Тана Френч - Ночь длиною в жизнь
Изабель поглядела по сторонам, убедилась, что вокруг есть кому прийти на подмогу, и сказала — ясно и громко, чтобы зрители услышали:
— Возьми свой телевизор и засунь себе в задницу.
Она отпрыгнула, быстро и ловко, как кошка — на всякий случай, вдруг я за ней погонюсь? — и показала мне средний палец, так чтобы всем хорошо видно было. Потом развернулась, процокала шпильками по Холлоус-лейн, достала ключи, юркнула в улей старого кирпича, тюлевых занавесок и ненасытных глаз — и захлопнула дверь.
Вечером пошел снег. Оставив телевизор в начале Холлоус-лейн — пусть его стибрит очередной клиент Деко, — я отогнал машину домой и отправился бродить. У Килменхэмской тюрьмы на меня начали оседать громадные снежинки. Снег не хотел униматься, хотя таял, едва коснувшись земли. Впрочем, в Дублине и такого годами не увидишь. У больницы Святого Иакова собралась толпа студентов: красноносые и хохочущие, они устроили битву снежками, соскребая снег с остановившихся у светофора машин и прячась за безвинными прохожими, и не обращали никакого внимания на сердитое ворчание спешащих с работы. Парочки, завороженные снегопадом, засовывали руки друг другу в карманы и, задрав головы, смотрели на падающие снежинки. Пьяницы пробирались домой из пабов с утроенной сверхосторожностью.
Глубокой ночью я оказался на Фейтфул-плейс. Огни не горели, только Вифлеемская звезда сияла в окне Салли Хирн. Я стоял в тени — там, где когда-то стоял, дожидаясь Рози, — и глядел, как ветер заметает радужные снежинки в желтых кругах под фонарями. Улица выглядела уютной и мирной, как на рождественской открытке, укутанной на зиму, мечтающей о бубенцах и горячем какао. Снег шуршал по стенам, далекие церковные колокола отбили четверть часа.
Свет мелькнул в окне гостиной номера третьего, отодвинулась занавеска, за стеклом возник темный силуэт, подсвеченный настольной лампой: Мэтт Дейли, в пижаме. Он уперся руками в подоконник и долго смотрел, как снежинки падают на булыжную мостовую. Его плечи поднялись и опустились от глубокого вздоха, и он задернул занавески. Через мгновение свет погас.
Я не мог заставить себя пройти по улице, поэтому перелез через стену, во двор номера шестнадцатого.
Под ногами хрустел гравий и замерзшие сорняки, торчащие из грязи в том месте, где умер Кевин. В номере восьмом окно Шая оставалось темным и пустым. Никто не побеспокоился задернуть занавески.
Задняя дверь номера шестнадцатого, распахнутая в черноту, беспокойно скрипела под порывами ветра. Я стоял на пороге, глядя на мутный снежно-голубой свет звезд и на пар от моего дыхания в морозном воздухе. Если бы я и верил в привидения, этот дом разочаровал бы меня навсегда: ему-то полагалось кишеть ими — привидения просачивались в стены, носились в воздухе и шуршали, причитая, в каждом углу. Никогда прежде я не ощущал подобной пустоты — пустоты, от которой дух захватывало. За чем бы я ни пришел сюда — Снайпер, предсказуемая душа, наверняка назвал бы это «очищением» или еще каким-нибудь дерьмом, — здесь этого не было. Несколько снежинок влетели внутрь дома, полежали пару мгновений на половицах и растаяли.
Я подумывал унести что-нибудь с собой или оставить что-нибудь на память — просто так, но оставлять было нечего, а брать ничего не хотелось. Я вытащил из сорняков пустой пакет из-под чипсов, сложил его и подсунул в дверь, чтобы не открывалась. Затем перелез через стену и пошел дальше.
В этой комнате наверху я, шестнадцатилетний, впервые дотронулся до Рози Дейли. Наша компания собралась летним вечером в пятницу, прихватив с собой пару больших бутылок дешевого сидра, полную пачку сигарет и пакет клубничных леденцов. В каникулы мы подрабатывали на стройках — я, Живчик Хирн, Дес Нолан и Джер Брофи, — так что были парни загорелые, мускулистые и при деньгах, смеялись громко и от души, кичились новоприобретенной мужественностью и рассказывали захватывающие истории с работы, чтобы поразить девчонок. Девчонки — это Мэнди Каллен, Имельда Тирни, сестра Деса Джули и Рози.
Месяц за месяцем Рози превращалась в мой тайный магнитный полюс. По ночам я лежал в постели и чувствовал, как она, через кирпичные стены и за булыжной мостовой, своими снами медленно поворачивает меня к себе. Ее близость волновала так, что дух захватывало, — мы все сидели у стен, и мои ноги лежали совсем рядом с ногами Рози; пошевелись я хоть чуть-чуть, моя голень прижалась бы к ее голени. Даже не глядя на Рози, я кожей чувствовал каждое ее движение, знал, когда она убирала прядь волос за ухо или двигалась вдоль стены, подставляя лицо солнцу. А уж если я смотрел на Рози, у меня мозги заклинивало.
