Филип Джолович - Стены молчания
— Я так не думаю. — Нет смысла вуалировать правду на исповеди перед смертью. Но жесточайшее преступление лежит в моей голове, моем сердце, как все еще не совершенное.
Я повернулся к Аскари:
— Что такое Хиджра?
Его лицо искривилось.
— Отвратительные существа. Мужчины, которые не мужчины. Мужчины, которые отрезают себе яйца. Они подонки.
Мужчины за стеклянной занавесью Бабы Мамы. Трансвеститы? Транссексуалы? Все не так просто.
Жгут вокруг гениталий Эрни, обритое тело, парик. Только через боль он стал Хиджрой, как сказал он. Но в конце боль стала невыносимой, и он убил себя. Он не мог защитить нимф, потому что не мог избавиться от желания обладать ими.
— Хиджра танцует во время рождения ребенка, — продолжал Аскари. — Во время свадеб, во время чего-нибудь благоприятного. Они требуют денег за похотливые танцы. Но они не шлюхи, они хуже их. Знаешь, когда они отрезают себе гениталии, они вставляют в дырку веревку, чтобы она не закрывалась. Чтобы они могли ходить в туалет. Они омерзительны. — Аскари перешел через комнату и наклонился надо мной. От него пахло лавандой и фиалками. Сладко и одновременно тошнотворно. — Они говорят, что ими руководят боги. Шива. Мать богов. Боги отрицают таких грязных последователей. Это стыд Индии. Их надо держать за закрытыми дверями.
Опять та дверь. За этой дверью не для нас.
— И как же Карлштайн удерживал вас за закрытой дверью клуба «Близнецов»? Как он это объяснял?
Аскари застонал.
Макинтайр встал за ним и отодвинул его в сторону кресла.
— Все в порядке, Сунил. Это не продлится долго. Потом ты сможешь пойти домой.
Макинтайр повернулся ко мне.
— А что ты знаешь о своем отце? — спросил он. — Ты думаешь, он не ел нашу морковку?
Видение лесной нимфы пронеслось по спальне дома в Хэмптон Корт.
В этот момент Мэндип поднял руку и тяжело задышал:
— Достаточно, Джим, — еле выговорил он.
— Что такое? — Казалось, Макинтайр был зол из-за слов Мэндипа. В конце концов, теперь он был президентом клуба «Близнецов», после смерти Карлштайна. Макинтайр держал молоток, а мелочь у его ног должна следовать его указаниям.
— Прости, Джим, — Мэндип положил руки на стол. — Синклер Бордер был другом. — Мэндип посмотрел на меня. — Он не прикасался к девочке в доме, Фин. — Ему не хватало воздуха. — Он пытался сказать тебе, объяснить все. Правда в том, что он пытался спасти ее.
Макинтайр был в бешенстве:
— Это неуместно, Чарльз.
— Может быть, — признался Мэндип. Он сел за стул в изнеможении. — Но это правда.
— Ради бога, Чарльз… — Первый раз я видел, как Макинтайр терял контроль. Он сделал глоток чая, чтобы подвести линию под спором. — Просто заткнись и больше ничего не говори, — зло сказал он. — Во всяком случае, Карлштайн мертв. И мы должны поблагодарить нашего Билли за то, что он освободил нас. — Он повернулся ко мне: — Вернемся к делам. Ты нам дал немаленький список требований. Теперь мне хочется знать, почему ты думаешь, что у нас возникнет желание заплатить больше десяти долларов, чтобы облагодетельствовать счета юристов и оставить все как есть?
— Там есть компьютер у вас на столе, — сказал я. — Войдите в Интернет. Если знаете, как это сделать.
— Вот урод, — пробормотал он. Но встал и обошел стол, согнав Мэндипа со стула.
— Поищите Кипджем.
Я подошел к монитору. Макинтайр был в Интернете. Шел поиск. Курсор напоминал песочные часы, вращающийся глобус. Антенна выходила в вечность — в сеть. Но ничего не показалось, кроме сообщения о том, что страница не найдена.
— Попробуйте Какаку.
Макинтайр сдвинул брови:
— Ты что, шутишь?
Спасибо, Пабло.
— Просто сделайте это, — прошипел я, уверенный, что Макинтайр чувствовал мою панику.
— Ты парень с ружьем.
Мне бы хотелось, чтобы все было именно так, но кобура была пуста. Я был пуст, так же, как и экран.
Какаку тоже не было.
Я увидел, что Макинтайр расслабился.
— Ну, и что теперь, Фин Бордер?
У Пабло что, не получилось запустить сайты? Он был таким уверенным. Если он запустил их, тогда где они были? Почему они не нашлись во время поиска?
В этом-то все и было. Их надо было регистрировать или нет? На Yahoo или где-нибудь еще.
Поиск по одному слову не шел. Надо было впечатать полный адрес, чтобы попасть на страницу.
