил я.
Он смотрел вперед.
— Не их типаж и слишком далеко от дома. — Он немного притормозил. — Это твой дом?
Мы объехали поворот дороги, и впереди земля уходила в долину, полную комаров. Дом Карлштайна находился за ней, он был тенью на фоне заката. Слева от нас дорога огибала холм, потом шла немного вниз, прежде чем переходила в грязную дорогу, которая вела на вершину уступа. Силуэт большого дома вырисовывался на фоне темнеющего неба.
Я надеялся, что между его остроконечных башен будут громоотводы, чтобы молния не могла разрушить его башенки. Дом Ашера, мотель Бейтса.
Но все казалось спокойным.
А внутри? Деревянная отделка и эхо. Комнаты прислуги, идиотских адвокатов, выключатели времен царя Гороха. Большие открытые камины. Неприятные портреты мужчин с бородами и женщин в огромных платьях.
Царство мышей. Пыль в углах. Двухсторонние зеркала на стенах. И что-нибудь еще в углах, темных щелях, в подвале? Люди. Маленькие люди. Жестокие эльфы у отправного пункта в ад. И Кэрол?
— Куда тебя довезти? — спросил Пабло.
Я не хотел подбираться слишком быстро.
— Остановись где-нибудь здесь.
Пабло съехал с дороги на поросшую травой обочину. Пластиковые цилиндры защищали ряд маленьких деревьев от животных, но не от «ягуара». Пабло припарковался на трех из них.
Он улыбнулся мне:
— Недавно я посадил четыре деревца в Центральном парке, — сказал он. — Поэтому, я думаю, у меня еще осталось одно в запасе.
— Здесь нас могут увидеть, — сказал я. — Макинтайр знает, на какой машине ты ездишь?
— Кроме как о лодке, Макинтайр вообще ничего не знает обо мне. Он даже называет Джулию — Конни. — Он снова поскреб подбородок. — Итак, теперь мы наблюдаем?
Я пообещал, что мы больше не будем ничего делать сегодня вечером. Понаблюдаем за домом, посмотрим, есть ли там кто-нибудь. Сделаем пару логических выводов. И придумаем, что делать дальше.
Я достал бинокль, отделанный резиной. Он был немецкий и очень хорошего качества.
— Я одолжил у тебя это, — сказал я. Я одолжил пару вещей из морского рюкзака Пабло в гостевой комнате.
Из двух зашторенных окон падал свет. Я даже смог разглядеть форму машины рядом с темной аркой, которую я принял за входную дверь.
Я положил бинокль на колени.
— Может, они уже уехали, — сказал я, — или просто забыли выключить свет.
— Ты думаешь, что они занимались чем-то в доме? — спросил Пабло.
По крайней мере Карлштайн и Макинтайр — да. Но это не было основным его назначением. Это был лишь подготовительный этап. Это дом на полпути к чему-то, как сказал Эрни.
— Может, мы приехали слишком поздно, — пробормотал я. Хотя вряд ли. — Если им надо было перевезти людей и какие-нибудь вещи, им пришлось бы ехать мимо офицера Миллера, не так ли?
— Он бесполезен. — Пабло отвернулся от дома и стал осматривать залив через бинокль. — Но ему понравилась моя лодка. Будем это тоже учитывать.
Я ударил Пабло по руке.
— Лодки, — сказал я. — Конечно, они перевезут всех по воде.
— И им надо выбираться ночью.
Тихий уход с базы, дальше проплыть к проливу у Лонг-Айленда и — в другое укрытие.
— Мне надо осмотреться, — сказал я.
— Там ничего нет, — сказал Пабло, после того как он осмотрел все еще раз в бинокль.
— Не отсюда, — сказал я. — Обойти дом. Там должны быть следы, или улики, или что-нибудь.
— Мне казалось, что ты сказал, что мы осмотрим все из машины.
— Я сказал, что мы просто посмотрим. Я не говорил, что мы будем делать это из машины.
Он немного помолчал:
— Мне пойти с тобой?
— Нет, оставайся здесь. — Я не хотел бы, чтобы мне мешали. — У меня с собой мобильник.
— Ага, мой мобильник, — сказал Пабло. — А чем мне пользоваться, жестяной банкой?
— М-да, — печально сказал я.
— Все в порядке. Я взял мобильник Джулии.
Я взял сумку с заднего сиденья и вышел из машины.
— Что у тебя еще там? — Пабло пытался схватиться за край сумки, когда я проходил мимо его открытого окна.
— Ты можешь воспользоваться театральным биноклем, — сказал я и ушел.
В том месте, где был перекресток, я пошел по направлению к дому Карлштайна, поглядывая на вершину холма. Здесь был плохой обзор, и я видел лишь второй этаж здания, все остальное было скрыто холмом.
Теперь, когда я уже знал куда идти, расстояния казались меньше, чем в прошлый раз, и у меня не заняло много времени добраться до зеленых ограждений, которые росли вдоль трека с гаревым покрытием. Я не обращал никакого внимания на москитов, но у меня ужасно болело бедро, и это замедляло мой ход. Сложно было игнорировать такую боль. Антисептика было недостаточно, сказала Джулия. Мне нужны были антибиотики.
Дом Карлштайна выглядел пустым, в гараже не было машины, не было и света. Он был мертв. И все же его аура нависала над этим местом.
Я снова обошел дом и вышел на палубу. Я бегло посмотрел на то, что я сделал с задним окном. Черная масса жуков и комаров собралась на пропитанной медом газете.
В проливе Лонг-Айленда то зажигались, то гасли огни на лодках, возвращавшихся в порт.
Я посмотрел на край палубы. Там была лишь небольшая полоска пляжа, устланного бетонными плитами между водой и кустами ежевики, а также там, в темноте, была видна галька.
Внезапно я понял, что это не была просто свалка. Все это дерьмо лежало там по какой-то причине. Чтобы не привлекать внимания посторонних.
Я спустился по ветхой лестнице на пляж.
Идя вдоль береговой линии, я наступал на останки давно умерших крабов, похожих на останки динозавров, и слышал хруст устричных раковин, когда чайки поднимали их в воздух, а затем бросали на камни. Потом я набрел на мусор человека: пустые банки, пивные бутылки, туалетная бумага, женские прокладки. И огромные камни. Злобное серебро луны окутывало их жесткие края светом, отбрасывало искорки, как ржавые открывалки в отточенный рельеф.