Джер растянулся на полу, изображая перед девчонками в лицах историю, «основанную на реальных событиях», — мол, он одной рукой поймал стальную балку, которая собиралась грохнуться с третьего этажа на чью-то голову. Нас всех слегка вело — от сидра, никотина и компании. Мы знали друг друга с пеленок, но в то лето все менялось с невообразимой быстротой. Пятна румян краснели на пухлых щечках Джули, Рози надела новый серебряный кулон, который сверкал на солнце, у Живчика голос наконец закончил ломаться; и все мы пользовались дезодорантом.
— …И этот тип говорит мне: «Сынок, если бы не ты, я бы не ушел сегодня домой на своих двоих…»
— Знаете, чем пахнет? — спросила Имельда, ни к кому особенно не обращаясь. — Хреном. Замечательная свеженькая хреновина.
— Ну уж хрен ты всегда узнаешь, — ответил ей Живчик улыбаясь.
— Помечтай. Если твой узнаю, то с собой покончу.
— Это не хреновина, — возразил я. — Я рядом стоял, все видел. И скажу вам, девчонки, этот парень — самый настоящий герой.
— Герой, как же! — Джули подпихнула Мэнди локтем. — Поглядите на него. Он и мячик-то не поймает, какая там балка.
Джер напряг бицепс.
— На, пощупай — и повтори.
— Неплохо… — Приподняв бровь, Имельда стряхнула пепел в пустую банку. — А теперь пекторальные покажи.
Мэнди взвизгнула:
— Ты свинья!
— Сама ты свинья, — сказала Рози. — Пекторальные — это грудные мышцы. А ты что подумала?
— Откуда ты такие слова знаешь? — поинтересовался Дес. — Я вот никогда не слышал ни про какие пекторальные.
— От монашек, — ответила Рози. — Они нам картинки показывали и рассказывали. По биологии.
Дес на пару мгновений застыл; потом до него дошло, и он швырнул в Рози леденец. Она легко поймала конфету, бросила ее в рот и засмеялась. Мне жутко хотелось врезать Десу, но подходящего предлога не нашлось.
Имельда улыбнулась кошачьей улыбкой Джеру.
— Ну, так мы их увидим или нет?
— Это вызов?
— Ага. Давай.
Джер подмигнул нам. Потом встал, повел бровями на девчонок и начал сдвигать футболку вверх по животу. Мы все завыли; девчонки начали прихлопывать. Джер стянул футболку, крутанул ее вокруг головы, бросил в девчонок и изобразил культуриста.
Девчонки хохотали так, что уже не могли хлопать. Они все сбились в угол, положив головы друг другу на плечо, и держались за животы.
— Ну ты зверь… — Имельда утерла слезы.
— Господи, у меня грыжа вылезет, — сказала Рози.
— Это не пекторальные, — задыхалась Мэнди. — Это сисечки!
— Чушь какая, — обиделся Джер, забыв про позу и разглядывая грудь. — Никакие не сисечки. Парни, это сисечки?
— Шикарные, — ответил я. — Иди, я померяю, купим классный бюстгальтер.
— Отвали!
— Будь у меня такие, я бы из дома не выходил.
— Отвали и засохни. Что тебе не нравится?
— А они и должны быть такие мягкие? — поинтересовалась Джули.
— Давай сюда. — Джер махнул рукой Мэнди, мол, верни футболку. — Если не нравится, убираю.
Мэнди покачала футболку на пальце и взглянула из-под ресниц на Джера.
— Может, возьму на память.
— Господи, ну и запах, — фыркнула Имельда, отпихивая футболку от лица. — Такое потрогаешь, враз забеременеешь.
Мэнди взвизгнула и швырнула футболку в Джули. Джули поймала и взвизгнула еще громче. Джер потянулся за футболкой, но Джули поднырнула у него под рукой и подскочила.
— Мельда, лови!
Имельда поймала футболку, увернулась от Живчика, который пытался обхватить ее, и выскочила за дверь, размахивая футболкой, как знаменем. Мелькнули длинные ноги и длинные волосы. Джер с топотом бросился за Имельдой; Дес вскочил и протянул мне руку, помогая подняться, но Рози сидела, прислонившись к стене, и смеялась — и я не двинулся с места. Джули на бегу одергивала узенькую юбку. Мэнди через плечо бросила озорной взгляд на Рози и крикнула:
— Эй, вы, подождите меня!
Внезапно в комнате стало тихо; я и Рози улыбнулись друг другу через тающие полоски дыма, над рассыпанными леденцами и полупустыми бутылками сидра. Мое сердце колотилось, как после бега. Я не мог припомнить, когда мы оставались наедине.