— Напечатайте полный адрес: www и все в таком духе.
— Сам сделай, — сказал Макинтайр.
Я сделал. Кипджем появился через пять секунд. Там говорилось, что читатель может найти сборник «Черное и белое» и открыть его на рассказе «Близнецы».
Макинтайр откинулся на спинку стула и стал потирать свою бородку. Если лента остановится прямо здесь, я был бы счастлив. Он выглядел, как кто-то, на чей костюм за три тысячи долларов только что блеванули.
Мэндип и Аскари стояли за Макинтайром и смотрели на монитор.
— Теперь Какаку, — сказал я. — Теперь это не звучит так весело, не так ли?
Это заняло чуть дольше, глобус прокрутился несколько раз, но мы были на странице. Целые тонны цифр. Это было прекрасно.
Я вернулся к своему столу и налил чаю.
— Два сайта, — сказал я. — Между ними нет связи. Никакой ссылки. Сделка заключается в том, что если я не пошлю сообщение до семи часов сегодня и не скажу, что со мной все в порядке, тогда электронное сообщение будет выслано нескольким тысячам человек, с указанием обоих адресов и предложением взглянуть на сайты. В сообщении будет предложение, от которого вряд ли смогут отказаться. — Я выдержал паузу в ожидании реакции.
Ничего не последовало. Они слушали меня.
— Это первый раунд, — продолжал я. — Если я дам сигнал о том, что со мной все в порядке, тогда оба сайта будут приостановлены. На время. Есть еще один последний срок. Завершение сделки — завтра. Скажем, в шесть вечера. Дам вам отсрочку. К этому времени вам надо выполнить все мои требования. Или опять же сообщение будет разослано.
Троица заняла свои прежние позиции.
— Очень красиво, — сказал Макинтайр. — Но…
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал я. — Шантажист возвращается за большим. Но это не относится ко мне.
— Заткнись! — рявкнул Макинтайр. — Ты потерял главную мысль. Тебе надо прекратить говорить и начать слушать, потому что я собираюсь сказать тебе, где мы находимся. Пара дебильных сообщений и механизм для их открытия никак не связан с твоей жизнью. Я думаю, что Пабло Точера нажмет на кнопку, и я могу быть уверен, что у тебя больше никого нет. Это все что у тебя есть Бордер.
Он поднял другую руку.
— А вот наша позиция. У нас есть Кэрол Амен и ее мать. Прежде чем Карлштайн лишился головы, он опередил тебя намного. Мисс Амен не звучала очень убедительно, поэтому Конрад принял приглашение на эту волнующую встречу и попросил одного из наших друзей нанести ей визит.
Моя кровь превратилась в лед. Я должен был понять, что сообщение Кэрол на автоответчике было подозрительным, что ей угрожали, когда она говорила это. Мне бы не помешал ингалятор Чарльза. — Что вы с ней сделали?
— Ничего. Пока. А на будущее — ее жизнь может пойти двумя путями. Если сообщения никуда не пойдут, тогда она будет в Индии и будет получать все, что ей необходимо, — еду, приют, телевизор и, может быть, какие-нибудь старые номера журнала «Нью-Йоркер». Ее тело будут уважать. Ей не причинят вреда. Ее не будут домогаться. Она не сможет найти работу. Неплохая жизнь.
— А если сообщения выйдут на волю?
— Об этом не стоит и думать, Фин. То движение, о котором ты размышляешь, между Бомбеем и Штатами, может пойти в обратную сторону. Она будет подвержена такой низости, какую ты вряд ли можешь хотя бы представить, и еще больше — чего ты вообще не можешь вообразить. Она не умрет. Она будет желать смерти, но мы не позволим ей умереть. Мы оставим вентилятор включенным. В какой-то момент, может, ей и удастся убить себя. Но не до тех пор, пока ее худший ночной кошмар будет казаться ей прогулкой по парку.
Меня шокировало то спокойствие, с которым он говорил об этом. Было впечатление, что он играл с какими-нибудь стандартными положениями договора купли-продажи.
Он скривил лицо, пытаясь свести руки вместе.
— Так что, видишь, основываясь на том, что ты предложил, две руки никогда не смогут пожать друг друга. Это пропасть. Самая важная вещь для тебя — Кэрол Амен, даже более важная, чем реабилитация, о которой ты так мечтаешь. Мы отпустим ее, но нет гарантий, что эти письма не вылетят из своего ящика. Но если они вылетят, тогда деточку Амен будут иметь, пока она не разлетится на куски, на низшие формы жизни, которые только что выбрались из канализации. А если они останутся на месте, тогда она останется старой девой до конца своей жизни где-нибудь в Индии.
Мне хотелось убить его.
— Нет, — сказал я. — Кэрол останется здесь, в США. В этом случае письма будут ликвидированы.
